как Сенька Медведев в темнице пребывал и день ото дня смертного конца - главоотсечения ожидал, святейший и блаженнейший архипастырь Христовой словесной паствы кир Иоаким… патриарх, подо-бясь архипастырей архипастырю самому незлобливому Христу Богу, низшедшему взыскать погибшую овцу двора своего, не помянув его, Сеньки Медведева, всякие злобы, и злодеяния, и злословий, и досад, и укоризн, и непокорства, более того - противности к себе и к святой церкви, не желая ему погибнуть в отступничестве от святой восточной церкви и в ереси латинского новозломудрования, послал к нему в узилище мужей неких священных и философов, восточного благочестия учителей православных, на обличение ереси его, которую он вводил и ввел в большинство православно-российского народа". Так, не мудрствуя, прямо со лжи начинает рассказ об „отречении" Медведева автор одного из мудроборческих сочинений, приближенный патриарха Иоакима.
Сравнение патриарха, приложившего все силы к тому, чтобы Медведев со дня на день ожидал смертной казни, с „незлобливым Христом", заставляет усомниться в вере автора-„мудроборца". Попытка убедить нас, что Иоаким действовал исключительно из гуманных соображений, выглядит просто наивно на фоне массы создававшихся в 1690 - 1693 годах полемических сочинений против „ереси" Медведева. В лучшем для автора цитированных строк случае мы можем сказать, что комиссия „священных и философов" была послана в темницу к Медведеву, чтобы попытаться с его же помощью „истребить" вышедшие из его „бездверных уст" идеи, которые „мудроборцам" и после осуждения Сильвестра не удавалось побороть.
Это „в лучшем случае", поскольку согласно другому мудроборческому сочинению никакой комиссии не посылалось и „раскаяние" Медведева произошло отнюдь не через „несколько дней" после вынесения ему приговора (как отмечает далее первый автор), а гораздо позже: „И больше годичного времени в Троицком
Сергиеве монастыре был заключен. И там будучи, прий-дя в себя, о развращении церковном покаялся и дал о том свое покаянное рукописание… словесное и письменное". Третью, столь же произвольную дату дает само „отречение" Медведева, датированное декабрем 1689 года (указание числа во всех его списках почему-то отсутствует).
Правда, „отречение", или, как называли это сочинение в окружении Иоакима, „покаянное исповедание", Медведева признает существование комиссии, якобы убедившей еретика в ошибочности его мнения о пресуществлении святых Даров. Оно даже перечисляет состав комиссии, куда вошли Новоспасский архимандрит Игнатий Римский-Корсаков (действительно знающий, многогранно талантливый человек и личный друг патриарха), бывший игумен Воздвиженского монастыря Ефрем, Софроний Лихуд „и иные". Но в предисловии к „покаянному исповеданию", написанном от лица Иоакима, ни о какой комиссии речи нет. Напротив, оно уверяет, что Медведев написал „писание оно самовольно". Автор предисловия обращает особое внимание на то, что „еретик" отрекся от своих убеждений „не от нужды и не от страха", что его никто не заставлял и ничем не соблазнял каяться. Отечественному читателю, привычному к чтению между строк, ослиные уши здесь достаточно заметны.
Сохранение Медведеву жизни не имело для „мудроборцев" смысла, если бы они не хотели использовать его в своих целях. Медлить в условиях продолжающегося брожения умов не следовало. Поэтому можно поверить, что патриарх отправил своих людей для получения „отречения" Медведева вскоре после вынесения ему смертного приговора. Перечисленные в „покаянном исповедании" люди действительно были в это время при патриархе и могли составить комиссию, хотя достоверно мы не можем этого утверждать. Важно, что им (или иным посланным в Троицу) сразу заставить Медведева „раскаяться" не удалось: иначе зачем было бы датировать „покаянное исповедание" декабрем?
О том, что эта дата не случайна, мы можем судить по ее связи с другой датой. Патриаршее предисловие к „покаянному исповеданию" уверяет, что последнее было зачтено на освященном соборе „по некиих днях" (а не неделях и не месяцах) после его присылки в Москву, а вслед за ним читалось „Слово поучительное" самого Иоакима. Слово это в одной из рукописей датировано январем 1690 года. Таким образом, можно поверить, что патриаршая комиссия добивалась от Медведева „отречения" около двух месяцев или более - значительную часть октября, ноябрь и часть декабря 1689 года. Методы такого рода деяний известны, о достоверности вырванных с их помощью „покаяний" современный читатель имеет представление. Своеобразие нашей истории состоит только в том, что Медведев не отрекся от своих убеждений и не раскаялся в своих поступках. Обреченный на смерть, закованный в ручные и ножные кандалы, упрятанный в каменный мешок, писатель нашел в себе силы не только не написать; но и не подписывать изготовленное для него „покаянное исповедание". Вероятно, ему объяснили, что это бесполезно, что покаяние „сойдет" за истинное и без его подписи, что о его бессмысленном упорстве никто никогда не узнает, а сам он безвестно сгинет, как изверившийся в своих заблуждениях еретик. Медведев оказался из тех редчайших людей, которые ни под каким видом не способны отречься от истины, которые и жизнью, и смертью своей утверждают веру в человека.
Чтобы нагляднее представить себе события, связанные с „отречением" Медведева, раскроем сборник цер-ковно-исторических актов второй половины XVII века, хранящийся в Синодальном (бывшем патриаршем) собрании рукописей Государственного исторического музея под номером 991. Здесь на листах 322 - 340 находятся подлинники „покаянных исповеданий" Семена Медведева и его единомышленника в споре о пресуществлении, бывшего попа, а ныне монаха Симеона (Саввы) Долгого. Оба документа написаны на отличной голландской бумаге четким профессиональным почерком, но лишь один из них подписан, как полагалось, по листам: „К сему моему истинному покаянию и православному исповеданию аз недостойный и многогрешный Симеон во извещение правды руку приложил".
Для объяснения отсутствия аналогичной подписи Медведева составители документов использовали простой прием, обманувший, однако, многих исследователей. Прямо в тексте первого „исповедания" указано, что его писал „я, многогрешный Сенька, своею рукою". Чтобы убедиться в ложности этого указания, довольно было взглянуть на рукопись, почерк которой не имеет ничего общего с почерком Медведева. На это еще в конце XIX века указал историк церкви А. А. Прозоровский. Кроме того, Медведев всегда специально подписывал автографы своих сочинений. Наконец, составители „исповеданий" совершили грубую ошибку, которую мог заметить и человек, незнакомый с рукописями Медведева. Получалось, что заключенный и закованный в кандалы „еретик" каким-то образом своей рукой написал и „исповедание" своего находящегося на свободе бывшего товарища - ведь оба документа писаны одним почерком!
Не вполне осмотрительно было сфабриковано и содержание „покаянных исповеданий" Медведева и Долгого. Например, составители поленились выдумывать два разных текста и в значительной мере списали второе „исповедание" с первого, сокращая и частично варьируя его. Они явно переусердствовали с милыми сердцу „мудроборцев" ругательствами (типа „яда ду-шегубительного исполненной отравы", „многого бля-дословия", „развращенного писания", „зломудрствования" и т. п.), которыми преизобильно осыпает