чего? Нормальный мужик не помнит две вещи: где находится бельё и дату свадьбы.
— Иди уже, «нормальный мужик». Вот простыни и одеяло. Его тоже прогреешь.
Она сунула шерстяной плед.
— Про одеяло не говорили.
— Да подумала я, что на столе на одной простыне слишком жёстко.
— Ага…
Прихватив ещё две большие вилки — из кухонного набора и из набора для пикника, Михаил скатился в подвал. Вскоре он этими вилками перекладывал обрабатываемые вещи. Печь грелась всё активнее, через некоторое время пришлось противни ставить на осколки кирпичей. Так он и вертел туда-сюда, пока сверху не раздался окрик:
— Простыни! Срочно!
Подхватив бельё на вилки, Михаил побежал в большую комнату.
— Давай вперёд, у Иринки уже краснота пошла.
Михаил проскользнул в двери, обгоняя Йв и Ольгу, которые вели под руки роженицу.
— В смысле — краснота? — Испугался он.
Мужчина спрашивал, не прекращая работу. Быстро раздвинул стол, расправил пожелтевшие от жара одеяло и простыть.
— Воды розовые стали. — Пояснила супруга. — Это уже ребёнок лезет.
— Значит, недолго осталось?
— Ага, как же! Ладно, если за день управимся. Не стой. Иди руки мой.
Михаил дождался, пока пыхтящая троица проползёт в комнату, и умчался на кухню. Проверил одежду: штаны надеты те, что не сползают, кроссовки зашнурованы, футболка навыпуск. Вымыл с мылом руки по локоть, лицо и шею. Шею — на всякий случай. Надо бы шапочку, чтобы волосы не падали, но уж как-нибудь. Просто расчесался мокрой расчёской — убрал выпадающие волосы.
Пока умывался, Ира смогла только дойти до стола. Забраться не получалось. Даже на стул — как только ставила ногу, её скрючивало. Пришлось брать на руки и укладывать.
— Ты у меня как маленькая. На ручках в постельку.
— Аг-га… А-а… Подушку да… Айте.
— А тебя, Оль, я так не подниму, — заметил Михаил.
Та только фыркнула:
— Доползу.
Ира при каждом приступе цеплялась за всё, до чего дотягивалась: край стола, спинку стула, руки подруг. Стул у неё отобрали, чтобы не пристукнула кого-нибудь ненароком. Под голову положили плоскую и твёрдую подушку от дивана.
Ира застыла на миг, выпучила глаза. И вдруг, громко, протяжно:
— А-а-а-а!
Михаил попытался удержать ноги жены в приподнятом положении, но его просто снесло.
Крик оборвался.
— Носом. Носом дыши. — Скомандовала старшая.
Девушка посмотрела на неё мутным от боли взором, но потом поняла и старательно засопела.
— Ерунда получается, — высказался Михаил. — Как без кресла обойтись? Этого… Гинекологического… О, Галё! Ты вовремя.
В дверях стоял приковылявший на крики абориген. Парень удивлённо посмотрел на вождя.
— Быстро! Мой руки. Будешь помогать.
В темпе притащил неандертальца к умывальнику, вымыл ему руки по локоть и уволок обратно в комнату.
— Меняемся. Оля к голове. Йв сюда. Ты, Галё, стой здесь. Держи как я.
Михаил подхватил Иру одной ладонью под колено, поднимая ногу, а второй рукой вцепился в край стола у неё над головой. Галё ухватился так же. По идее, Йв тоже справилась бы с задачей. Сил неандерталке не занимать. Но вождь решил, что напрягать живот ей опасно.
— Оля, командуй!
Женщина вытерла вспотевший лоб подруги, спросила:
— Как ты, живот тянет?
— Чуть-чуть.
— Вот как не «чуть-чуть», так ты не стесняйся. Поняла?
— Поняла. Пока нет…
И тут же вытаращила глаза, с силой выдыхая через рот:
— Сейча-а-а-а!
Несколько быстрых вздохов — и снова крик.
В перерывах между схватками Ольга вытирала ей лицо и успокаивала.
— Ощущение, что меня сейчас порвёт.
— Ничего, ничего. Всё зарастёт.
— А если я кровью истеку?
— Всё будет хорошо.
— А если…?
— Всё. Будет. Хорошо.
* * *
Час проходил за часом, а ситуация не менялась. Только схватки становились всё чаще. Десять минут криков и удержаний, а потом перерыв — всё короче и короче. Ирина при схватках то выгибалась дугой, то наоборот, поджимала колени. Приходилось сдерживать, чтобы не выпрыгнула со стола и на начала тужиться раньше времени.
И только часа в три пополудни Ольга выдохнула:
— Скоро. Схватки и промежутки сравнялись.
Все уже давно сидели вокруг стола с роженицей. А чего бегать? За несколько часов всё стало привычным. Даже Михаил, переживавший больше всех, успокоился. А уж Галё вообще оставался невозмутим, как индеец.
Будто дождавшись слов подруги, Ира вздохнула полной грудью и поджала ноги. И тут Михаил понял, что ни хрена он не успокоился. Когда твоя женщина рычит от боли, когда её крючит — успокоиться нельзя.
— Галява́, — сообщила Йв.
— Много? — Уточнила Ольга.
Йв замешкалась и Михаил наклонился посмотреть сам.
— Почти ничего не видно. Только самая вершинка купола.
Ольга коротко кивнула.
— Давай, девочка. Подыши. Помнишь, как учили? Отдохнуть надо. Теперь нельзя будет останавливаться.
Это тоже обсуждалось. Показавшаяся головка означала, что скоро животик плода дойдёт до выхода и будет пережата пуповина.
— На, Ирочка, попей. Потом некогда будетю Йв, меняемся местами!
Не успели девушки дойти до мест, как Иру снова скрючило. Теперь потуги пошли сплошняком. Вздохнёт пару раз — и спазм. Но что-то пошло не так, потому что Ольга обеспокоенно посмотрела в глаза мужа.
— Что? — У Ирины тоже поднялась паника. — Что! А-а-а-а!
Очередной спазм окончился резким выдохом и шипением.
— Больно!
Лицо Ольги стало жёстким:
— Режем! Миш, ты инструмент простерилизовал?
— Какое «режем»? — Девушка начала вырываться. — Вы там ох*ели? Мы же говорили, что это крайний случай!
— А это и есть крайний! — Рубанула старшая. — Миш, сам погляди.
Михаил наклонился. Выход расширился на сколько возможно, но этого не хватало. Судя по закруглению, до максимального сечения ещё далеко, а ткать вокруг головки натянулась до белизны и выпирала рукавом. Эдакая кожаная манжета. Михаил вытащил из остывшей уже кастрюльки прокипяченные ножницы.
— Где?
— Мне резали здесь.
Ольга показала немного левее направления на очко.
— Да не дрожи ты!
— Ага…
Михаил попытался поддеть край пальцем. Не ножницами же тыкать? Не получалось. Ещё раз нервно вздохнув, он достал лезвие, как замену скальпелю. Точечно ткнув уголком в самый край, он резко отдёрнул руку: подпёртое давлением, тельце полезло само.
— Давай! — Раздался крик Ольги. — Давай, родная! Через боль. Всё у нас, баб, через боль.
Михаил еле успел бросить лезвие обратно в кастрюльку (чтоб никто не порезался), как показалось плечико. И тут же, почти без перерыва, младенец практически выпрыгнул ему на руки. Дрожащими руками (не уронил!) отец положил заоравшего ребёнка на живот матери. Его тут же подхватила Ольга. Повернула боком, завязала пуповину шнурком. Их заранее выбрали — самые гладкие — и простерилизовали с другими инструментами.
Дальше уже неспешно затянули второй шнурок и перерезали пуповину. Так же неспешно дождались выхода последа. Ольга только его аккуратно, на грани сопротивления вытягивала,