— Слышал про колонну с продовольствием? Вода с фабрики, на которой ты работаешь, отправится туда, где убивают людей. И пить ее станут те, кто убивает.
Фина пристально смотрела на Телля, но не в ожидании ответа, — ей важно было, чтобы муж понял. Телль напрягся, словно защищаясь от сказанного.
— Я узнаю, — пообещал он.
И утром, дождавшись, когда мастер пойдет мимо, Телль спросил его — будет ли их вода в колонне помощи повстанцам.
— Конечно, — не останавливаясь, уверенно бросил мастер.
Руки Телля бессильно повисли. Глаза растерянно смотрели мастеру вслед. Весь день Телль был как оглушенный, с одним-единственным вопросом в голове.
Как теперь здесь работать?
К концу смены дала о себе знать усталость. Она отвлекла от тяжелых раздумий, и стало ясно: ведь, на самом деле, мастер лишь подтвердил то, о чем Телль догадывался и чего не желал принять.
Подлая, гадкая мысль забралась в голову. Можно, оказывается, совсем не переживать об этом, если не думать. Можно спокойно жить, когда где-то рядом убивают людей, а ты хоть как-то, но причастен к этому убийству. И можно жить, забывая о случившемся по твоей вине с сыном.
Чтобы признаться Фине, что она была права, потребуются силы. А домой Телль возвращался разбитым. Не заметив сидевшую в ожидании его на остановке Фину, он прошел мимо, но жена окликнула Телля и, догнав, взяла под руку.
— У тебя все хорошо? — с сомнением спросила Фина.
Для того, чтобы ответить, Телль выпрямился, проглотив вместе со всеми переживаниями комок в горле.
— Все так, как ты говорила, — глядя в глаза жене, произнес он. — Нашу воду везут туда.
Думая об этом весь день, Телль поэтому не уточнил жене, куда именно везут воду, а Фина не сразу поняла, что муж имел ввиду.
— Столько значения ты этому придаешь, — хоть Фина знала мужа, но все равно удивлялась. — А ведь, по большому счету, ничего не случилось.
— Не случилось, — согласившись, тяжело повторил Телль.
Доброволец
В добровольцы у Телля на работе записался весь цех.
— Тридцатый, мы тебя тоже записали, — бодро сообщил ему мастер.
— Как? — пронзило Телля. — Зачем?
— Потому что все записались, — убежденно ответил мастер. — А как же?
Отпрянув в возмущении, Телль бросился из цеха к управлению фабрики. Туда, в отдел кадров, как он решил, и отнесли заявления. Мастер крикнул, пытаясь остановить его, но Телль не слушал.
С грохотом промчавшись по коридору, он рванул дверь с нужной табличкой и влетел в кабинет. Там никого не оказалось. Растерянно обведя пустые столы, Телль в сомнении пошел к соседней двери. Постучавшись, он распахнул ее. Все, сидевшие внутри, дружно подняли на него головы. Телль спросил про список.
— Это не к нам.
— А к кому?
— Не знаем.
Закрыв дверь, Телль увидел злобное лицо мастера.
— Вернись на место и делай свои дела в перерыве!
Телль не шелохнулся. Выпустив пар, мастер сам заглянул в отдел кадров.
— Видишь, никого? — сказал он уже мягче. — В дальнем углу сидит специалист по военному учету. Номер не помню. Списки у него.
С трудом высидев в перерыве новости с политинформацией, Телль снова отправился к отделу кадров. На этот раз дверь кабинета была закрыта. Телль решил ждать. Время уже поджимало, когда в кабинет один за другим стали заходить люди. Они рассаживались за свои столы, но дальний стол оставался пустым.
Телль не отрывал от него глаз. Он готов был ждать, сколько нужно, — главное, чтобы списки никуда не передали и не отнесли. Ну и еще — чтобы мастер не явился сюда за ним. У Телля есть где-то четверть часа, прежде чем мастер хватится его.
Наконец к столу подошел невысокий, с большой лысиной, человек в сером пиджаке с номером на нагрудном кармане. Повесив пиджак на спинку стула, он пригладил остатки волос, надел нарукавники.
Телль уверенно шагнул к нему, назвав свой цех, номер и фамилию.
— Вычеркните меня из списка. Я свое согласие не давал.
Впервые в жизни Телль просил за себя.
— Хорошо, — спокойно сказал человек в нарукавниках.
Достав из стола папку, он выложил оттуда исписанный лист. Телль узнал круглый почерк мастера. Палец человека заскользил вниз по списку. Дойдя до номера с фамилией Телля, палец остановился. Человек взял линейку и, положив ее на буквы, аккуратно зачеркнул ручкой всю строку.
— Спасибо вам, — тепло сказал Телль.
Хоть радоваться тут было особо нечему — он, считай, забрал свое — но дышать стало действительно легче.
Через несколько дней тот же самый человек в нарукавниках вместе с мастером подошел к Теллю и передал ему повестку из военкомата.
— Что это? — не веря своим глазам, спросил Телль.
— Повестка. Вам.
— Как? — Телль поднял на человека в нарукавниках непонимающий взгляд. — Но вы же сами меня вычеркнули. Я видел.
— Вычеркнул, — согласившись, кивнул тот. — И не я вас вызвал.
Согнувшись над повесткой, Телль несколько раз, по буквам прочитал свое имя и фамилию. Весь день он думал о том, как такое могло получиться. "Ошибка", — с какой стороны Телль ни подходил к ситуации, по-другому он никак объяснить это не мог.
— Они не ошибаются, — поглядев на повестку, с сожалением сказала Фина.
Телль не спорил. Он сам это прекрасно понимал. Но, все же, надеялся до последнего.
***
— Никакой ошибки нет, — ответил, заглянув в протянутый Теллем паспорт, человек в военкомате.
Его стол занимал чуть ли не половину кабинета. В отличие от служащих, которых Телль успел заметить здесь в коридорах, этот человек был не в военной форме.
Какое-то время они с Теллем молча смотрели друг на друга. Человек за столом ждал вопросов, Телль ждал объяснений.
— Там вы принесете стране больше пользы, чем здесь, — не желая тратить времени сверх необходимого, сказал человек за столом.
— Я служил, но это было очень давно… — начал Телль.
— То, что вы проходили службу, лучше для вас, — убедительно ответил человек за столом.
— Вам ведь нужны добровольцы…
— Вот и будете добровольцем.
— Почему меня не спросили?
— А зачем? — подчеркнуто равнодушно бросил человек за столом.
— У меня жена. Мы не молоды. И мы одни.
— Были бы вы один — сидели бы дома.
Человек выложил на стол две папки. На одной, потолще, Телль увидел фамилию Фины, на другой — свою.
— Можете посмотреть, — предложил человек за столом.
О себе ничего нового Телль из папки не узнал. Другое дело — там было абсолютно все. Каждое его попадание в полицию (в большинстве случаев — за то, что не успевал вернуться домой до отбоя), каждая проверка нацполами квартиры, даже каждое неоткрывание двери коменданту. На отчете о поездке с Ханнесом на море взгляд Телля остановился.
"Жалоб от хозяйки квартиры не поступало, правонарушений не замечено", — прочел про себя Телль.
История смерти Марка и Ханнеса с описанием диагнозов сыновей уместилась на одной странице.
"Это все, что они оставили для себя от моих детей", — с горечью подумал Телль.
Какие у сыновей были глаза, что любили мальчики, как дороги они были Теллю с Финой — никого не интересовало.
В деле Фины оказались фотографии ее родителей. Телль узнал их сразу — по портретам, которые жена рисовала по памяти. У самой Фины не осталось ни одного изображения папы и мамы после того, как ее забрали от бабушки. С другой страницы на Телля взглядом замученного в неволе зверька смотрела девочка лет одиннадцати с тугими-претугими косами, в толстом коричневом платье с черным фартуком. Это была Фина. И небольшой шрам над левой бровью, еле видный сейчас, на фото оказался совсем свежим.
С тяжелым чувством закрыв папку жены, Телль медленно вернул ее на стол. Человек с той стороны молча наблюдал за ним все это время и, кажется, ни разу не моргнул.
***
Выйдя из военкомата, Телль понял, что самое трудное ему еще предстоит. Фина, скорее всего, уже встречает его на остановке. Она сильная, сколько Телль знал жену — она всегда была сильной, но и у нее однажды не выдержит сердце.