— Как же так вышло, родной мой! — сокрушалась Фина. — Как же так?
Вокзал
Чтобы вернуться в нормальную жизнь, нужно было придумать себе дело. Но, чтобы придумать его, нужна свободная голова. Отвлечься же от своих мыслей Фина не могла. Она просто не знала как.
Еще у соседей все время кашлял заболевший ребенок. В кухне Фине это было особенно слышно. Когда мальчик захныкал из-за горького лекарства, и на него стал орать отец, Фина не выдержала. Быстро одевшись, она выскочила из квартиры на улицу.
Уже стемнело, во дворе не было никого. Взглянув на окно соседской комнаты, где лежал больной мальчик, Фина поняла, что сейчас повела себя, как Телль. Сама бы она стукнула соседям в стену, чтобы те вели себя тише.
Фине стало жалко малыша — и потому, что он болеет, и потому, что у него такой отец.
Только вот ее детей никто не пожалел.
Фина подняла голову. Как ни заслоняли, как ни прятали огромные дома от нее мир, все-таки до неба им было не добраться. Конечно, что могли, они сделали — вытянувшись изо всех сил, оставили Фине от черной бесконечной вышины лишь маленький кусок. Но и в нем точками светились звезды. Может быть, именно в эти мгновенья на них глядит Телль?
"Как ты там? Думаешь ты обо мне? Есть ли у тебя там хоть немного времени вспомнить меня?" — спрашивала его Фина.
Утром она отправилась к дому, где с мужем они прожили столько лет. Раньше Фина была уверена, что никогда туда не вернется, даже близко не подойдет к той квартире. Ведь именно там не стало Ханнеса. И там она потеряла двух других сыновей.
Тоска по мужу, одиночество, неприкаянность вели сейчас туда Фину. Вот фонарь, на который любили смотреть Телль с маленьким Ханнесом. Каждый вечер Телль брал сына на руки и подносил к окну.
— Смотри, огонёк, — показывая на тот фонарь, говорил он.
— Анёк, — повторял Ханнес.
Тогда ему было полтора годика.
Чтобы за листьями деревьев увидеть свои окна, Фина шагнула с тротуара на проезжую часть. В кухне под открытой форточкой стояла герань. Герань, которую Фину по утрам заставляли поливать в детдоме, шлепая по рукам линейкой за каждую пролитую на подоконник каплю. У нее дома такого цветка не было бы никогда.
В один миг для Фины эта квартира стала чужой. Перейдя на другую сторону улицы, она последний раз взглянула на окна, — чтобы больше никогда к ним не возвращаться.
Вышедший из подъезда комендант заметил Фину, но сделал вид, что ее не знает.
К дому направлялась женщина в сером костюме. Раньше Фина ее не видела. Может, это она живет теперь в той квартире? В руке у прохожей была большая сетка, откуда торчали хлеб с молоком. Женщина остановилась, вытащила уже начатую булку и откусила ее.
Фина сразу почувствовала голод. Захотелось не просто безвкусной, безликой магазинщины, а родного, теплого, домашнего — как пирожки, которые для нее готовила бабушка. Сама Фина часто пекла пирожки мужу и сыну. Хоть Ханнесу с Теллем они очень нравились, особенно с капустой, но такие, как бабушкины, у нее никогда не получались…
В этот раз пирожки выдались на славу. Фина даже обрадовалась, только вот разделить радость было не с кем. Она смотрела на полные кастрюли пирожков, не зная, что с ними делать. Фине их хватило бы на неделю, если не больше.
Завернув одну из кастрюль с пирожками в теплое полотенце, она поставила ее в сумку и отправилась на улицу. Фина хотела поначалу раздать пирожки прохожим, но те несколько человек, которым она успела предложить их, или шарахались от нее или проходили мимо, ускоряя шаг. Заметив, как за ней наблюдает нацпол, Фина поняла, что надо уходить.
"На вокзале их обязательно кто-нибудь возьмет", — решила она. Действительно, тем, кто покидает дом, близких, родных людей, ее пирожки нужнее.
Нацполицейский у вокзала лишь покосился на сумку Фины. Внутри здания было душно, и все, кроме тех, кто стоял за билетами, спрятались в тени навеса платформы на перроне. Остановившись там у своего столба, Фина стала высматривать, к кому можно подойти с пирожками. Предлагать всем подряд она больше не хотела.
В ее сторону шел молодой военный с женой и дочкой. Девочку он держал в одной руке, другую крепко обхватила супруга.
Глядя на них, Фина вспомнила, как провожала мужа. Стало жалко всех — и Телля, и себя, и девочку, которую нес папа-военный, и его жену, и его самого. Увидит ли еще дочка папу? Увидит ли Фина своего мужа?
Оставив печальные мысли, она шагнула к военному.
— Возьмите пирожков в дорогу, — просто предложила Фина. — С капустой, картошкой.
Военный остановился, опустил девочку на землю и полез в карман.
— Хм… Не те штаны. Есть у тебя деньги, Клара? — спросил он жену. — Дай я куплю пирожков — и вам, и себе.
— Сколько они стоят? — спросила Фину жена военного, доставая из своей сумки карточку.
Фина замотала головой.
— Нисколько. Я не продаю, я угощаю. Вы скажите, сколько вам нужно.
Военный попросил три пирожка с картошкой и три — с капустой.
— Чтобы каждому, — добавил он, сразу вручив один из них дочке.
— Теплый, — взяв пирожок двумя ручками, улыбнулась девочка.
Поблагодарив Фину, военный с женой и дочкой медленно пошли дальше. Фина смотрела на них. Ей очень хотелось, чтобы этот человек в форме вернулся к своей семье оттуда, куда сейчас уезжает.
— Простите, вы пирожки раздаете?
Занятая своими мыслями, Фина вздрогнула. Возле нее стоял немолодой мужчина в пиджаке, который казался старше его самого. Чуть сзади из-за мужчины осторожно выглядывала женская голова в давно вышедшей из моды шляпке.
— Возьмите, — Фина достала два пирожка.
Взяв их, мужчина протянул другую руку.
— А можно еще? — неуверенно попросил он.
— Конечно, — Фина вытащила еще два пирожка. — Возьмите жене.
— Она… — начал было мужчина, но оборвавшись, взял пирожки и отступил к ждавшей его женщине.
— Спасибо вам, — сказала та.
Она быстро начала есть, словно догоняя уже вовсю жующего мужа.
Глядя на эту пару, Фина достала себе тоже пирожок. Но, откусив раз, поняла, что больше не осилит, и теперь держала его в руке, не зная, куда деть. Справившийся со своими пирожками мужчина не спускал с него глаз.
— Простите, вы не будете? — наконец спросил он.
— Нет, — Фина даже растерялась от такого вопроса.
— Тогда можно? — показал на пирожок мужчина.
Фина машинально протянула ему свой пирожок. Мужчина сразу разделил его пополам, отдав жене неначатую часть. Фине стало неприятно, что люди едят ее объедки.
— Забирайте все! — решила она, хлопнув по кастрюле.
— А можно? — не поверила женщина.
Обрадовавшись, что кому-то нужна ее помощь, Фина достала оставшиеся пирожки. Женщина принялась складывать их в свою сумку под восторженный взгляд мужа.
— Спасибо вам большое, — благодарность мужчины не могла уместиться в эти слова. — А вы еще придете?
— Завтра, — пообещала Фина. — У меня осталась целая кастрюля пирожков.
— Спасибо! — с сердцем сказала женщина. — Вы для нас — просто ангел.
— Я — нет, мои дети ангелы, — нашлась Фина.
— Много их у вас?
— Четверо, — тепло ответила Фина.
— Здорово! А у меня был один…
Женщина хотела еще что-то сказать, но ее спутник показал на торчащие из стены вокзала часы.
— Пора нам, — бросил он и отправился к выходу с перрона.
Женщина, попрощавшись с Финой взглядом, пошла за ним. По пути она пару раз оглянулась, словно боясь оставлять Фину.
"Что они делали здесь? Непохожи на встречающих или приехавших, — думала Фина ей вслед. — Да и жена ли ему эта женщина?"
Искать ответы на вопросы она не стала. Чувство сделанного большого дела и радость от этого закружили Фину. Впервые после расставания с Теллем она оказалась нужной.
На следующий день Фина встала раньше обычного. Разогрев пирожки, она сразу поспешила на вокзал, чтобы успеть к отправлению утреннего поезда в столицу.