Фине стало все ясно, едва согнувшийся муж рассеянно ступил с подножки трамвая. Готовая к этому, Фина не питала никаких иллюзий, но, все же, ожидаемая плохая новость — такая же плохая, как и неожиданная.
— Добрались-таки они до тебя, — разочарованно произнесла Фина.
Телль кивнул. Растерянный и беспомощный, он не мог поднять на жену глаз. Фина взяла мужа под руку.
Во дворе надевший форму сосед проводил очередное собрание, больше похожее на маленький митинг. Обычно его выступления заканчивались хождениями других дворовых активистов по квартирам с просьбой дать какие-нибудь вещи, а лучше — деньги для помощи населению освобождаемых территорий. Как настойчиво активисты ни звонили в дверь, Фина никогда не открывала. "Не комендант? Ну и ладно", — говорила она.
Увидев Фину с мужем, сосед прервал свою громкую мысль.
— Опять мимо проходите?
Головы собравшихся повернулись к Теллю с Финой.
Скажи Роман такое днем раньше — Фина даже не обратила бы внимания. Но сейчас, сурово посмотрев на соседа, она двинулась в его сторону. Догнав жену, Телль обнял ее за плечи.
— Не нужно тратить время, — мягко попросил он.
Фина вроде успокоилась, потом отвлеклась на домашние дела, но, когда вернувшийся к себе сосед стал орать на супругу, вспыхнула и стукнула ему в стену.
— Ты чего? — выскочил из комнаты Телль.
Фина была в бешенстве.
— Вот почему должен идти ты? Мне непонятно. Ты ж стар для всего этого. А такие, как этот, — Фина снова стукнула кулаком по стене, — дома сидят, баб водят…
— Не надо, — снова просил Телль.
— Надо, Телль, — яростно посмотрела на мужа Фина. — Ты сейчас скажешь, что там ребенок маленький, верно?
— Верно.
— Лучше, все же, если его папочку заберут, и он не вернется. Он ни семью мучить не будет, ни соседям гадить. А иначе вырастет сын с таким папой… Вот сейчас он ходит со своей сворой и радуется войне. Получается: он радуется тому, что убивают таких детей, как его сын. Что убивают таких, как он сам. Но, раз он за войну, то почему он здесь? Почему вместо него должен идти ты?
— Призвали меня, — спокойно сказал Телль.
— Это не ответ.
— Это ответ, который дадут тебе везде.
— Значит, ты с этим согласен.
Телль не стал отвечать. Он не видел смысла спорить с женой, потому что почти во всем Фина была права. Только вот идти воевать не нужно ни соседу, ни Теллю — вообще никому.
Звонок в дверь вернул Телля из размышлений.
— Опять эти, — сурово произнесла Фина.
— Спросить у них денег? — кивнул на дверь Телль. — Или одежду какую-нибудь? Я имею теперь право.
— Еще и шутишь, — грустно заметила Фина. — Ведь ты меня одну оставляешь.
— Не я.
— Ну да, добровольцем-то?
— Ты сама повестку видела.
Опустившись на стул, Фина нахмурилась. Она долго сидела, задумчиво глядя в одну точку на полу. Телль, прислонившись к косяку, все это время смотрел на жену, которую, хоть он и был все годы рядом, не смог уберечь от бед и невзгод. Взяв со стола чашку с остывшим чаем, Фина подняла на Телля голову.
— Если с тобой что-то случится, как мне жить без тебя?
***
— Теперь и папа меня оставляет. Одну, — сказала Фина, стоя перед могилами сыновей.
Положивший к ним цветы Телль отвернулся, чтобы жена на видела его лица. Украдкой вытерев глаза, он заметил, как из подъехавшего к кварталу по ту сторону дороги маленького автобуса вышли военные. Достав из автобуса венки, урну, они понесли их к вырытой могиле. За урной шли женщина в черном платке и мужчина в темном костюме.
Осторожно тронув жену за руку, Телль кивнул ей на те похороны. Фина посмотрела на них, потом на мужа. Она ничего не сказала, но слова тут были не нужны. Телль опустил голову.
— Пойдем другой дорогой, — попрощавшись с детьми, тихо предложила Фина.
В ту сторону, где сейчас хоронили, она старалась не смотреть. У ворот кладбища стояли военные, никого не пуская внутрь.
— Нельзя сейчас. Подождите полчаса, — говорил собравшимся у входа младший офицер, ничего не объясняя.
— А как же они? — показала на Телля с Финой женщина с тряпичной сумкой.
Офицер — как успел заметить Телль, это был младший лейтенант — проводил их с Финой недовольным взглядом.
— У меня приказ: не впускать, — ответил он женщине.
Потом, приходя на кладбище без Телля, Фина увидит рядом с той могилой еще несколько свежих захоронений. На них будут только таблички с фамилией, инициалами, годом рождения и датой смерти. Все это — ребята девятнадцати-двадцати лет, умершие в одни и те же дни.
На работе у Фины начотдела, который отвечал за явку на митинг в честь победы Нацлидера на выборах, похоронил ушедшего добровольцем сына. После того, как Нацвещание рассказало о сожженных карателями детях, тот бросил институт, отправившись на помощь восставшим. Как он погиб, отец не говорил, но Фина видела, что начотдела был не только подавлен, но и разочарован. Собрав с коллегами небольшую сумму наличными, Фина положила перед ним на стол конверт с деньгами. Начотдела отрешенно посмотрел на него, ничего не сказав. Он отправился домой со смены, а конверт так и остался на столе. На следующий день начотдела на работе не появился. Сообщили, что он сошел с ума.
Узнав об этом, Фина подумала, почему с ней и Теллем не произошло такого. Наверное, ее закалили годы в детдоме, где каждый день нужно быть готовым к худшему. И Теллю жилось не легче. Хотя, неизвестно еще, какой у Фины с мужем окажется старость. Пережитое может дать знать о себе, когда человек совсем беззащитен. Только вот будет ли она у них, старость?
По Нацвещанию каждый день в новостях шли репортажи с места боев. В одном из них, пока голос за кадром говорил про отбитую восставшими атаку карательных формирований, понесших большие потери, на экране показали у развороченной бронемашины раненого чужого солдата. Он неподвижно лежал на боку, лицо у него было черным от гари и крови. Склонившийся над солдатом человек с автоматом дал ему воды из бутылки.
"Как тебя зовут? Откуда ты?" — спрашивал человек с автоматом.
Раненный тихо назвал свое имя. Он умирал. Человек с автоматом поставил возле него бутылку, и Телль заметил на ней эмблему фабрики. Фина ее тоже увидела. Тяжелым взглядом посмотрела она на мужа, но ничего не сказала.
Саму Фину не отпускали глаза мужчины, убегавшего из поселка от обстрела вместе с другими мирными жителями. Он был в домашних тапках на босу ногу, в майке. С ужасом, горем и растерянностью мужчина смотрел из телеприемника на Фину, а на руках у него была маленькая девочка в окровавленном на животе платьице.
— Так не может быть! За что? За что? — сокрушалась Фина. — Жили себе люди, растили детей… Зачем?
Неужели мы, пройдя столько войн, так ничего и не поняли? И неужели Телль будет там, где творится такое?
— Зачем тебе надо туда идти? — в отчаянии бросила она мужу. — Что ты там будешь делать?
— Не знаю, — честно ответил Телль.
На проводы, которые ему устроили в цехе, он не пришел.
Прощание
Фина каждый вечер спрашивала мужа, когда его отправляют.
— Пока неизвестно, — всякий раз бодро отвечал Телль, неизменно добавляя: — может, и никогда.
Спрятать рюкзак с собранными вещами ему все же не удалось. Фина нашла его в шкафу под зимней одеждой, доставая чистое постельное белье. Выдернув рюкзак из шкафа на пол, она с укором глядела на мужа и ждала ответа.
— Это я заранее… — начал Телль, но Фина уверенно перебила его.
— Так когда?
— Сегодня.
— Сегодня воскресенье, — не поверив, уточнила Фина.
— Сегодня, — повторил Телль.
Рука Фины, державшая белье, опустилась. В ставших большими глазах блеснуло горе.
— И давно ты знаешь? — с трудом сдерживаясь, спросила Фина.
— Три дня.
— Почему ты раньше мне не сказал об этом?
— Ты бы ни одной ночи не спала.
— Я и так почти не спала.
Фина поглядела на рюкзак под ногами.