уточнил свой вопрос император.
Хороший соглядатай. Наблюдательный.
— Просил передать амаирам, что он помилует Примжит Тьерн по их просьбе, — механически отчеканила Шарлинта, стараясь смотреть только на деда.
Но все равно она видела их всех. Болезненно холодный взгляд Равенеля, сочувствующий Трейвента, серьёзный и изучающий Икрея, виноватый Арно, не понимающий Саариты.
— И что вам снова помешало обсудить с ней это заранее?
От императора исходили такие волны холодной злости, что Шарлинта ощущала их физически. Примерно то же самое испытывала и она, там, посреди бального зала.
— Шарлинта не хотела обсуждать тему похищения, замыкалась в себе и мучилась ночью от кошмаров при любой попытке с нашей стороны.
Голос старшего амаира звучал ровно и спокойно. Он не оправдывался, просто перечислял факты. И Лин не могла не согласиться с ними. Не хотела. Уходила от разговоров, меняя тему, или молча покидала комнату, а пару раз даже грубо обрывала. А следом ночью во сне возвращался тот липкий обволакивающий страх. Только в кошмарах не получалось быть такой же сильной, как тогда в пещере. И она просыпалась от собственных криков и чувства стыда за свою слабость.
— Мне казалось, что если перестать говорить и думать об этом, то получится сделать вид, что ничего не было, — медленно, с трудом подбирая слова, произнесла принцесса, не сводя виноватого взгляда с деда. — Но я все равно не понимаю, почему вдруг такое беспокойство о Примжит.
Смотреть на амаиров девушка не была способна, боялась того, что может увидеть, поэтому цеплялась взглядом за лицо императора. Так было проще сохранить тот маленький хрупкий внутренний мирок, который она придумала себе сама за последние недели.
— Это мы просили, — голос Арно звучал хрипло и виновато. — Я и мои братья просили за Примжит.
— Но…
Шарлинта растерянно замолчала. Братья Рох собирались жениться на этой женщине. Может, она просто ничего не понимает, и там были какие-то чувства? А если они не изменились? Означает ли это, что…
— Но вы же не собираетесь ее вернуть? — вопрос вырвался раньше, чем Шарлинта смогла до конца его обдумать.
Играть вновь в благородство и жить на одной территории с этой горожанкой принцесса больше не могла. По телу вновь прошлась дрожь, и, несмотря на тепло в комнате, Шарлинта буквально заледенела.
— Нет, конечно, маленькая, — вмешался феникс.
Он в два шага пересек разделявшее их расстояние, и обнял девушку, согревая собственным теплом.
— Ты же не желаешь ей смерти?
Трейвент осторожно провел тыльной стороной ладони по ее щеки, будто стирая этим прикосновением выстроенную Лин стену. А принцесса не знала, что ответить. Никаких личных чувств по отношению к Примжит у нее не было — ни ненависти, ни злости, ни жажды мести. Наказание за нападение на члена королевской семьи одно — казнь. Лин было все равно каким оно будет, ее скорее интересовал сам факт того, чтобы Тьерн получила по заслугам. Форма наказания волновала мало, главное, чтобы оно просто было.
— Она выманила ребенка в лес и передала его вашим врагам, — напомнила Шарлинта. — Хотите оставить это без справедливого возмездия?
О себе Лин говорить не собиралась. Было очень неприятно осознавать, что она сама поступила ровно так, как нужно было Примжит. Добровольно ринулась в ловушку под влиянием чувств.
— Она не останется без наказания, — голос Равенеля звучал устало.
Наверное, ему бесконечно тяжело постоянно возиться с ее перепадами настроения и вспышками гнева. И успевать править Первым домом при этом.
— Ее не казнят, а сошлют пожизненно на Лиаквийские острова без возможности обжаловать когда-либо приговор. Такое возмездие будет для вас достаточно справедливым, моя амаира?
Это самое «вас» оказалось последней каплей.
— Простите, я очень устала, — произнесла она с трудом застывшими губами и скрылась в спальне, плотно притворив за собой дверь.
Еще и щит поставила от постороннего вторжения, не желая никого видеть и слышать. И только тогда позволила себе заплакать. Щит не позволял слышать, что творится в гостиной. И также скрадывал все звуки из спальни для находящихся там. Но принцесса все равно плакала безмолвно, не позволяя себе ни малейшего всхлипа. А потом и вовсе ушла в купальню.
Для начала Лин избавилась от драгоценностей, складывая их блестящей горкой на туалетном столике. Затем вынула из волос ту кучу шпилек, что удерживали ее свободолюбивые локоны. Расшнуровать платье на спине самостоятельно оказалось самой сложной задачей. Под конец у Шарлинты даже пальцы дрожали от напряжения. Потом, переступив через оставшийся на полу ворох лазоревой ткани, принцесса долго умывалась холодной водой, пытаясь избавиться от следов слез.
Выходя из купальни в одной нижней рубашке, Лин меньше всего ожидала увидеть темный мужской силуэт возле окна. Наверное, если бы в спальне оказались все трое амаиров, Шарлинте было бы проще. Но по какой-то непонятной причине он был один.
Принцесса взглянула на абсолютно целый, но явно бесполезный щит на двери, и сняла его. Провести Равенеля в комнату, не повредив защитного плетения, мог только ее дед через портал. И Лин было интересно, зачем он это сделал.
— Император сказал, что мы не должны позволять тебе постоянно бегать от проблем, — будто прочитав ее мысли, произнес амаир. — Поговорим, маленькая?
Шарлинта молча пожала хрупкими плечами, забывая о том, что стоя к ней спиной, Нел вряд ли увидит этот жест.
— А стоит ли, мой амаир? — голос звучал хоть и глуховато, но спокойно. — Я сильно устала и расстроена. Ничего хорошего из разговора сейчас не выйдет. Отложим на завтра, я очень хочу спать. Одна.
Глава 19
Багровый полукруг дневного светила медленно погружался за горизонт, оставляя за собой флер постепенно темнеющего неба со слабым мерцанием первых проснувшихся звезд. Шарлинте казалось, что все живое вот также едва поблескивает где-то очень глубоко, в самом потаенном уголке души, надежно скрытом холодной стеной отчуждения, спрятавшей все ее эмоции даже от феникса. Это было весьма неожиданно. Неожиданно и для самой принцессы. Получить такой эффект без амулетов, обрядов, заклинаний. Что она могла ответить на короткий вопрос: «Как?» Если только лаконичное: «Болезненно». Немного разбитого сердца, пепел сгоревших иллюзий, осколки пустых надежд. Оказывается, если все это приправить ее магической силой —