храброй, когда у тебя никого нет? — Он поцеловал меня порочно и глубоко. — Как одиночество не съедает тебя заживо?
Я открыла рот, тяжело дыша. Мои губы покалывало, тело было потным и готовым ко всему, что он хотел мне дать, но его вопрос был ужасно жестоким.
Я сжала руки в кулаки.
— Я не одинока.
— А я да. — Его глаза искали мои. — Каждый день я понемногу умираю из-за этого.
— Ты не можешь говорить такие вещи.
— Такие вещи, как правда? — Гил провел большим пальцем по моей скуле. — Скажи мне, как ты это сделала. Скажи мне, что я должен делать. Черт, О… скажи мне, как остановиться… — Он наклонился, чтобы поцеловать меня снова, но я проскользнула под его рукой и оттолкнула его тело.
Он был мастером заставлять меня заботиться о нем. Был волшебником в том, чтобы заставить меня поверить, что ему не все равно.
Я снова потеряла всю свою силу, потому что Гил поцеловал меня, когда мне хотелось отстраниться. Он вторгся в мой дом, когда все, чего я хотела, это побыть порознь.
Он втянул в себя весь воздух и лишил меня выбора.
И все равно я не могла сказать «нет».
Я вздернула подбородок, когда меня охватил настоящий гнев. Злость на то, что я ничего не знаю о нем, о его прошлом, настоящем, его секретах. Злость от того, что мне надоело ждать ответов.
Вопросы вырывались наружу и жгли язык. Я выплюнула их, как будто мы ссорились, а не предавались взрывному поцелую.
— Хватит. Хватит. — Я рассекла рукой воздух. — Ты не имеешь права спрашивать обо мне ни слова… только если ты не готов к сделке.
— Сделке? — Его ноздри раздувались. Страсть между нами перешла в нечто смертельно опасное.
— Ты говоришь, что я одинока. — Я дразняще оглядела его с ног до головы. — И все же это ты самый грустный человек, которого я когда-либо встречала.
Все его тело напряглось, наполняясь угрозой.
— Олин… будь осторожна.
— Ты спрашиваешь, боролась ли я. Но ты не хочешь сказать мне, с чем борешься ты.
Его горло сжалось, когда он сглотнул.
— Я предупреждаю тебя.
— Джастин сказал, что что-то случилось…
— Джастин? — Рычание Гила заставило меня сжать губы. — Что, блядь, сказал Джастин?
Черт.
— Ничего. Только то, что…
— Джастин ничего обо мне не знает.
— Он знает, что что-то случилось. Так же, как и я знаю…
— Никто из вас ни хрена не знает.
— Ты так говоришь, как будто гордишься тем, что держишь в неведении двух людей, которым ты небезразличен.
— Горжусь? Нет. Благодарен? Да. — Его глаза сверкнули. — Тебе не нужно знать. Ты не можешь знать.
— Ты прав. Мне не нужно знать. Никому ничего не нужно знать о ком-то. Но когда-то мы были друзьями, и сейчас мы играем с огнем. Логичный шаг — больше узнать друг о друге.
— Это не логично. В этом нет ничего логичного.
— Я согласна. — Я поморщилась от боли в его голосе. — Нет ничего логичного в том, что ты вырубил меня за то, что я позвонила в полицию по поводу законного преступления. Нет ничего логичного в том, почему я продолжаю прощать твое отношение. Нет ничего логичного в том, что ты просишь меня остаться с тобой на три дня без каких-либо других объяснений, кроме того, что моя жизнь в опасности.
— Это лучшая причина подчиниться мне.
— Но не самая легкая.
— Раньше ты мне доверяла. — Его голос был размеренным и холодным.
— Да, и посмотри, к чему это привело! — Мой гнев вспыхнул, повышая мой голос на октаву.
Гил излучал опасность.
— Что, черт возьми, здесь происходит?
— Что ты имеешь в виду?
— Как это произошло? — Он размахивал рукой взад-вперед между нами, как будто мог физически прикоснуться к горящей, кровопролитной битве, которую мы начали сами. — Как мы перешли от поцелуев к войне?
— Я достигла своего предела. И хочу знать, что ты скрываешь.
Гил приподнял бровь размеренным, отточенным движением.
— Ты сумасшедшая, если думаешь, что я тебе что-то расскажу…
— Ты думаешь, это я сумасшедшая?
Он кивнул, скрестив руки.
— Несомненно.
Мой рот открылся.
Он хотел играть в эту игру? Обозвать и высмеять, чтобы избежать обсуждения тем о себе?
Отлично.
— Кто такая Олив, Гил?
Я приготовилась к взрыву. Охотно подливая в огонь бензин. Я ревновала его к мечте. Ревновала к другой О. К О, о которой он явно заботился, обожал, любил, скучал.
Он скучал по этой девушке каждой молекулой своего тела, и если я не была той девушкой, о которой он мечтал, то я зря тратила время.
Я отказалась подвергать себя этой агонии. Категорически запретила себе падать дальше, если не было ни малейшего шанса, что в конце концов я выиграю.
Что смогу расколоть арктический панцирь Гила.
Что смогу заслужить его сложную любовь.
Но я не была готова к хлесткой, режущей тишине, которая окутала его, закрывая его часть за частью. Его лицо стало мертвым. Его тело было словно высечено из глыбы льда. Только глаза его светились, и в них мерцали тысячи ядовитых изумрудов.
— Где ты услышала это имя?
Его голос был размеренным и методичным, ужасающим в своей ледяной холодности.
Я сталкивалась с его гневом. Боролась с его страстью. И подчинялась его приказам.
Но, стоя перед ним, когда температура вокруг словно резко упала, а его челюсть затвердела от напряжения, я не знала, как дышать. Не знала, что сказать или как исправить ситуацию.
Я облажалась.
Серьезно.
И я не понимала, почему.
Мурашки побежали по коже, когда я боком направилась в гостиную.
— Забудь об этом. Я совершила ошибку.
Гил смотрел на меня, как на незнакомку, позволяя мне отстраниться от его холодной ярости.
Но затем направился ко мне.
Я подняла руки в знак капитуляции и отступила назад.
— Гил… не надо.
Его брови взлетели над яростными глазами.
— Где ты слышала это имя?
— Тебе приснился кошмар. В ту ночь, когда я осталась у тебя. — Я обогнула обеденный стол. — Я тебя подслушала.
На секунду на его лице промелькнуло облегчение, но за ним быстро последовала ярость.
— Ты шпионила за мной?
— Ты похитил меня. — Я вцепилась пальцами в деревянный стул, используя его как щит.
— Я защищаю тебя.
— Мне не нужна защита.
— Что ж, очень жаль!
Я наклонил голову.
— От чего ты меня защищаешь?
Он вздрогнул, как будто я задала самый трудный вопрос в мире.
— От всего.
— Не от всего.
Мое сердце колотилось, пока я изучала его нечитаемое лицо. Дай ему меч, и он, казалось, был готов сразить меня наповал.
Гил замер, как