зашевелились, а инстинкты закричали в боевой готовности.
Гил обхватил руками мои бедра, большие пальцы очертили маленькие круги.
— Как ты выжила, О? — выдохнул он. — Как ты взяла себя в руки после того, что случилось?
Я замерла, мои внутренности таяли от его прикосновения, а сердце разрывалось от его вопроса.
— Что ты имеешь в виду?
Он пожал плечами, как будто и сам не понимал.
— Твои родители, по сути, отреклись от тебя с самого детства. Твои мечты стать танцовщицей были разрушены. Ты, похоже, не поддерживаешь связь с людьми из школы… ты одна. И все же ты не проебала свою жизнь, как я.
— Откуда ты знаешь, что я делаю со своей жизнью?
— Ты такая сильная. Достаточно сильная, чтобы оттолкнуть меня, даже когда я говорю тебе, что ты в опасности. Достаточно сильная, чтобы отдать мне все, что у тебя есть, и все потому, что ты бескорыстна. Достаточно сильная, чтобы простить, хотя именно из-за меня у тебя проблемы. — Его нос коснулся моего. — Мне нужно знать, как ты можешь делать все это, терпеть все, что у тебя есть, и при этом оставаться хорошей… потому что я… я действительно охерительно мучаюсь.
Мое сердце перезапустилось, было дефибриллировано от своей тоскливой усталости, и все потому, что я была глупа, когда дело касалось этого человека. Глупой и бесконечно всепрощающей.
— С чем бы ты ни справлялся… ты не должен делать это один.
— Боже, опять ты за свое. — Его грудь поднималась и опускалась, дыхание стало поверхностным. Глаза потемнели, и крошечное пространство моей спальни завибрировало от эмоций. — Ты все еще хочешь предложить мне спасение после всего, что я сделал
— Это нормально.
— Нет, ненормально. — Он оскалил зубы. — Ты справилась сама.
— Да.
— Так почему, блядь, я не могу? — Его глаза вспыхнули, взгляд упал на мои губы. Его вспыльчивость подогревала похоть, закручивая два мощных химических вещества в моей крови. — Я бесполезен. И подвожу всех, кого люблю. Я… — Гил прижался лбом к моему. — Я подвожу тебя… как и всегда.
Мой желудок сжался, а внутренности скрутились, отвечая на его призыв, втягиваясь в его потребность, несмотря на себя. Как и прежде. Как и всегда.
— Гил…
Я покачала головой, когда он положил одну руку на стену позади меня, прижав к гардеробу, а другой уперся в мое бедро.
— Ты была такой популярной в школе. — Его пальцы сжимали мою плоть так, словно я его собственность. — Пока я не украл тебя у них.
Я не могла исцелить муку, светящуюся в его взгляде, но могла предложить крошечную частичку искупления. Прижав руку к его сердцу, я прошептала:
— Пока я не выбрала тебя вместо них.
Он тяжело сглотнул.
— Почему ты теперь так одинока?
Боже, какой смысл в этих мучительных вопросах?
— Я не одинока. Ты же здесь.
— И все, что я делаю, это усугубляю ситуацию. — Гил ласкал рукой мою талию, грудь и замер над моим сердцем — точно так же, как я касалась его. — Я бы хотел быть другим. Хотел бы, чтобы мы могли быть другими.
— Мы можем быть… если…
— Остановись.
Мне не нравилась слабость, которую он вызывал во мне. Не нравилась бесконечная мука в его взгляде. Что роднило жесткого художника тела, который говорил, что прикасаться ко мне было ошибкой, и этого сломленного человека, неспособного отпустить меня?
Почему ему вдруг стало не все равно? Почему я разозлилась, когда он это сделал?
Сдерживая себя от его прикосновений, я сказала:
— Я думаю, будет лучше, если ты уйдешь. Мы сможем поговорить позже, когда оба будем более спокойны.
Он вздрогнул.
— Было трудно?
Я моргнула, не в силах уследить за сменой тем.
— Что было трудно?
— Зарабатывать деньги. Сохранить это место после несчастного случая?
Ладно, это уже слишком.
Что бы ни происходило между нами, это не была раскаленная химия, которая вчера довела нас до красок и оргазмов. Это не была сырая, уязвимая правда, которая проявилась, когда мы целовались в душе.
Это было другое.
Это был… диалог.
Это было изучение друг друга, открытие секретов, сочувствие прошлым трудностям.
Это был разговор.
А разговор был намного опаснее любого секса или поцелуя.
Поднырнув под его руку, я направилась к своей кровати, неглубоко вдыхая воздух. Он повернулся ко мне лицом, заметив вещмешок, который я обычно использовала для танцевальных тренировок. Схватив его, тот бросил его на кровать.
Я нахмурилась.
— Что ты делаешь?
— Собираю вещи.
— Я же сказала тебе, что останусь здесь.
Нагнувшись, чтобы открыть средний ящик моего комода, он выбрал пару пижамных штанов, толстовку и пушистые носки, а затем перешел к скудному набору офисной одежды в шкафу.
Я побежала за ним, вырывая черную блузку из его хватки.
— Прекрати.
— Три дня. К тому времени я разберусь с этим дерьмом… обещаю. — Он стащил с вешалки юбку.
Я выхватила ее обратно.
— Я не могу позволить себе провести три дня у тебя дома.
— Почему, черт возьми, нет? Я же не собираюсь брать с тебя арендную плату. — Он потянулся за розовой рубашкой с кремовой отделкой.
Изгибаясь перед ним, я не дала ему забрать еще одну мою вещь.
— Я не могу находиться в твоем пространстве, в твоей постели без серьезной боли.
Гил замер, его взгляд остановился на мне.
— Ты боишься, что я подниму на тебя руку?
— Нет. — Я грустно рассмеялась. — Ты никогда не причинишь мне такого вреда… не считая того дня с полицией. — Я вздохнула. — Я говорю о других видах боли. Мы вернулись в жизнь друг друга всего несколько дней назад, и посмотри, в каком бардаке мы уже находимся.
Он напрягся.
— Это бардак, который можно устранить, не прикасаясь к тебе больше. — Слова, казалось, душили его.
— Это бардак, который будет только усложняться, чем дольше мы будем вместе. — Это физически разрывало мне сердце, но я заставила себя продолжить: — Ты не хочешь быть со мной — ты говоришь мне об этом снова и снова, — так что это нечестно с твоей стороны требовать, чтобы я проводила с тобой время… не тогда, когда я не могу перестать хотеть…
Гил накрыл своим ртом мои губы, заставив меня замолчать. Его язык проник в мой рот, поглощая меня.
Безудержный гнев и энергия искрились между нами.
Я поцеловала его в ответ — истощенная и жаждущая.
Гил зарылся пальцами в мои волосы, удерживая меня, когда наклонился ко мне, прижимая меня к стене. Его бедра покачивались напротив моих, его эрекция упиралась мне в живот.
Боже, у меня не было ни единого шанса.
— Как ты можешь быть такой