Читать интересную книгу Макей и его хлопцы - Александр Кузнецов

— Рельсовая война — дело верное, — говорил ка привале Шутов, прислонившись спиной к медностволому ксмлю сосны.

Отдохнув, Гулеев со своей группой пошёл в деревню Бовшево. Узнав, куда держит путь их командир, партизаны начали подшучивать над ним. А Юрий Румянцев пропел:

Куда ни поеду,Куда ни пойду,А к ней загляну на минутку!

— Идите вы к чёрту! — обозлился. покрасневший Гулеев, — у вас одно на уме…

— А у тебя другое! — в тон ему продолжал Румянцев и, оглянувшись назад — далеко ли Мария Степановна, — прошептал что‑то, давясь смехом.

— Балда ты, Юрка! У меня, действительно, другое на уме.

— Ну, и это есть, — не отставал Румянцев.

— А что у тебя, Михась? — серьёзно спросил длинный и горбоносый шахтёр Иван Шутов.

Не сбавляя шагу, Гулеев рассказал в чём дело. В это время их догнала Мария Степановна. Она разрумянилась от весеннего яркого солнца и быстрой ходьбы. Широкоплечий стройный азербайджанец улыбнулся ей своей детской улыбкой.

— Рыцари длинноногие! — сказала она с упрёком. — Хоть бы короче шаг делали, уморили, — и зацепилась за. куртку Гасанова.

— Да мы тебя, Маша, на руках понесём! — воскликнул Руглянцев, беря её под руку. — Тут нам Гулеев такое поведал, что—ах!

Михась Гулеев, шагавший впереди, вдруг остановился и поднял руку. Навстречу по дсроге шли трое: один пожилой с большой рыжей бородой и двое молодых.

— Кто такие? — спросил Гулеев.

— Короткевичи мы, — ответил старик, — сыновья мои.

— Не в партизаны ли путь держите?

— Куда нам! — замахал руками старик. — Я стар, а они воротнего скрипу боятся. Известно: жили в лесу] молились колесу.

— Лесник, что ли?

— Умён, умён! — шутил старик. — Догадлив: он и есть — лесник Короткевич. Ещё нашей Советской властью поставлен.

В продолжение всего этого разговора два его сына — молодые, здоровые — стояли, расставив ноги, и с независимым видом, без страха поглядывали на партизан, особенно на Марию Степановну. Заметив их наглые взгляды, она не сдержалась:

— Не видно, чтоб боялись.

— А чего нам бояться? — грубо спросил один из них.

— Так они же знают: вы свои хлопцы, — заюлил отец.

— Ну, ладно, — грубо перебил его Гулеев, — пока до свиданий!

Короткевичи переглянулись между собой и пошли в лес. Партизаны посмотрели им вслед. Только сейчас они увидели у них сзади за поясами топоры и небольшие лопатки с короткими черенками.

Солнце уже закатилось за дальнюю темносииюю гребёнку леса. На опушке леса партизан встретила Нина Павловская, высокая и красивая девушка. Пухлые губы её приветливо улыбались и вся она со своей неимоверно высокой грудью была такой манящей и желанной, что лицр сурового командира сразу заулыбалось, в глазах зажёгся добрый и лучистый свет.

Румянцев подтолкнул Шутова:

— Бачишь?

«У, кот противный», — рассердилась Мария Степановна.

А девушка, торопясь и задыхаясь, говорила, как страдает народ от фашистов и их холуев. Она подтвердила страшную народную молву о Короткевичах: переряжаются, надевают бороды, выдают себя за партизан макеевского отряда, грабят народ. «Мы, говопят, за вас страдаем, поэтому давайте нам шубы, костюмы, платья. У нас, говорят, и бабы есть».

— Многие думают — вправду партизаны это. А которые догадываются, боятся сказать. На днях убили старика. На них думаю, — с придыханием, словно утомлённая сильным бегом, говорила девушка. Грудь её то опускалась, то вздымалась под тонкой тканью чёрного в красный горошек платья.

Гулеев решил устроить засаду, поймать лесника и его сыновей.

Этой же ночью Короткевичи вышли на свой ужасный промысел. Эти люди, грабя крестьян, наживались на несчастье других. В то же время они стремились посеять в народе вражду к партизанам.

Утром, при стечении большого числа жителей, отец и братья Короткевичи были расстреляны Тулеевым.

Группа Тулеева возвратилась в лагерь почти одновременно с группой Николая Родикова, которой также удалось спустить под откос вражеский поезд и подорвать одну автомашину. Макей ликовал.

Спустя два дня вернулся и Ропатинский. Он доложил, что спущен под откос немецкий эшелон с боевой техникой и живой силой. Во время доклада Ропатинский смотрел в сторону, вид его был удрученный. Макей сначала готов был приписать это усталости. И вдруг почувствовал что‑то недоброе.

— Значит, за мать и сестрёнку отомстил?

Ропатинский тджело вздохнул и вдруг заплакал.

— Адъютант, выйди пока, — сказал Макей и тут же обрушился на Ропатинского:

— Обманываешь, сукин сын?

Тот только ниже опустил голову.

— Говори, как дело было? Куда дели мину?

Тонкие бледные губы Ропатинского зашевелились.

— Под дерево зарыли… Лисковец это…

При упоминании Лисковца Макей как‑то сразу успокоился. Но в назидание сказал:

— Эх, земляк! Подвел ты меня… Взять бы вон палку, да вытянуть бы тебя вдоль седёлки. Расстрелять за это положено, дубина ты стоеросовая!

Вызвали Лисковца. Он был смущен, но держался просто и смело смотрел в глаза Макею. Он сказал, чго они виноваты, но что это сделано без умысла, что зч ними гнались немцы и они спрятали под дерево мину с тем, чтобы потом её снова взять. То же самое сказали все остальные «члены диверсионной группы Ропатинско го, потому что это на самом деле так и было. Но никто не знал, что во всей этой неудаче был виноваз Лисковец. Посланный с Виноградовым в разведку, он сознательно привлёк к себе внимание немецких солдат, выстрелив в шедшего впереди них старика обходчика. Старик упал не то убитый, не то с перепугу, а немцы устроили погоню за партизанами и те чуть было не попались в руки врага.

В этот день в отряд Макея приехал Зайцев, секретарь подпольного Кличевского райкома партии. Быстро шагая, он прошёл по лагерю, раскланиваясь то с рдним, то с другим хлопцем. Увидев Елозина, протянул ему руку:

— Хозяин дома?

Елозин вытянулся, отрапортовал по–военному:

— Давно не виделись, товарищ секретарь, — сказал Макей.

Зайцев почему‑то поморщился, щипнул свой коротко обрубленный чёрный ус и ничего не сказал. Но гут же сам задал вопрос:

— Как прогулялся на Восток?

— В это время в землянку вошёл Хачтарян: высокий, широкоплечий, с чёрными длинными волосами на голове, он выглядел каким‑то громоздким, в землянке сразу стало темно и тесно.

— Наш комиссар, — представил Макей Хачтаряна, — сейчас вызовем и Пархомца.

Пархомец уже знал о приезде секретаря райкома и спешил привести кое–какие дела в порядок. Эта сторона у него была запущена, но показатели роста партии делали ему честь: с трех коммунистов парторганизация в макеевском отряде выросла до сотни человек.

В дверь землянки постучались.

— Входите, — откликнулся Зайцез за Макея. — А! Сам партийный вождь прославленных макеевцев! Привет, Пархомец!

— Я не узнал бы вас, — пожимая протянутую руку, сказал Пархомец.

— Значит, разбогатею.

— Похудели вы, товарищ секретарь.

— Толстеют от сидячей жизни, а я бегаю то от немцев, то за немцами, — смеялся Зайцев. — Как дела?

Рассказывай. Партийная работа как? Паровозы спускаешь под откос. Запустил, думаю, всю партийную работу? А?

Пархомец смущенно улыбнулся и почесал затылок. «Кто её знает, где мерило партийной работы?.. Если в количестве бесед и собраний, то тут вроде как будто недоработка. Историю партии изучают все, но этого мало… Правда, коммунисты на деле себя показывают: в бою, на диверсиях. Вон Гулеев пятнадцать поездов пустил под откос».

Зайцев рассмеялся, когда парторг макеевского отряда поделился с ним этими своими думами.

Вечером состоялось закрытое партийное собрание. Макей сделал доклад о предстоящих боевых операциях, главным образом, о «Большой диверсии» — рельсовой войне. Парторганизация в основном одобрила этот план. Внесены были лишь мелкие, незначительные поправки. Большие споры развернулись вокруг вопроса о внутрипартийной работе. Свиягин резко критиковал Пархомца, говорил, что он, как парторг, мало работает с молодыми коммунистами, недостаточно заботится о повышении их идейного роста.

— Он, — говорил Свиягин о Пархомце, — уподобился тому генералу, который вместо руководства боем сам с шашкой наголо пошёл против вражеских позиций.

В зале раздался смешок. Кто‑то бросил реплику:

— Критиковать‑то мы мастера!

— Тихо, хлопцы! — кричал председатель задыхаясь от спёртого воздуха и дыма махорки, клубившегося под сводами землянки. — Откройте дверь!

Зайцев, улыбаясь, шепнул комиссару:

— Какая сила!

Это он о парторганизации. Его радовало всё: и то, что план боевых операций, такой широкий и смелый па замыслу, был радостно встречен коммунистами, и то, что эти же самые коммунисты не забывают о политической учёбе — читают книги, изучают Краткий курс истории партии и даже критикуют Пархомца за то, что он мало работает с коммунистами.