был сверкающий кинжал. Она исчезла за занавесями паланкина и спустя мгновение спрыгнула на мостовую, обронив кинжал, клинок которого больше не сверкал, потому что был в крови. Ну какое тут оправдание?
— Подожди-ка, — оживился Вогт. — Ты была на площади во время происшествия? Хочешь сказать, ты свидетель?
— Да, я была там. Градоправитель на рассвете покидал город — уж не знаю, куда он намылился, да только дворец всю ночь стоял на ушах, готовил проводы. Мой благоверный был при деле, вечером накануне даже пожрать не пришел. Я расслаблялась без него: встретилась кое с кем, погуляла, выпила вина, а под утро пошла ко дворцу — башку проветрить, воздухом подышать, а заодно и моего хмыря прихватить домой. Во дворец меня, конечно, не пропустили бы, так что я встала дожидаться снаружи. И да, я все видела собственными глазами.
— Ты просто находка для моего расследования! — возликовал Вогт. — Что же, ты полностью уверена, что она пырнула его ножом?
— Абсолютно.
— Что делал градоправитель? Он пытался отбиться?
— Как я могла это увидеть? Все скрыл паланкин. Хотя не думаю, что он вообще успел сообразить, что происходит. Уж слишком быстро все случилось.
— Градоправитель вскрикнул, когда она ударила его?
— В тот момент завопили все, кто был на площади. Даже ори он во всю глотку, я бы не услышала.
— Почему его везли в паланкине? Так всегда?
— Обычно — нет. Но в то утро ему нездоровилось. А что?
Вогт быстро соображал что-то. Теперь он уже не винил себя в том, что заснул. После отдыха в голове прояснилось, и мысли летали, как стрелы.
— Нездоровилось?
— Я знаю об этом, потому что мне рассказывал тот кретин, которому ты двинул по башке. Он сам видел, как градоправителя вели к паланкину под руки, почти тащили.
— Странно.
— Что странно? — уточнила Цветок.
— Куда он направлялся?
— Придурок рассказывал, что все держалось в такой тайне, что даже он, старая дворцовая крыса, не смог разведать цель и направление поездки. Известно лишь то, что подготовка заняла многие месяцы. Из дворца вывозили огромное количество провианта. Группа солдат из войска градоправителя отбыла шестью неделями ранее. Ходили слухи, что на пристани градоправителя ждет лодка, готовая доставить его на корабль.
— Зачем же он отправился в далекое путешествие, если ему нездоровилось? Почему не отложил выезд?
— Не знаю. Не захотел. Или не смог — после таких-то масштабных приготовлений.
— Вот это как раз и странно. Какой смысл от тебя в «очень важной» поездке, если ты так болен, что едва можешь ходить? Эдак помрешь на корабле.
— Видать, он надеялся на лучшее. Что его от морского воздуха попустит, быть может.
— Говоришь, его атаковали на рассвете. Почему же на площади столпилось такое количество народу? Его всегда так провожают?
— Вообще да. Там только свиты было немеряно. К тому же Правитель Полудня ввел традицию по особым случаям раздавать горячую еду. Вот народ и понадеялся набить брюхо на халяву.
— Вот как. Мило с его стороны.
— Да, он у нас был ничего на фоне прочих. Даже жалко, что его того, — Цветок выразительно провела по горлу пальцем.
— И что же, в то утро кормили?
— Нет, облом. Ну хоть убийство посмотрели.
— Ясно, мне все ясно, — Вогтоус сдернул со спинки стула свою непросохшую рубашку и поспешно натянул ее на себя. — Спасибо тебе. Ты оттерла все пятна, просто не верится.
— Уж что-что, а кровищу отстирывать я умею — жизнь научила, — вздохнула Цветок. — Так куда ты собрался?
— Я должен проникнуть во дворец.
— Что? — поразилась Цветок. — Это опасно.
— Наверное. Все равно.
Пряча эмоции, Цветок мысленно пожелала безумной подружке Кролика задергаться в петле. Первое время Кролик будет переживать, но постепенно забудет о ней — уж Цветок найдет способ его утешить, и даже не один. Она хотела его себе.
Вогт выскочил за дверь прежде, чем она успела его хотя бы приобнять. Бросившись за ним в узкий коридор, Цветок выкрикнула:
— Только вернись, я буду тебя ждать!
Одна из дверей приоткрылась и показалось чье-то опухшее заспанное лицо.
— Ну и дура же ты, совсем тупая. Если он говорит, что заплатит, когда вернется, это значит, что он никогда не вернется.
Цветок ушла к себе и заперлась на засов.
***
Как легко заплутать среди серых невзрачных домишек, на петляющих тесных улицах. Но Вогтоус не мог позволить себе заблудиться — у него не осталось на это времени. «Меня могло бы озарить и раньше», — упрекал он себя. Утешало лишь то, что будь уже поздно, он бы это почувствовал. Ощутил бы, как лопается ниточка, протянувшаяся между ним и Наёмницей. А чтобы этого не случилось, он постоянно просил за нее, сам не понимая, к кому или к чему обращается. Одно он знал наверняка — нечто внимает его просьбам.
Он пробежал бы весь путь бодрым галопом, но ему мешали женщины. Они хватали его за руки и притворно ласковыми голосами предлагали прогуляться. Вогтоус не понимал, почему им всем вдруг разом приспичило прогуляться и почему, если уж они так хотят гулять, они не погуляют друг с другом. Он также не понимал, почему на их лицах заискивающее и жалкое выражение, тогда как в глазах блестят жадность и злоба. Женщины предлагали прогуляться и другим мужчинам на улице, и те либо грубо отталкивали их, либо (не менее грубо схватив за руку) куда-то уводили.
Вогтоусу это все не понравилось. Почему эти женщины терпят грубость мужчин? «Они голодны», — догадался он чуть позже. И все равно происходящее оставалось для него смутным. Жаждущие прогулок женщины были одеты в яркие платья, такие же, как у Цветок. И так же, как у Цветок, как у Наёмницы, их волосы струились вдоль лиц, скрывая знак, выжженный на нежной коже виска. «Непонятно», — думал Вогт и смущенно отдергивал руку, когда женские пальцы касались ее — снова. Может, они рождаются с ним, с этим знаком? Ему было жаль этих женщин, потому что он любил Наёмницу и ему нравилась Цветок, да и в любом случает он пожалел бы их — ведь отчаяние сочилось сквозь их кожу, как пот. Однако то, что они делали, было ему глубоко неприятно. И Наёмница тоже когда-то?.. Он постарался не думать об этом. Чем бы она ни занималась в прошлом, сейчас ее требовалось спасти.
Еще были другие женщины. Без клейма, в блеклой одежде. Они не выставляли напоказ свои плечи, их волосы, сплетенные в тугую прическу, не падали спутанными прядями вдоль спин, а их лица не были накрашены — и все же Вогту