лишь единственный луч проскользнул меж дрогнувшими занавесями, пересек комнату и тускло вспыхнул на озерной глади зеркала.
Вогтоус пробрался к зеркалу и встал, вглядываясь в серебристую поверхность. Когда он двигался, его глаза, уже привыкшие к темноте, улавливали соответствующее движение в зеркале. Вогтоус надеялся, что зеркало расскажет ему о чем-то, что произошло в этой комнате (а он чувствовал, что здесь произошло и до того множество раз происходило нечто жуткое), но зеркало молчало. Приложив к нему ладони, Вогтоус ощутил засасывающую пустоту — стены позади зеркала не было. Там длинный коридор, пахнущий поднимающейся с глубины затхлостью, и длинная лестница, круто спускающаяся вниз. Кажется, Вогтоусу было известно, куда ведет этот путь.
Вогт так глубоко погрузился в размышления, что лишь в последний момент расслышал шаги — весьма неосторожно с его стороны. Он заметался, приглушенно взвизгнул от боли, сослепу налетев животом на столик, и, приподняв край тяжелой бархатной скатерти, нырнул под него.
В комнату вошли двое.
— Хватит тянуть с этим, — решительно заявил один. Его голос звучал холодно, глухо и как будто бы знакомо, хотя Вогт не сумел вспомнить, где слышал его ранее.
— Оборванку будут судить завтра, господин, — примирительно заверил второй.
— Судить? Почему бы не вздернуть ее без этих проволочек? — недовольно отозвался первый.
— Это преступление городского значения, господин. Мы обязаны провести публичный суд. Осуди мы голодранку поспешно, без соблюдения положенной процедуры — и по городу пойдут слухи. Они уже идут — ведь кому, как не вам, его смерть была наиболее выгодна, и все это понимают. Правитель Полудня обладал поддержкой народа, да и войско его не сгинуло вместе с ним. Не стоит давать солдатикам повод обратить против вас мечи. Так что мы должны действовать крайне осторожно. Эта озлобленная сумасшедшая оказалась для нас величайшим подарком. Грех, если мы не сумеем им воспользоваться, чтобы справиться с последствиями вашей… — голос осекся.
— Да, — с нервной злобой согласился первый. — Последствия моей необдуманности могут быть очень серьезны. Стоит кому-то что-то узнать, как на меня обрушатся разом все шавки. Мое положение висит на волоске. Ты столько лет сопровождаешь меня и знаешь, что я не люблю рисковать. Ты также знаешь, что я не относился к нему как к врагу. Я даже называл его другом, что, впрочем, мало значит в наше время. В любом случае нам приходилось работать вместе, и это у нас неплохо получалось. Но Камень Воина я искал в одиночестве, он же лишь смеялся надо мной, утверждая, что все это сказки, и даже если Камень и существовал когда-то, то давно уже сгинул, как и старый колдун, его сотворивший. А затем объявился тот странный бродяга… Он несправедливости произошедшего у меня все жжет внутри, так и разъедает. Это была моя мечта, моя целиком. Так почему же половина ее упала Полудню прямо в ладонь?
— Если бы вы настигли его в дороге, за пределами города, это было бы лучше, господин. Время опасное. По стране ходит огромное количество сомнительного сброда. Нам было бы куда проще объяснить его гибель.
— Нет, никому нельзя доверять. Я должен был сделать это сам.
— Но в итоге вы ничего не добились.
— Да, я пока не нашел карту, — тяжело вздохнул первый. — Но она наверняка запрятана где-то во дворце, и теперь никто не мешает мне искать ее. Я уже начал разбирать его вещи.
— Вы пошли на такой риск, даже не будучи уверенным, что карта является подлинной. Тот бродяга мог быть обычным проходимцем, и, я убежден, им он и являлся. Его рассказ кажется абсолютно невероятным, господин.
— Нет, на этот раз я на верном пути, — твердо возразил первый. — Скоро, совсем скоро Камень Воина окажется у меня.
— То же самое вы утверждали и в прошлый раз, господин… и во все предыдущие…
— Не напоминай мне о прошлом, — зарычал первый.
— Ваше отчаянное желание отыскать его заставляет вас доверять проходимцам, господин.
— Да, мои надежды уже не раз оказывались пусты, но сейчас это не надежда, это уверенность. Камень Воина близок, ближе, чем я могу предположить. Я чувствую это.
— Мне хочется доверять вашей интуиции, — неуверенно произнес второй. — Главное, чтобы вы успели отыскать его до того, как на вас начнут затягивать узлы.
— Камень Воина поможет мне разобраться с происками врагов. Навсегда.
— Однако пока что его у вас нет, господин. Чего не скажешь о врагах. К тому же ситуацию усложняет вмешательство посторонних людей… Уличная девка, воришка-карлик… Они могут доставить вам неприятности.
Вогт под столом едва дышал. Его тело совершенно задеревенело от напряжения. Он не мог поверить, что все получается настолько легко.
— Впрочем, о карлике можно не тревожиться, — подумав, решил второй. — Если он еще не умер, то уже издыхает. Его язык так распух, что он еле дышит, и уж тем более он не способен говорить. Учитывая, что грамоте он не обучен, никаких способов донести на вас у него нет. Все же жуткое зрелище.
— Ему не стоило красть со стола господ, — небрежно откликнулся первый. — Даже если речь идет недопитом вине. Так что его кара вполне заслуженна.
— С этим я не могу не согласиться, господин.
— Знаешь, что самое забавное? В ту ночь Полдень почувствовал, что я намерен… что-то предпринять. Вероятно, заметил, что я так и киплю от злобы. Он не имел права претендовать на то, что я искал годами. Однако же он хотел избавиться от меня так же сильно, как я — от него. Мы опостылели друг другу до смерти. Не должны двое быть там, где полагается быть одному.
— И что же он сделал?
— Да посмотрел на меня с такой усмешечкой. Выпей, говорит, из того кубка, что ты передо мной поставил, а я возьму твой. Я подчинился и опустошил его кубок до дна. Удивленный тем, что со мной ничего не случилось, он схватил мой кубок и отпил до половины. В его глупую голову даже не закралась мысль, что я могу предугадать его действия — яд изначально находился в моем кубке. Ему повезло больше, чем карлику, проглотившему последние капли. При такой доле яда он умер почти мгновенно. Но даже той минуты, что он провел, извиваясь на полу, мне хватило, чтобы я в ужасе осознал, какую глупость сделал…
— Вам следовало посоветоваться со мной, — упрекнул собеседник. — Совершить такое во дворце… тем более самолично… где был ваш здравый смысл?
— Его заглушили обида и гнев. Я действовал в порыве.
— Что ж. Зато мне — после вашего поступка — пришлось соображать за двоих, — собеседнику едва удавалось