class="p1">Нет, не то. Он все-таки закрыл глаза, чтобы темнота не могла обжигать их.
И снова: холодная… Это первое, что чувствуешь — холод. И гладкость… гладкость? Внезапно дверь представилась ему большим зеркалом, в котором отразилась вся каморка. Хотя глаза Вогта были закрыты, он отчетливо увидел в поверхности зеркала человека, мечущегося из угла в угол. Человек был испуган. Иногда он поднимал к лицу свои связанные запястья и в отчаянье грыз веревку. А потом вдруг взглянул прямо в зеркало. «Бежать, бежать!» — кричали его глаза. Они были ярко-зеленые.
— Рваное Лицо? — окликнул Вогт.
Но тот не слышал его. Конечно, ведь он был только давним отражением. К тому же в то время его не звали Рваным Лицом. Тогда у него еще было имя, вскоре потерянное навсегда, впитавшееся в песок одновременно с кровью.
По зеркалу прошла волна. Оно помутнело, затем вновь прояснилось. Теперь человек лежал на койке — Вогт видел его широкие ступни, перепачканные кровью и грязью. Он был не один — возле койки стояли люди в темной одежде. Вогт не мог слышать их голоса, но догадывался, что они грубо окликают его. Человек подтянул ступни под себя, согнув ноги в коленях. Колени дрожали. Ему было страшно, и он был болен. Люди в темном не считали это за оправдание. Поэтому сбросили его на пол.
Пытаясь остановить разворачивающееся перед ним зверство, Вогт бросился туда, в зеркало… И вдруг все исчезло. Он оказался в темноте коридора — тяжело дышащий, с вытаращенными в красноватый полумрак глазами.
Он прошел по коридору, протиснулся в щель меж приоткрытыми дверями (касаться их ему было противно) и вышел на песчаную арену. Все зрительские места были пусты. На песке он увидел капли крови — неизвестно, его или Рога, но ему хотелось, чтобы Рога. Куда бы ему пойти, чтобы выбраться отсюда?
Он пересек арену и шмыгнул в скудно освещенный коридор на противоположной стороне. Замер, услышав приближающийся топот. Вогт выдернул из скобы единственный факел, положил его на пол и несколько раз топнул по нему ногой. Факел заискрился и почти потух, слабо тлея. Вогт прижался к стене. Это было безопаснее, чем бежать назад, на ярко освещенную арену. Он смутно различил очертания очень большого и широкого человека.
— Факел упал, — пробубнил тот, и в этот момент Вогт осознал: Рог.
Рог наклонился, чтобы поднять факел. Даже сквозь темноту Вогт мог видеть его подставленный затылок и подумал: «Смог бы я ударить его сейчас с такой же силой, как на арене? Нет, с силой втрое больше?» Ему стало страшно от собственных мыслей. Сорвавшись, он метнулся мимо Рога и скрылся во мраке дальше по коридору. Рог удивленно обернулся, но не последовал за неизвестным беглецом. Вне боя, когда его не подогревали азарт и бешенство, он был туп, медлителен и ленив.
Споткнувшись о вдруг возникшие перед ним ступеньки, Вогт больно упал, но сразу подскочил и вмиг взлетел на самый верх лестницы. На площадке горел факел, освещая большую дверь, запертую на засов. Вогту не сразу удалось сдвинуть засов (эх, где его чудесная сила…), но зато его усилия были немедленно вознаграждены: свет и свежий воздух хлынули в затхлый мрак. Вогт глубоко вздохнул, сделал шаг вперед… и с удивлением обнаружил себя на главной улице Торикина. Он оглянулся — позади находился обычный непримечательный дом из серого кирпича. Никогда не догадаешься, что внутри.
Светало, но широкая мостовая пока оставалась безлюдна. Ободренный прояснившимся за ночь небом, Вогт побежал, оставляя позади мрак и отчаянье прошедшей ночи, тающей в памяти, как смутный кошмар, но оставившей на нем настоящие раны. Мимо проносились одинаковые каменные домики, совершенно безобидные с виду. Однако Вогт больше не верил в эту фальшивую умиротворенность. Торикин не пугал теснотой и грубостью, как тот крошечный утопающий в грязи городишко, что они посетили ранее. Раб только раб, его не тревожит его безобразие, и в этом он более честен. Торговец же стремится завлечь и обмануть.
Пробежав порядочное (по его меркам) расстояние и совсем запыхавшись (быстро же это произошло), Вогтоус перешел на шаг. Задумчиво моргая и спотыкаясь в своих сандалиях о булыжники мостовой, он направился к центральной площади, уже виднеющейся в отдалении. Вогт повеселел и был весь сосредоточен на деле. Его занимал вопрос, ответить на который, казалось, невозможно: как оправдать человека, совершившего убийство на глазах толпы? Что ж, одну невозможную вещь он сегодня уже сделал, сделает и вторую.
Вот только сложно строить громадье планов, когда бедное пузико отчаянно просит еды… Вогтоус не долго размышлял над проблемой. Сложно сказать, было ли это проявлением невероятной наглости, что отчасти была ему свойственна, либо же слепой надеждой на удачу, но только он решительно поднялся по каменному крылечку ближайшего дома и толкнул дверь. Разумеется, дверь была заперта. Тогда Вогт постучал. На стук не ответили.
Не теряя надежды, Вогт спустился с крылечка и приблизился к окну — в отличие от многих других зданий в Торикине, в этом доме на первом этаже были окна, однако же защищенные красивыми коваными решетками. На первый взгляд решетка казалась надежно запертой, однако стоило Вогту потянуть ее на себя, как она растворилась. Для него это было все равно что приглашение. Вогт посмотрел на свои розовые ладони, примерился, уцепился за подоконник и подпрыгнул, пытаясь влезть. Первая попытка провалилась, но Вогт немедленно предпринял вторую. Некоторое время он пыхтел, краснел и отдувался, а потом ему все-таки удалось водрузить живот на подоконник и шумно ввалиться в дом — лицом вниз. Там Вогтоус спокойно встал, отряхнулся и на всякий случай притворился, что его нет.
Столь удобно подвернувшееся окно привело его прямиком в кухню — какая удача. Кухня, хоть и нуждалась в уборке, выглядела весьма уютно с ее белеными стенами, вымощенным расписными глиняными плитками полом и довольно новой, пока еще блестящей утварью — владелец этого дома очевидно не жаловался на бедность. Глиняная миска на столе, прикрытая полосатым полотенцем, призывала заглянуть в нее. Вогт уселся за стол и сдернул полотенце. У него не возникло никаких сомнений, что этот пирог (пусть слегка зачерствевший, но румяный и аппетитный) ждал именно его. Пирог оказался с мясной начинкой, но Вогта это не потревожило — после ночи наслаждений со Шванн, боя на выживание, а также неоднократного произнесения бранных и прочих запретных слов он стал матерым греховодником.
Неспешно пожевывая пирог, Вогт прислушивался к звукам, доносящимся с верхнего этажа — несмотря на первое впечатление, дом вовсе не был пуст. Наверху топали, возились и