сдерживать рвущееся из глотки раздражение.
— А разве это не твои прямые обязанности? К тому же тебе не долго пришлось ломать голову, прежде чем ты надумал рабочий план. Я едва сдерживал смех, пока ты объяснял свите, что Полудню нехорошо и только крепкий сон позволит ему восстановиться, а посему его категорически нельзя будить.
— А мне едва удавалось подавить нервный стук зубов, господин, осознавая всю хлипкость нашего плана.
— Да ладно тебе. Они бы успели отойти далеко от города, прежде чем обман бы вскрылся. А уж там бы подосланные нами люди их бы всех и перебили. Чик-вжик-красота. Время, как ты сказал, опасное, кто теперь их разыщет, этих бандитов. Правитель Полудня навсегда останется в наших сердцах, а что касается покойной свиты, так какая же это удача: погибнуть, защищая своего повелителя. Такая честь. Их семьи плакали бы от умиления.
— Даже если. Но каждый лишний человек, вовлеченный в тайный план, повышает риск его раскрытия. Тем более если эти люди — члены банды головорезов.
— Уже нет смысла переживать. Сумасшедшая деваха избавила нас от этих треволнений.
— Рано расслабляться, господин. Мы должны оставаться бдительными.
— А что свидетельствует против нас? Карлик утратил голос, Полдень тем более.
— Однако его рот, стоит только заглянуть, сам поведает историю его гибели. Признаки отравления не скроешь, господин.
— Еще четыре дня, по требованию закона, его тело хранится в склепе, потом его спрячет земля. Но и в склепе оно укрыто не менее надежно. Склеп заперт. Никто без моего личного разрешения туда не войдет.
— Остается бродяжка… Сейчас она под охраной в одиночной камере, даже мышь не прошмыгнет. Но вот если она сболтнет на суде…
— Так, может, и ей дать яду?
— Нельзя же травить всех подряд, господин, кто только связан с этим делом! Это подозрительно, — напомнил второй. — Будет лучше, если этой ночью ею убьют при попытке бегства.
Они собираются убить Наёмницу? Вогт в ужасе прижал ладони ко рту, удерживая себя от вскрика.
— Как же она сбежит, если ее так хорошо охраняют?
— Это уж моя забота, господин. Вне зависимости от ее собственных намерений, этой ночью она попытается сбежать. Придется пожертвовать одним-двумя тюремщиками для достоверности.
— Ничего страшного. Они сложат головы, останавливая опасную преступницу. Их будут славить как героев. Завидная судьба.
— Именно, господин. Суд назначен на полдень, завтра. Но он не состоится.
— Наконец-то все будет так, как я всегда хотел, — голос первого повеселел. Вогтоус уловил в нем знакомые нотки жадности. Он вспомнил бы, где слышал этот голос, если бы все его мысли не занимала Наёмница и нависшая над нею опасность. — Почему мы разговариваем в темноте? Раздвинь занавески.
— Да, господин.
Сквозь вспыхнувший во мраке белый треугольник хлынул свет, но за секунду до этого Вогтоус бесшумно выскользнул за дверь. Еле переставляя ноги, он брел к лестнице и отчетливо понимал: если ему не удастся остановить их, Наёмницу просто убьют…
Троица, сраженная им ранее, все еще валялась там, где он их оставил. В его унынии Вогта не порадовал даже тот факт, что их до сих пор не обнаружили, а значит, причин для беспокойства нет. Вогтоус замер в задумчивости возле одного из стражников. Он собирался защитить Наёмницу в суде… но все идет к тому, что ему будет некого защищать. От этой мысли ему стало до того мерзостно, что аж затошнило. Стражник пошевелился, приходя в себя.
— Сволочи вы все здесь, — услышал Вогт собственный голос и не сразу узнал его, так угрюмо и холодно он прозвучал. А затем нога Вогта, как будто сама по себе, пнула стражника под ребра. Стражник заскулил, но не посмел огрызнуться, уже зная, что этот лупоглазый пухляк горазд на неприятные неожиданности. На полу возле лежало несколько монет, вывалившихся из чьего-то кармана при падении с лестницы. Сквозь дымку страха и тоски о Наёмнице Вогт вспомнил о Цветок и подобрал монеты. — И не вздумайте помешать мне уйти, — добавил он.
Вогтоус вернулся назад тем же путем, что и пришел.
На выходе из дворца отчаянно скучали стражники. Вероятно, Вогту следовало им посочувствовать, ведь, работая в таком месте, они находились под постоянной угрозой невероятного везения. Однако он не сочувствовал.
— Ну что, передал свое сообщение? — спросил один из стражников («…остатков стражников», — подумал Вогт).
— Да, — ответил Вогт с ленивой злобой. Он поднял взгляд к флагам, установленным на башнях дворца, желтые — слева, фиолетовые — справа. Желтые все еще были приспущены, фиолетовые дерзко развевались — день выдался довольно ветреный. Вогт не сомневался, что скоро они исправят это досадное нарушение симметрии, заменив все фиолетовые на желтые. Или, может, приспустив и фиолетовые. — И мое сообщение так не понравилось градоправителю, что он пообещал казнить всех стражников, вас в первую очередь.
Лица стражников перекосились от страха.
— За что? — закричали они удаляющемуся Вогту.
— За то, что пропустили меня к нему, — ответил он и бросился бежать.
***
В сизых, как голубиное крыло, сумерках Вогтоус бродил и бродил возле каменной стены тюрьмы. Он клал на стену ладони, но не мог проникнуть сквозь нее, так как не мог позабыть о своей тоске по Наёмнице, а значит и о разделяющей их преграде. И сумерки казались ему еще темнее, чем были на самом деле. Он разбил себе костяшки, стучась в тюремные ворота, но никто так и не подошел.
Вогтоус сел возле стены и заплакал, совершенно измученный беспокойством.
— Ты пришел спасать ее? — раздался чей-то тихий голос.
Вогтоус убрал руки от мокрого лица и увидел человека — серого и невыразительного, почти растворяющегося в блеклом вечернем свете.
— Да, — ответил Вогт.
— И как же ты намерен это сделать?
— Не знаю, — признался Вогт.
Серый незнакомец призадумался.
— Ты так боишься потерять ее?
— Да.
— А ведь ты способен дойти до конца и без нее.
— Когда я один, мне не хочется двигаться с места. Даже победа уже не кажется важной.
— Этот мир тебе чужой. Ты не можешь застрять в нем навсегда.
— Наверное. Мне все равно. Без нее даже в лучшем из миров мне будет хуже, чем здесь с ней.
— Ты откажешься от Игры ради глупой девчонки?
— Да, если это такая жестокая Игра, что не позволит мне сохранить ее.
— Она сама виновата, — бесстрастно возразил блеклый. — Она нарушила главное правило, она и до этого нарушала правила. Она ничему не учится.
— Я знаю ее лучше, — резко возразил Вогт. Он встал и сердито отряхнул зад от дорожной пыли. — Она умная. Если она иногда и поступает как… дура, то это еще не значит, что она на