Читать интересную книгу Мартовские колокола - Борис Батыршин

Бамм–бамм–бамм… тили–динь! — тили–динь! … Бамм–бамм–бамм!

Щуплый звонарь на звоннице Троице—Петровского собора[84] всем телом мотается на толстом канате — в такт размахам массивного бронзового языка:

«Святый боже, святый–крепкий, святый боже, святый–крепкий, святый боже, святый…»

Молитвенное присловье, отбивающее ритм частого благовеста, известное всем без исключения звонарям на Руси, не менялось, наверное, со времён татарских набегов на Москву, со времен литовских и польских осад Смоленска, с недобрых лет Смутного времени. А с чего менять? Не изменился же большой колокол–благовестник, что по прежнему отбивает положенные три редких удара, возвещающих о начале богослужения, а потом…

«Святый боже, святый–крепкий, святый боже, святый–крепкий…»

Сегодня, однако, приключился конфуз — благовест отбивают уже третий раз, а служба всё не началась.

Царь задерживается. Клир в соборе давно парится в облачении, стынут на ветру часовые на бастионах, стрелки ползут к полудню, скоро уже рявкнет пушка со стены Нарышкина бастиона. Вот она точно не будет никого ждать — как ни ждала ни единого раза, за те пятнадцать лет, что полуденный выстрел дают со стены Петропавловки. Раньше, с самого 1865–го года, когда обычай этот только был заведён в столице Империи, стреляли со двора Адмиралтейства.

Царь всё не едет.

Бам–м, Бамм–м, бамм–м — малый благовест. Только ему во всей империи и дозволено торопить самодержца…

«Святый боже, святый–крепкий…»

Первый день марта. Ветер над Невой…

* * *

«…гранатомётчики пойдут по Петровской набережной, в сторону моста. Их двое; Олегыч только что подал сигнал, что они уже на месте. Главный удар должны наносить именно они — сначала пропустят царский кортеж на площадь и уже тогда, метров со ста, из двух «Мух»…»

Каретников боролся с искушением достать из кармана небольшой, но мощный немецкий бинокль и рассмотреть парочку террористов. Кажется, вон они — Впереди шествует важный барин в котелке — рука за спиной, во второй небрежно несёт трость. За ним второй, в неказистом тулупчике — то ли лакей, то ли рассыльный из лавочки, навьючен как мул…

Корф должен быть где–то там, но его пока не видно. Позывной — «Первый». Барон подошёл к задаче творчески — он одет в форму, причём расхристан сверх разумной меры — шинель распахнута, пуговицы оборваны, сюртук расстёгнут чуть не до пупа — господин офицер после попойки. Или в процессе — если предположить, что попойка началась вчера. Или позавчера. Господин офицер вышел проветриться и солидный денщик со «скобелевской» бородой бережно поддерживает их высокородие», чтобы, не приведи Господь, в Неву не свалились. Прохожие недоумённо озирают парочку — что–то рано начал загул господин офицер, полудня еще нет, — и спешно уступают дорогу защитнику престол–отечества…

Вторая группа — за Троице—Петровским собором, на Большой Дворянской[85]. Ждут сигнала. Их задача — выехать на площадь со стороны Конной улицы[86] и встретить царя пулями. Никаких револьверов с отравленными пулями, как привыкли господа народовольцы — в небольших частных санках, обычных для зимних частных выездов в столице, спрятан ПКМ. Кинжальный огонь — в упор, с шестидесяти метров…. Каретников поёжился. А ведь в экипаже и супруга царя и два сына — Георгий и Ники, наследник — будущий царь Николай Второй. Каша. Кровавая.

Впрочем, если планы террористов сбудутся — царская чета и старшие сыновья Александра умрут не от пуль. Две реактивные противотанковые гранаты в лёгкий деревянный возок…

Группу на возке должен брать Никонов. Позывной — «Третий». Он решил обойтись без переодеваний, как Корф — да и верно, ни к чему это. Над городом плывёт благовест, перед собором полно народу — кто обратит внимание на офицера и его спутников? Возок сейчас должен ждать у тротуара, и, получив сигнал, медленно тронуться в сторону Троицкой площади.

Еще три группы ждут поближе к возможному месту событий. Это люди Вершинина — каких трудов стоило уговорить его не ставить в известность начальство, не подвергать риску продуманную операцию, взять террористов из будущего всех и сразу…

Последний боевик — вон он, метрах в ста, на мосту. Стоит и с независимым видом рассматривает панораму Петропавловской крепости. Наблюдатель — именно по его сигналу тронется с места возок, а гранатомётчики остановятся и примутся распаковывать громоздкие бумажные свёртки. Две зелёные трубы…. А, впрочем, мало ли какие причуды могут быть у приличного вида господина? Сигнал прозвучит не раньше, чем царский экипаж поравняется с наблюдателем. До съезда с моста — ещё почти двести метров, это примерно минута. Чтобы привести в рабочее состояние противотанковый гранатомёт РПГ-18 (известный широкой публике как «Муха) нужно открыть заднюю крышку, раздвинуть трубы до упора, потом повернуть предохранительную стойку вниз до упора и отпустить. Ерунда — даже для неопытного стрелка секунд двадцать, не больше. У террористов куча времени.

Но сейчас царский кортеж только–только выезжает на Дворцовую площадь. До Троицкого моста — мимо Зимнего дворца, дворца Великого князя Владимира Александровича, Мраморного, — не меньше десяти минут всем участникам будущей драмы мёрзнуть на сквозном ветру, под заливистый благовест столичных соборов.

Вон они! Даже с такого расстояния, через всю Неву, виден массивный ящик царского экипажа. В документах историков написано — «четырёхместные сани», но на самом деле это карета, поставленная на полозья — квадратная, чёрная, по вместительности не уступающая иной маршрутке. Неудивительно — негоже венценосной семье тесниться в узком ящике или мёрзнуть на февральском ветру при переезде через бесконечный Троицкий мост.

Каретников покосился вправо — наблюдатель тоже подошёл к парапету и поднёс руку к лицу. Бинокль? Да, наверное…

Сам доктор — «Второй». Тоже наблюдатель. По сути — коллега того, на мосту. Правда, у Каретникова есть ещё одна функция. Мало ли что случится при захвате — вот карманы доктора и набиты перевязочными пакетами, ампулами с противошоковым, жгутами… поначалу он даже собрал это хозяйство в небольшой саквояж. Потом посмотрел на свою ношу и принялся перекладывать всё это добро в карманы — уж очень походил саквояж на ручную кладь бомбиста.

А вся серьёзная «медицина», заветный пластиковый ящик «скорой помощи» сейчас у Ольги. Девушка ждёт в небольшом возке, дальше, по Петровской набережной — примерно напротив домика Петра. У неё — тоже рация, позывной «Четвертый». Хочется верить, что её багаж сегодня не понадобится.

Три щелчка в гарнитуре. Потом, после перерыва — два и ещё два.

Олегыч бдит. Камеры работают. Виктор, пленный бригадовец, честно зарабатывает если не прощение, то жизнь. Порядок.

У съезда с моста, с Петербургской стороны, возле полосатой будки караульного прячется от ветра Яша. «Пятый». Главный герой их кустарного коллектива. В кармане у молодого человека, кроме «бульдога», ещё и светошумовая «Заря». Последняя линия обороны, на крайний случай: если захватить террористов вовремя не получится, Яша должен по сигналу взорвать её. Низкочатотный грохот и слепящая вспышка в миллионы свечей наверняка заставит казаков конвоя остановить царский экипаж. Не идиоты же они, в самом деле, чтобы везти своих августейших подопечных навстречу опасности?

Как медленно тащатся секунды. Чёрный брусок царских саней ползёт вдоль бесконечного фасада Зимнего…. Качнулся вверх–вниз на крутом горбу Эрмитажного моста…

Снова быстрый взгляд вправо — наблюдатель опустил бинокль и уткнул подбородок в варежки. Со стороны может показаться, что человек греет замёрзший подбородок — если не знать, что в кармане у него рация. А может и правда руки греет? Неважно.

Ещё пять минут… экипаж минует Мраморный дворец. Теперь его почти не видно — вдоль парапета моста, на расстоянии полусотни метров друг от друга, в парапет врезаны аккуратные деревянные будки. Они и скрывают обзор вдоль моста, не давая разглядеть, что творится у съезда на Дворцовую набережную.

Всё. Время вышло.

Эфир взрывается:

— Объект на мосту, первый, третий, вперед, второй, четвёртый, пятый на месте! Работаем!

— Первый пошёл.

— Третий, ответь…. третий… ТРЕТИЙ???

* * *

До цели — двадцать пять шагов вдоль парапета Петровской набережной. Спасибо бесчисленным парадам и караулам — привычка ТОЧНО рассчитать шаги, чтобы оказаться на месте мгновение–в мгновение, и никак иначе…

Кроф выдирается из объятий Порфирьича. Денщик сперва, аккуратно притормаживавщий их высокородие под локоток, принимается хватать его за плечи и, под конец, войдя в раж, цапает за шиворот и отвороты шинели. Барон хрипло орёт и сквернословит, встречные прохожие шарахаются от не в меру раздухарившегося офицера.