Читать интересную книгу Большая книга перемен - Алексей Слаповский

Итак, «Река». Сами напрашиваются названия частей или глав: «Исток», «Стремнина», «Заводь», «Омут», «Берега», «Обрыв», «Водоворот», «Бакены», «Пристань», «Русло», «Устье»… Этапы любви.

Немчинову не терпелось сразу схватиться и писать, начать этот зовущий текст. Но он удерживал себя: необходимо выстроить сюжет, продумать героев, которые пока в тумане.

Родители Матвея и Миши – обычные люди. Никаких крайностей. Надоели уже эти диктаторы отцы, буйные алкоголики, и робкие, забитые матери.

Счастливое солнечное детство.

Бабушка кормит жареной картошкой с холодным молоком и черным хлебом.

Футбол во дворе.

Так, как это было у Ильи.

Потом влюбленность братьев в самую красивую и умную девушку школы.

Переломные времена. Братья активно участвуют в событиях.

Девушка выбирает Матвея.

Михаил мучается. Он знает о брате что-то такое, что может обрушить карьеру Матвея и развенчать его в глазах девушки (назовем ее Ингой). Но воспользоваться своим знанием не хочет – подло.

Свадьба. Михаил заранее уезжает, чтобы не быть на ней.

Возвращается. Случайный разговор с Ингой. Ее обмолвка или прямое признание: она любила Михаила, но видела, что он не обращает на нее внимания, и от обиды вышла замуж за брата.

Что дальше?

Она уходит от Матвея. Но после двух месяцев жизни с Михаилом признается, что ошиблась. Что ее тянет к Матвею.

Возвращается к Матвею. Но и с ним тяжело, и тянет опять к Михаилу.

Второй раз уходит к Михаилу.

Мучения и метания.

И так далее.

Потом всякие события, а в финале Матвей едет с братом на рыбалку.

Нет, лучше один.

Зацепляется крючок, Матвей лезет в воду, его сносит течением (Илья помнит, как это было с ним на Медведице, и как это страшно), он борется, барахтается. Последняя мысль: все логично.

Или нет?

Может, оставить в живых?

Надо обдумать.

И Илья продолжил в уме сочинять свой роман, боясь сесть за стол, – опасался, что первые же написанные слова могут его разочаровать. Он хотел сначала создать книгу, а потом уже написать ее.

Правда, иногда покалывала мыслишка, что он таким способом, громоздким, но приятным, избавляется от необходимости думать о происшедшем на самом деле. Убили Леонида или сам утонул? Попал Миша Кулькин под машину случайно или его тоже убили?

Ерунда, говорил себе Илья. Этого не может быть.

41. СУНЬ. Убыль

__________

____ ____

____ ____

____ ____

__________

__________

То, что вы сегодня отдаете другим, завтра судьба возвратит вам с процентами.

Гости съезжались на дачу Тимура Саламовича, которая была довольно скромной – как построил он ее лет тридцать назад, так почти ничего и не менял. На шести сотках – двухэтажный домишко из белого кирпича, внизу кухня, гараж, мастерская, на втором этаже три комнатки с кроватями. В саду несколько старых яблонь, дающих густую тень, несколько вишневых деревьев, вдоль изгороди кусты крыжовника и смородины, в углу малинник. Раньше были помидорные и огуречные грядки, цветочные клумбы – когда была жива жена Тимура Саламовича Елена Александровна. После ее смерти Тимур Саламович этой мелочью не занимался, не любил возиться с выращиванием рассады, кропотливой посадкой, окучиванием, но за яблонями и вишнями ухаживал: опрыскивал, белил стволы известью, обрезал и даже пытался что-то к чему-то привить, но неудачно.

У него была давняя традиция: собирать на свой день рождения гостей здесь, на даче, на свежем воздухе. Клали на козлы доски, покрывали клеенкой, ставили лавки – собиралось в прежние годы до пятидесяти человек. Потом все меньше и меньше. А в последнее время – несколько оставшихся в живых друзей, бывшие коллеги по работе, зять, то есть Павел Витальевич, внуки Егор и Рада, больше никого. Но, если уж кого позвал, отговориться было невозможно – Тимур Саламович умел обижаться глубоко и надолго. И, хотя все и так помнили, обязательно всех за день, за два обзванивал.

Павел, получив приглашение, был вынужден прервать запой, в котором находился уже третий день (Сторожев неотлучно находился при нем), сутки приходил в себя, явился больной, но, как говорил в таких случаях Сторожев, обезвреженный.

Егора Тимур Саламович отдельно попросил:

– Слушай, приезжай со своей девушкой. У тебя есть девушка?

– Зачем? Это же семейный праздник.

– Внук, я тебя никогда не видел с девушкой. Почему? Я надеюсь, ты не гомосексуалист? Извини за такие слова, но тебе скоро тридцать, а ты всё не женишься. Меня даже один бывший товарищ по работе спросил: почему, Тимур Саламович, у тебя такой странный внук? Красивый, ухоженный, как девушка, ходит в чем-то ярком. Он не гей, случайно? Видишь, мы старые, но в курсе таких понятий!

– Дед, я не гей, я вчера спал с девушкой.

– Вот с ней и приезжай. Мне будет приятно.

Егор не соврал, вчера ночью у него была Яна. Он все больше привыкал к ней, начал находить в ее простодушии и наивности симпатичные черты. Однажды даже возникла мысль: если жениться, то почему не на ней? Гейне был гений, а женился на дурочке, которая даже не знала немецкого языка и не понимала его стихов. Но он всю жизнь был с ней счастлив, значит, есть в этом что-то?

Но нет, Яну брать с собой нельзя. Не так поймет. Ввод в семью – почти предложение.

Хотелось позвать Дашу.

Очень хотелось.

И он схитрил: позвонил ей и сказал, что просит сфотографировать одно торжественное семейное мероприятие. Правда, хочется и пообщаться. Тебя не смутит? Не смутит, ответила Даша.

Они приехали первыми, потом подоспели старые друзья Тимура Саламовича, привыкшие никуда не опаздывать. Даша фотографировала, но Егор посадил ее рядом с собой, чтобы не показалось деду, что она фотограф в роли его девушки. Нет, она его девушка в роли фотографа. Он так ему и объяснил: Даша не расстается с фотоаппаратом, такое у нее увлечение.

– Красивая девушка, – сказал Тимур Саламович, с удовольствием оглядывая Дашу. – Ты вчера был с ней?

– Да.

– Завидую.

Приехала Рада, кивнула гостям и брату, чмокнула деда, вручила ему открытку с его фотографией, с виньеткой и надписью «Дед, живи сто лет!». Она за пять минут смастерила ее с помощью фотошопа и распечатала на принтере, а Тимур Саламович всегда говорил внукам, что тот подарок дорог, который сделан своими руками. Раньше были рисунки акварелью, пластилиновые фигурки, салфеточки, теперь проще. Кивнув остальным, Рада села в беседку, увитую виноградом, нетерпеливо раскрыла ноутбук и продолжила работу.

Сегодня весь день она ведет жаркую дискуссию в своем журнале, набралось уже больше двухсот комментариев. Рада отвечает каждому, вернее, каждой – это сообщество childfree, здесь только женщины, не желающие иметь детей и ненавидящие их, а заодно беременных и детных мамаш. Они называют их свиноматками, овуляшками, а детей – спиногрызами, опарышами, уродцами и т. п.

Популярность держится на провокациях, поэтому Рада вчера ночью вбросила такой текст:

«Как известно, старость и детство – болезнь. Детство даже больше: старикам разрешают голосовать, а детям нет. То есть справедливо считают их невменяемыми. Вчера в супермаркете моя подруга, которой надоело слушать, как два десятилетних задрота ругаются матом, выбирая какую-то шипучку, схватила одного за ухо и стала крутить (а пальцы крепкие, она бывшая гимнастка). Естественно, отовсюду послышалось заклинание: “Этожедети!” Подруга ответила: “В первую очередь они неадекватные психи!” У меня две мысли по этому поводу. 1. Почему не разрешить гражданам применять спецсредства против этих неандертальцев? Хотя бы газовые баллончики (с гарантией невиновности – это же самооборона, они не только ругаются матом, они нападают)? 2. Почему не ввести правило вызывать милицию и скорую помощь, чтобы немедленно изолировать буйствующего имбецила от общества? 3. Да, за больными иногда ухаживают дома. Но в клиниках профессионалы и настоящее лечение. Почему бы не открыть сеть детских больничных комплексов (на десятки тысяч человек), где они бы жили, учились, не терроризируя никого, кроме себя? Дорого? Но оно того стоит!»

Посыпались отклики, одобрения, возмущения контрабандой пролезших овуляшек, новые предложения: не ограничиваться газовыми баллончиками, т. к. часто подростки угрожают жизни, применять смирительные рубашки в школах, учителям выдавать электрошокеры, для детей создавать не больницы, а концлагеря.

Рада, посмеиваясь, отвечала всем, развивала тему, спорила, подбадривала.

Уже сели за стол (Тимур Саламович назначил на шесть вечера, значит, должны сесть в шесть вечера, а оттяжек он не признавал), уже выпили за здоровье именинника, уже бойцы начали вспоминать минувшие дни, то есть славную работу на славном предприятии, тут приехал с Шурой Павел.

Обнял тестя, извинился, вручил ударно-кремнёвый пистолет первой четверти девятнадцатого века – Тимур Саламович на пенсии стал коллекционировать старинное оружие; начало коллекции было положено незабвенным кинжалом «Кама».