Гитлеровское командование понимало значение Северного морского пути, особенно во время войны. Из арктических портов мы морем транспортировали печорский уголь, из Амдермы — руду, с Енисея и Оби — тоже различные народнохозяйственные грузы, столь необходимые стране. Велико было и стратегическое значение этого пути: он связывал нас с Дальним Востоком, с Тихоокеанским флотом, от которого мы получали корабли.
Как-то на очередном оперативном совещании начальник разведки флотилии капитан 2 ранга А. Н. Сидоров предупредил, что нам следует ожидать усиления деятельности фашистских подлодок в Арктике.
— Посудите сами. На всех фронтах фашистов бьют, они отступают. А в Северной Норвегии собралось более тридцати лодок. С какой целью? Ясно, для действий у нас на Севере…
Да, в нашей зоне активность противника возрастает. В 1942 году фашистские лодки в зоне флотилии появились 99 раз, на следующий год — 198, в текущем году бы-
[265]
ло отмечено уже 300 случаев обнаружения подводного противника. Было над чем подумать.
Начальник оперативного отдела штаба флотилии капитан 1 ранга Н. Ф. Богуславский сказал:
— Я согласен с начальником разведки. В нашей зоне пройдет в этом году триста пятьдесят конвоев, большая часть из них — арктическим путем. Несомненно, враг не пожалеет усилий, чтобы нанести нам здесь удары, причем не только атаками подводных лодок, но и минными постановками. По нашим данным, он выставил в нашей зоне уже более трехсот мин.
Богуславский подошел к карте и показал мне районы, засоренные фашистскими минами. Все они были перед входом в Белое море, на подходах к нашим базам и проливам.
Тральщики флотилии беспрерывно проводили траление фарватеров. Их команды вели себя героически. Я хочу особо отметить «ТЩ-109» старшего лейтенанта Я. С. Величко и «ТЩ-110» старшего лейтенанта В. В. Михайлина (ныне адмирал и командующий дважды Краснознаменным Балтийским флотом). Мы посылали их на самые ответственные задания для проверки фарватеров и для сопровождения конвоев. В. В. Михайлин в 1943 году прошел с тралом более 4000 миль, уничтожив многие десятки мин, и провел около 60 транспортов. Эти цифры говорят сами за себя. Так же доблестно действовал экипаж Михайлина в 1944 году. «ТЩ-110» удостоился ордена Красного Знамени.
Что касается числа конвоев, то мы в своих расчетах ошиблись. В 1944 году в Белое море пришли не 350, а 487 конвоев (из них 142 союзных), что в общей сложности составляло около 1000 транспортов.
Учитывая, что в светлое время года, в полярный день, союзники воздерживались посылать конвои, фашисты летом 1944 года основные силы бросили на наши арктические коммуникации. Только в Карском море постоянно действовали 7 немецких подводных лодок. Но мы к тому времени получили новые корабли и могли теперь значительно увеличить эскорт — до трех-четырех боевых кораблей на каждый охраняемый объект, а в особых случаях и больше. Гидросамолеты «Каталина», полученные от союзников, производили дальнюю разведку по всему театру. Перед проходом конвоев они осуществляли поиск
[266]
подлодок, а также плавающих мин, сорванных штормами со своих якорей (эти мины были весьма опасны, ибо осенней ночью да и днем в плохую видимость разглядеть их в море было очень трудно). Перед выходом конвоев мы теперь все чаще производили решительное очищение нужных нам районов от фашистских подлодок, направляя сюда крупные силы авиации и сторожевых кораблей. Кроме того, в конвои включались так называемые ударные группы кораблей, у которых была одна цель: искать и уничтожать врага. Такой тактический прием полностью себя оправдал. Теперь эскортные корабли ни на минуту не отвлекались от своих подопечных транспортов. Результаты не замедлили сказаться. Потери транспортов прекратились. Фашистам пришлось менять тактику. Убедившись, что непосредственные атаки конвоев становятся все более трудными и рискованными, гитлеровцы переключают свои лодки на постановку мин, приказывают нападать на наши радиостанции и посты наблюдения, обслуживающие судоходство в Арктике. В зоне флотилии таких постов, расположенных подчас на необитаемых островах, было более двухсот, и, естественно, мы не располагали силами, чтобы обеспечить надежную оборону каждого из них.
Однажды в конце сентября утром пришли ко мне начальник связи флотилии капитан 1 ранга Красносельский и капитан 2 ранга Голосин, ведавший в штабе вопросами противолодочной обороны. Вид у обоих озабоченный.
— Товарищ командующий, — сказал Красносельский, — пост наблюдения и связи на мысе Стерлегова, передавая сводку погоды, настойчиво просит срочно сообщить места конвоев. Что-то тут неладное.
Приглашаю Боголепова. Смотрим на карту. Мыс Стерлегова находится в Карском море, восточнее полуострова Михайлова. Задачи у поста определенные, зачем ему потребовались сведения о конвоях? На полуострове Михайлова стоит наша батарея. От нее до поста более сотни километров. Посылать с нее матросов, пожалуй, нецелесообразно: когда-то они доберутся. Начальник штаба предлагает ничего посту не отвечать, а командиру Карской военно-морской базы дать указание направить к мысу Стерлегова корабль. Так мы и сделали.
В эти дни в Карском море должен был идти конвой
[267]
с четырьмя транспортами. На протяжении суток рация мыса Стерлегова настойчиво запрашивала о его движении. Мы молчали. Вечером 26 сентября уполномоченный Главсевморпути на Диксоне сообщил, что рация Стерлегова больше на запросы с Диксона не отвечает. Командир Карской военно-морской базы приказал всем батареям и постам наблюдения в Карском море повысить бдительность. Не вызывало сомнений: на радиостанции что-то произошло.
Тайна раскрылась прежде, чем к мысу подошел посланный туда корабль. Доложил о случившемся сам начальник радиостанции Бухтияров. Дело было так. 24 сентября он с матросом-сигнальщиком Нагаевым на собачьей упряжке отправился осмотреть побережье: нет ли выброшенных волнами мин и каких-либо предметов с погибших кораблей. Вечером он вернулся на станцию и внезапно был схвачен фашистами. Оказалось, гитлеровцы с двух подлодок высадили десант из 25 автоматчиков и захватили станцию. Зимовщики, кроме двух вахтенных, спали. Силой оружия фашисты заставили радиста Главсевморпути передавать все радиограммы, положенные по нашему расписанию, и, кроме того, запрашивать данные о движении конвоев. Подводные лодки для скрытности легли на грунт в соседней бухточке.
Связанного Бухтиярова гитлеровцы привели на станцию и начали допрашивать. Моряк предпочитал погибнуть, чем выдать военную тайну. Он долго препирался с переводчиком — русским белогвардейцем, часто повторялся, тянул время, внимательно присматривался к обстановке. Наконец, улучив удобный момент, Бухтияров бежал. Хорошо зная местность, он трое суток пробирался по тундре, пока, совсем обессиленный, не достиг соседнего поста, пройдя около ста километров.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});