Наши корабли включались в общий план обороны города. Почти совсем стемнело, когда в небо поднялось несколько аэростатов заграждения. Маловато, думалось мне. Я вспомнил целый лес аэростатов, маячивших в небе над Ленинградом. На реке тишина, притаились наши кораблики, орудия смотрят в небо.
С берегового поста донесся сигнал воздушной тревоги. Летят! Через несколько минут мы с мостика БМК услышали нарастающий гул авиационных моторов и резкий лай зениток. Разом вспыхнули прожекторы, лучи, как шпаги, то скрещивались, то расходились в стороны. Разрывы снарядов уже над головой, но самолетов не видно. По шуму можно было определить, что идут они волнами. Сообщили, что и наши истребители в воздухе. Но их тоже не видно и разобрать что-нибудь в темноте просто невозможно, видны только голубые полосы прожекторов. Я глянул в сторону моста. Он исчез в пелене дымовых завес, поставленных кораблями. Николай Петрович Зарембо тихо проговорил:
— Хорошо, что нет сильного ветра, завесы стоят неподвижно. А Земляниченко молодец — плотный дым поставил.
Вокруг катера слышалось бульканье — это падали осколки зенитных снарядов.
— Товарищ командующий, вы нарушаете форму одежды, — осторожно заметил командир катера.
Мы с Зарембо послушно надели стальные каски.
Стреляли все корабли. Палил и наш БМК-1. Матросы уверяли, что они хорошо видят самолеты в точках скрещенных лучей. Мы же с мостика ничего разглядеть не могли, пока над городом, как люстры, не повисли осветительные бомбы — их сбросили фашистские самолеты, которые все же прорвались сквозь огневую завесу. Зенитки бьют и по «люстрам». Но попасть в них не просто, и они долго горят, медленно снижаясь. Немцы сбрасывают бомбы. Моста они не видят, бомбы падают на восточный берег реки, на город Энгельс. Там возникают пожары. К сожалению, фашисты прорвались и к крекинг-заводу. Грохочет оглушительный взрыв, ночь озаряется ярким, слепящим светом. Это взорвалось почти пустое хранилище бензина. В городе тоже возникло несколько
[252]
очагов пожара, но их быстро погасили. Очень скоро все стало стихать, умолкали зенитки на берегу и на кораблях.
Самое главное для нас — мост. Как он? Целехонек! Гаснут прожекторы, но отбоя тревоги все нет. Сколько же было самолетов? Установить ночью это всегда очень трудно. Уверяли, что их было около сотни, но мне думается, меньше.
Утром мы обошли корабли. Почти каждый командир уверял, что его матросы сбили самолет. А на берегу дымились обломки всего двух «юнкерсов». Жаль, что не больше! А кто именно сбил, чья пушка — не так уж и важно. Важно, что стреляли все, стреляли хорошо, ибо к городу прорвалось всего лишь семь-восемь самолетов. Остальные сбросили свой груз далеко от цели.
В обкоме партии, куда мы зашли перед отходом из Саратова, нас благодарили за надежную оборону моста. Дивизион дымзавесчиков оставляем в Саратове. Он там стоял долго, но фашисты больше не появлялись. Видимо, свою авиацию они сосредоточивали на Курской дуге, где назревали основные события.
А караваны с нефтепродуктами для нашей армии все шли и шли. Врагу было не остановить этот бесконечный поток.
В конце июня фашисты вновь начали забрасывать Волгу минами и бомбить порты и караваны. Мы пополнили средствами ПВО бригады Сергеева и Цибульского. И все же плавание становилось все сложнее и опаснее. Дело в том, что наступала межень — летний спад воды. Изыскивать обходные фарватеры в реке стало труднее. Увеличивалась скорость течения. Так что и июньский план нефтеперевозок мы не смогли выполнить. Утешало нас лишь то, что все семьсот тысяч с лишним тонн нефтепродуктов, погруженных в Астрахани, были без потерь доставлены к месту назначения.
В июле у нас прибавилось тральщиков, усилилось траление. Открывались основные меженные фарватеры, что сокращало путь кораблям. Мы напрягали все силы, чтобы увеличить перевозки нефти. Приближалось решающее наступление советских войск на фронтах. Москва требовала: больше топлива! Почти всю бригаду канлодок мы использовали в качестве дополнительных буксиров, чтобы ускорить движение караванов.
[253]
Обстановка на реке оставалась напряженной. Мы вытралили более двухсот мин, но еще более трехсот оставалось. Размагничивание кораблей на специальной станции в Саратове, к сожалению, не давало полной гарантии, особенно в межень, когда фарватеры мелели и корабли вынуждены были идти в непосредственной близости от мин. А бывали случаи подрыва боевых кораблей. Тяжелое впечатление произвела гибель небольшого тральщика. От корабля и следа не осталось. Взрыв был колоссальной силы. Мина лежала на мелком месте, и, судя по всему, тральщик прошел над ней. Это навело на мысль трал-баржу пускать перед тральщиком. Первым применил этот способ мичман Дерябин — командир тральщика 4-го дивизиона. Получилось. Несколько мин подорвали. Суть этого способа заключалась в том, что тральщик на длинном буксире пускал трал-баржу плыть вниз по течению, сам же шел за нею. Не всегда это получалось, особенно на поворотах реки — баржу все время сбивало с намеченного курса. Но постепенно и на таких участках научились управлять движением трала. Метод Дерябина подхватили все дивизионы. Важно было, что неудачи не обескураживали людей, а, наоборот, заставляли работать творческую мысль. В этом смысле много сделала наша газета «За родную Волгу», которая умело подхватывала и распространяла все новое. К слову сказать, журналистский коллектив газеты — редактор Эммануил Прилуцкий, поэт Александр Яшин, корреспонденты Валериан Монахов и Николай Нольде — во всем отличался инициативой и оперативностью.
***
Вскоре после гибели тральщика ко мне пришла комсомолка старшина 2-й статьи Татьяна Куприянова и стала настойчиво просить выделить ей тральщик и разрешить укомплектовать его команду только девушками.
— А не боитесь?
Девушка даже обиделась.
Я сказал, что подумаю, но, честно говоря, долго не решался. Меня стали уговаривать специалисты, дескать, Куприянова подобрала хороший экипаж и девушки со своей задачей справятся. Скрепя сердце я согласился, выделил старый катер. Девушки своими силами отремонтировали его, установили тралы и доложили о готовности
[254]
нести боевую службу. Перед первым выходом я сам придирчиво осмотрел корабль, проверил знания команды. Впечатление осталось наилучшее, и я дал «добро» на выход. Скоро мы получили донесение: экипаж Куприяновой подорвал мину. Затем вторую, третью… К концу кампании весь экипаж был отмечен правительственными наградами и получил крупные денежные премии.
***
Как-то я зашел в каюту операторов взглянуть на большую карту обстановки. Операторы майор Д.Г. Днепров и капитан-лейтенант И. А. Ананьин пометили участки, где при спаде воды показались мины. За несколько дней их было обнаружено и уничтожено больше десятка. Удача! А с другой стороны, спад воды мешал нам: многие места так обмелели, что тральщики там пройти не могли. Что делать? Как всегда в таких случаях, выручила матросская смекалка. Моряки раздевались и, взявшись за руки, строем фронта проходили по мелкому месту, ногами ощупывая песчаное дно. Довольно оригинальный способ траления, не правда ли? Все это делалось с шутками-прибаутками, будто ребята вели хоровод. Теоретически мина не могла взорваться, если даже на нее наступить, ибо тело человека не обладает магнитным полем, но все же это была мина, а не арбуз или дыня. А вдруг она контактная, взрывающаяся при малейшем прикосновении? И смотреть на такое «траление» было весьма тревожно. Но я гнал мрачные мысли, любуясь здоровыми, загорелыми телами веселых, никогда не унывающих матросов. К счастью, ни одного несчастного случая но произошло, а мин мы разыскали порядочно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});