ничего эдакого не случится. Если есть вопросы — задавайте.
Я осторожно приподнял ладонь:
— Прошу прощения, ваше величество, но откуда вы узнали, что мы нарушили правила?
— На вас донесли, — Вальдемар смерил меня многозначительным взглядом. — Кто — сказать не могу.
Впрочем, и не надо — и так понятно. Анна прогнала прочь Каминского и Ворона, не дав им выпытать нужный ответ, а уж кто из этой парочки главный кляузник — и вурдалак догадается. Иного и не ждал — ну ничего, еще сочтемся.
— На этом все, — встал и попятился от стола. — Позвольте откланяться.
— До свидания, Трофим. А ты останься, — кончик пера указал на притихшую принцессу. — Нужно кое-что обсудить.
* * *
Да уж, подкинули головняка. Я не большой знаток старинных порядков, но если не изменяет память, не явиться на бал без крайне уважительной причины (например, тяжелого ранения или смерти) — значит, страшно оскорбить хозяина. И ладно если это твой сосед или мелкий чиновник — а тут сам император. Хочешь не хочешь, а идти придется, несмотря на все трудности и неприятности. Ведь бал — это танцы и банкет, а я ни плясать не умею, ни этикета застольного не знаю.
Мало того, что опозорюсь на раз, так еще и ненароком раскрою свою истинную сущность. Можно долго прикрываться медвежьим углом, но есть навыки, которые любой уважающий себя дворянин знать обязан. Хоть хромым притворись, но и это такая себе отговорка — хромой клирик в компании целителя крови: очень правдоподобно, ничего не скажешь. Оставалось лишь надеяться на то, что умел истинный хозяин тела — в бою наш тандем показывал себя весьма неплохо, глядишь, и в миру на что сгодимся.
Вернулся еще затемно — сил никаких не осталось, поэтому отослал Карину отдыхать и сам задремал в кресле. На рассвете разбудил стук в дверь — незнакомая горничная принесла официальную грамоту, являющуюся одновременно и приглашением, и пропуском, и сводом правил грядущего мероприятия. Вся в печатях и размашистых подписях, словно псалмы на броне космодесантника.
Начало назначили на полночь, взять с собой дозволялось только провожатого и служанку. Никакого оружия — все распри и ссоры запрещались личным императорским указом. Тем не менее, распорядительница бала оставляла за собой право на состязания и конкурсы — но исключительно мирные и потешные. И все равно я ощутил легкую тревогу — зная характер принцессы, нам точно придется не в кости играть или шарады разгадывать.
Пока читал, Альберт вышел из своей комнаты, одетый и напомаженный так, будто танцы уже через минуту. Сев напротив, старик оправил фрак, пригладил усы и попросил Карину принести чая. И только после этого небрежно осведомился, как прошло испытание.
— Меня выгнали, — признался сразу, чтобы не откладывать брюзжание и нотации на потом. — А результат отменили из-за нарушения правил.
Вопреки ожиданиям, дед не стал орать и костерить на чем свет стоит, а лишь с презрением фыркнул и задрал горбатый нос:
— Ничего удивительного. Ты в своем репертуаре. Впрочем, проигрыш не имеет особого значения. Твоя задача выжить, а не победить.
— Да, я проиграл, — строго посмотрел на собеседника, — но узнал много чего интересного. Например то, что некий молодой клирик с твоим именем и фамилией очень не хотел, чтобы Марию зверски казнили на площади. Однако потом резко изменил свои взгляды и стал непримиримым борцом с вампирами. Хотелось бы узнать, почему. А то я почти собрал паззл, но кое-каких деталей не хватает для полноценной картины.
— Потому что был молод и глуп, — проворчал наставник и взял чашку, вальяжно оттопырив мизинец. — Прямо как ты. Думал, что упыри — просто жертвы обстоятельств. Что они — благородные защитники империи, а вовсе не кровожадные чудовища. А потом увидел, что делал обезумевший Анхальт с мирными жителями. Как рвал их налево и направо, не щадя ни женщин, ни детей. Нет, его физиономию не исказила лютая гримаса, клыки не отросли до носа, уши не заострились, а глаза не горели алым огнем. Он проявил столько же эмоций, как и мраморная статуя, даже когда вспарывал животы беременным и отрывал головы грудничкам. Ему вообще было плевать на все, он прорывался сквозь толпу, как… смерч или цунами. Кровь текла по мостовой, как вода после ливня…
Альберт сделал глоток и тяжело вздохнул, глядя в окно так, словно за ним снова разгорелась алая жатва.
— Я никогда не видел столько крови — даже на скотобойне. И никогда не слышал столько криков, хотя успел побывать на войне. Я стал свидетелем того, как горстка существ истребила несколько тысяч невинных, не испытав при том ни намека на сожаление. И только тогда понял, как сильно ошибался в своем благодушии. И поклялся сделать все, чтобы избавить мир от этих чудовищ. Даже не потому, что они противны Свету и грешны по своей природе — к бесам всю эту духовность и метафизику. Нет, мой мальчик: вампиры — это неуправляемое и непредсказуемое оружие, способное разом уничтожать целые города. И будет лучше для всех, если эта сила просто исчезнет раз и навсегда.
— А магистр, что приказал обстрелять солдат зараженной картечью — это, по-твоему, норма? Так и должны поступать истинные воины добра? Или вурдалаки умеют отличать хороших от плохих?
— Против этой заразы все средства хороши. И вообще, это не твоего ума дело. Ты здесь без года неделю, а уже строишь из себя великого знатока.
— А как по мне, яблоко от яблони недалеко упало.
— Думай, что хочешь, — старик насупился пуще прежнего, сведя седые брови на переносице.
Наступила недолгая пауза — Альберт боролся с нахлынувшими воспоминаниями, а я сводил все ниточки к общему знаменателю, и никак не мог ответить на последний и в то же время самый важный вопрос:
— Но если вы были тогда в Петербурге, то как смогли спастись?
— Не твое дело.
— Да нет уж — мое, — облокотился на столик и сжал кулаки, с вызовом взглянув на старика. — Вы себе даже не представляете, через что мне прошлось пройти, чтобы докопаться до правды. Так что будьте так добры — поставьте последнюю точку над «i».
Учитель вздохнул еще горше и после недолгих раздумий произнес:
— Анна меня защитила.
— Анна? — брови сами собой поползли на лоб.
— Да. Я остался последним — самый молодой, еще даже не клирик, а простой служка. Владимир нашел меня под кроватью в келье — я лежал ни жив ни мертв, прижимая к груди серебряную дагу и непрерывно шепча молитвы. К тому моменту император малость поостыл и не