Мужик исчез во тьме так же неприметно, как явился — видно, пошел к себе на воз.
— Вот и разберись, — сказал Степан, потянулся, стал укладываться поудобнее, — где Римша его настиг. Но высек — это уже точно.
Он заботливо поправил на Нестерке сермягу, которой они оба накрывались.
— Деньги у моего хозяина есть, — жарко зашептал Степан, щекоча усами Нестеркино ухо, — не сомневайся. А как их добыть — не мне тебя учить. Да вот хотя бы собачьи похороны — тысячу, кажется, взял. Я этой тысячи не видел, приказчик сказывал. Теперь другие попы дознались, моему хозяину бороду крутят. Приедешь в Удручаны, попадьи остерегайся. Дошлая бабища. Хитруща — целый день работать заставляет. Ты ее проучи разок-другой, она и затихнет.
…Ярмарка кончалась. Возов на площади становилось все меньше и меньше. Поп наконец взял Нестерка на Степаново место. Он, правда, хотел выбрать себе работника получше — помоложе да покрепче, но рассудил, что осенью и зимой работа не та, что летом, — полегче. Авось и этот Нестерко справится.
По дороге домой, в Удручаны, поп молчал. Нестерко не вытерпел, сам спросил:
— Что, хозяин, закручинился?
— Суета сует, — горестно молвил поп и тряхнул власами. — Завистники всюду, прохиндеи, прости господи черное слово. Собачку схоронил, так их завидки берут, что сами оплошали.
— Не коли, мол, глаз, сам не лучше нас, — усмехнулся Нестерко.
— Да уж у них-то у самих-то и не такие дела бывали, — оживился поп. — Отец Дионисий храм весь растащил, да потом и поджег, чтобы концы в воду упрятать. А отец Павел все золото с образов и кадильниц снял, Да медью заменил. Все знаю! — Поп поднял кулак и погрозил уже едва виднеющейся вдали церквушке. — Не суй носа в чужое просо! Владыке грозятся на меня жалобу подать! Попробуйте! Дьяволы в образе пастырей!
И тут в Нестеркиной голове сложился план, как подступиться к поповским деньгам.
Нестерко рассмеялся. Лошадь прянула ушами и зашагала быстрее.
— Над чем гогочешь? — обиженно произнес поп, обеими руками придерживая на ухабах свою утробу, чтобы поменьше тряслась.
Нестерко оглянулся, и его молодые глаза сверкнули такой веселой голубизной, что поп изумился:
— Ты чего это?
— Ежели владыка на вас разгневается, — сказал Нестерко, — то я его ублаготворю.
— Ну… А не брешешь?
— Никогда брехней на занимался, это дело собачье! — Нестерко вытянул вожжой лошадь. — Эх, спать ночью надо, залетная!.. Да там, хозяин, видно будет, уладим!
…Дородная, под стать попу, попадья встретила нового работника недоверчиво: худой, в летах, раболепия мало. Снял шапку и стоит, как столб, нет чтобы матушке-хозяйке лишний раз поклониться. И глаза какие-то неугодливые. Нет, не умеет батюшка работников нанимать!
Предупрежденный Степаном, Нестерко знал, что матушка-попадья ведет хозяйство твердой рукой, сама на работу посылает, сама кормит. Да кормит хитро — раз в день.
Попадья поставила утром перед Нестерком плошку варева, дала кусок хлеба и стала рядом — торопить, чтоб скорее ел.
— Пойдешь в поле, скирды посмотришь, вывозить, видно, сено пора, а потом на хутор к моему брату, он тебе работы даст. Обед я тебе в поле присылать не буду — хочешь, сейчас прямо и пообедаешь.
«Сразу после завтрака меньше съем, — раскусил хитрость попадьи Нестерко. — Ну ладно…»
— Отобедаю, что ли, — сказал он, — а то завтрак-то с комариный нос!
— Говорила я батюшке, — бормотала попадья, снова наполняя жидким варевом плошку, — не бери худых да старых в работники.
Нестерко опорожнил плошку.
— Может, и повечеряешь одним разом? — вкрадчиво спросила попадья. — Уж зато как воротишься вечером с хутора, так тебе времени не надо будет на ужин тратить, прямо на сеновал спать. А?
— Давай и ужин, — весело сказал Нестерко. — А то есть хочется.
Попадья поставила третью плошку и у нее даже лицо залоснилось от радости: ловко батрака вокруг пальца обвела!
Нестерко поел, губы утер и спросил:
— А где тут, хозяйка, у вас работники спят? На сеновале? Спать мне охота.
Матушка-попадья заорала:
— Как это — спать? А на поле я за тебя пойду?
— Да ты не кричи, хозяйка, пожалей себя, — сказал Нестерко. — Где ж видано, чтобы после ужина работник на поле шел? После ужина, матушка-хозяйка, весь честной народ спать ложится, кого хочешь спроси.
Он вышел из-за стола, прошел сени, взобрался на сеновал и заснул.
Что уж попадья ни делала — и заслонками гремела, и какими только словами Нестерка ни поминала, и все хворобы, какие на свете есть, на его голову призывала, — не помогло. Работник спал до вечера, а с вечера — до утра.
С того дня попадья исправно кормила Нестерка, хотя и впроголодь, но как положено — три раза.
— Отъедаться сюда пришел, — бормотала она, — я это сразу приметила…
На пятый или шестой день Нестеркиного житья-бытья в Удручанах поп пришел домой ни жив ни мертв: беда все-таки стряслась.
Приехал, оказывается, владыка, остановился в соседнем селе, про собачью панихиду всех выспрашивает.
— Ох, быть лиху! — расхаживал по горнице поп, держась за брюхо. — Черт меня попутал с этой собакой!
— Так ведь тысяча рублей за одну панихиду! — успокаивала его попадья. — Сто мужиков похоронишь, таких Денег не получишь! Грешно было собачку упустить, вечная ей память!
— Сана меня за это лишат, тогда ты другое запоешь, — рассердился поп. — Присоветовала бы путное что-нибудь, а то — тьфу! — словами без толку "шлепаешь.
— Так ведь тысяча рублей…
— Молчи, не вводи меня во грех! — закричал поп. — Я бы этой тысячи не пожалел, чтобы только владыка гнев на милость сменил.
— Вы, хозяин, про козла, которого попом сделали, не слыхивали? — спросил Нестерко. — Смекайте-ка, авось и найдется щелка…
И Нестерко рассказал бывальщину о том, как спасся от гнева владыки поп, справивший панихиду по панскому коту.
Помог алчному священнослужителю простой работник. Взял у попа кошель с деньгами, прихватил козла со двора и прямо к владыке.
Как уж он пробрался к нему — история особая, но работник и сам туда прошел и козла провел.
— Прошу, владыка, животину сию в попы посвятить, — сказал работник. — Чем козел-то попа хуже? Недаром говорят: не в бороде, дескать, честь, — борода и у козла есть. Посвящай!»
Преосвященный начал хулу произносить — осквернение, мол, поношение!
Но работник не испугался, вынул кошель с деньгами, положил перед владыкой. Тот догадливый, смекнул что к чему, денежки — под рясу.
«Не подобает сие, — сказал он. надевая крест козлу на шею, — но уж деньги очень нужны».
Повел работник козла-попа домой. Привел, в стойле поставил. Ждут они с хозяином, что дальше будет. А дальше, беда — поповские сплетки хуже плетки. Приезжает владыка для того, чтобы над попом, который кота хоронил, суд править. Только все собрались, владыка хотел уже попа за кошачьи дела анафеме предать, как вдруг слышит — блеет кто-то. Смотрит владыка, а поп-козел с крестом на шее к храму идет, бородой трясет. И работник с ним рядом. Сообразил владыка-го, что дело может для него самого худо обернуться. Ведь он козла попом сделал! Это похлеще кошачьей панихиды будет. Вот и пришлось священника того простить!
— Чудеса! — пробубнил поп, когда Нестерко кончил рассказ. — Да денег таких не добудешь, чтобы владыку ублаготворить… Вот уж воистину: заплел я плетень, а доплетать-то нечем.
— Доплетем, хозяин! — уверенно сказал Нестерко. — Готовьте тысячу рублей. Пятьсот мне, пятьсот владыке. Все обойдется.
Начали поп с попадьей Нестерка обряжать, новенькую свитку ему дали, кошель с деньгами, торбу с едой.
— Запрягай, — закричал поп, — лошадь да гони ее в хвост и в гриву, чтоб скорее у владыки быть. А то я наших попов знаю: они про меня такое ему наговорят, что и пятисот рублей не хватит.
Нестерко на дорогу поел-попил, для лошади овса не забыл захватить, кожушок попросил: ночи-то холодные уже, и поехал.
— Когда вернешься, — сказал поп, — тогда я тебе и твои пятьсот отдам.
Сразу Нестерку к владыке попасть не удалось: то попы какие-то проходят, то купцы, то монахи.
— Тебе что нужно? — спросил Нестерка очень похожий на Якима Трясуна человечек: такие же пронырливых глаза, такие же липкие ручки. — Я при владыке состою. Могу пособить кое в чем.
— Я владыке подарочек принес, — улыбнулся Нестерко. — Владыка тебе, мил человек, благодарен будет, ежели ты меня к нему препроводишь.
— Может, он тебя чем-либо одарит? — Глаза у человечка загорелись. — Тогда пополам. Ну? А то ты тут век просидишь на своем возке.
— Ладно, — согласился Нестерко. — Что в награду получу, тебе половину. Только веди скорее.
Человечек заюлил, исчез, опять появился, снова куда-то пропал — и все в одну минуту.