мир Гамлета и Ивана Карамазова. Выраженный церебротоник, крайне настороженный и крайне чувствительный интроверт, больше интересуется не внешним миром (которому преданы висцеротоники и соматотоники), а тем, что происходит внутри его черепной коробки – мысленными конструкциями, вариациями чувств, воображением и сознанием. Церебротоники практически лишены стремления к господству, но не разделяют безоглядной любви висцеротоников к человечеству в целом; они хотят жить сами и давать жить другим, а их страсть к приватности всеохватна. Одиночество, это страшнейшее из наказаний для мягкой, округлой, добродушной личности, для церебротоника вообще не является карой. Его наихудший кошмар – это школа-интернат и армейская казарма. В обществе церебротоники отличаются нервнозностью, стеснительностью, скованностью и непредсказуемой сменой настроений. (Важно отметить, что среди хороших актеров нет ни одного явного церебротоника.) Такие люди не хлопают дверьми и не повышают голос, они сильно страдают от безудержных воплей и топанья ногами со стороны соматотоников. Они сдержанны в манерах, а в выражении чувств и подавно. Эмоциональные излияния висцеротоников они воспринимают как оскорбительно мелкие и даже неискренние, а пристрастие висцеротоников к церемониям, роскоши и блеску раздражает. Церебротоники с трудом приобретают привычки, им тяжело подчинить свою жизнь определенному распорядку, что вполне естественно для соматотоников. Из-за своей сверхчувствительности церебротоники зачастую выделяются крайней, почти безумной сексуальностью, но их вряд ли можно соблазнить выпивкой, поскольку алкоголь, усиливающий врожденную агрессивность соматотоника и благодушное дружелюбие висцеротоника, у них вызывает неприятные ощущения, вплоть до депрессии. Висцеротоник и соматотоник, каждый по-своему, хорошо приспосабливаются к миру, в котором живут; зато интроверт-церебротоник в определенном смысле несовместим с окружающей обстановкой, людьми и институциями. В итоге мало кому из церебротоников удается стать добропорядочными гражданами и столпами общества. При этом, пусть многие терпят неудачу, изрядное их число все же поднимается значительно выше среднего уровня. В университетах, монастырях и исследовательских лабораториях – надежных укрытиях для тех, чьи маленькие желудки не способны переварить то количество пищи, которое поглощают толстяки, а хилые мышцы препятствуют пробивать себе дорогу наверх, – встречается очень много чрезвычайно одаренных и удачливых церебротоников. Осознавая важность существования этого странного, слишком много думающего и обладающего крайне малым запасом живучести типа людей, все цивилизации стремились их так или иначе защитить и уберечь.
С учетом сказанного мы теперь яснее понимаем тот принцип классификации путей к спасению, который приводится в «Бхагавад-гите». Путь ревностного отправления религиозных обрядов больше подходит для человека, в котором преобладает висцеротонический элемент. Его врожденная склонность к спонтанной экстернализации эмоций поддается укрощению и перенаправлению в нужное русло, а потому животное чувство стадности и человеческое добродушие превращаются в истинную любовь к ближнему – в преданность личному Богу и всеобщему благу, а также в сострадательное отношение ко всем разумным существам.
Путем действия идут экстраверты соматотонического типа, те, кто всегда готов что-то да предпринять. У «невозрожденного» соматотоника эта жажда действия всегда выливается в агрессивность, самоутверждение и стремление к власти. Кришна объясняет Арджуне, что прирожденный кшатрий (воин) должен избавиться от присущих жажде действия и смертельно опасных повадок, должен трудиться, не помышляя о вознаграждении и полностью отринуть все привязанности. Конечно, как всегда и бывает, это гораздо легче сказать, чем сделать.
Наконец, есть путь знания, путь изменений сознания, которое в итоге перестает быть эгоцентричным и сосредотачивается на единении с божественной Основой. Это естественный путь выраженного церебротоника. Ему надлежит всячески подавлять собственную врожденную склонность к интровертности ради нее самой, направлять усилия на мысли, воображение и самоанализ как на цели, а не как средства, преодолевать фантазии и метания разума, преобразуя их в лишенный временной протяженности акт сугубо интеллектуального прозрения.
Мы уже знаем, что население планеты постоянно трансформируется и что у большинства людей три указанных элемента присутствуют в относительно равной пропорции. Индивидуумы, у которых полностью доминирует какой-то один элемент, встречаются крайне редко. Тем не менее, несмотря на немногочисленность, именно их образ мышления господствует в религии и этике – по крайней мере, в теоретической части. Причина тому очевидна. Любая крайняя позиция обозначается более четко и, следовательно, более заметна и понятна, чем умеренная, естественная для индивидуума, в котором все три основные элемента личности представлены в равной степени. Нужно отметить, что умеренная позиция никоим образом не является компромиссным вариантом крайних позиций; она лишь характеризует определенный образ мышления, один из пунктов списка возможностей. Создание единой всеобъемлющей системы, которая объединила бы метафизику, этику и психологию, – задача не по плечу ни одному отдельно взятому индивидууму именно потому, что всякий индивидуум обладает конкретными конституцией и темпераментом, то есть способен познавать мир только в соответствии с модусом своего бытия. Вследствие сказанного проясняются врожденные преимущества того пути к истине, который можно назвать антологическим[471].
Санскритское слово «дхарма» – одно из ключевых понятий в индуистских формулировках Вечной Философии – имеет два основных значения. Прежде всего дхарма – это суть человека, подлинный закон его бытия и развития. Но есть и другое значение этого слова – «закон праведности и благочестия». Смысл этого двойного значения вполне нагляден: как человек должен жить, во что должен верить, что должен делать во имя своей веры – все это обуславливается сутью его природы, его конституцией и темпераментом. Индуисты пошли гораздо дальше католиков с их доктриной призвания и утвердили право людей с разной дхармой поклоняться различным сторонам или проявлениям Божественного. В результате страны, населенные индуистами и буддистами, практически не знали кровавых преследований инакомыслящих, религиозных войн и империалистических устремлений прозелитизма.
Справедливости ради следует отметить, что в пределах своей церковной системы католицизм отличается почти такой же терпимостью, как индуизм или буддизм махаяны. Номинально единая, каждая из этих религиозных систем состоит из большого количества разнообразных учений, отражающих все разнообразие мыслей и образцов поведения, от фетишизма и политеизма до строгого монотеизма и поклонения священной человеческой природе аватары, до Вечной Философии и чисто духовной религии, которая взыскует объединяющего познания Абсолютного Божества. Разумеется, эти допускаемые вероучения внутри общей религии вовсе не означает, что они все признаются равноценными или одинаково истинными. Индивидуум по своей дхарме может быть политеистом; тем не менее и для него главной целью остается объединяющее познание Божества, а все исторические формулировки Вечной Философии согласны в том, что каждое человеческое существо должно стремиться к этой цели и однажды, скорее всего, ее в той или иной степени достигнет. «Каждая душа, – говорит отец Гарригу-Лагранж[472], – внемлет доносящемуся издалека призыву к мистической жизни; если бы все, как и положено, избегали не только смертных, но и простительных грехов, если бы, в меру своих сил, служили Святому Духу, если бы прожили на свете достаточно долго,