чувствует то же самое.
Малин скучала и по Ормбергу — по дремучим лесам, бездонным на вид озёрам, и по шхерам, вереница которых тянулась бесконечной змеёй по тамошним ландшафтам. Скучала по запаху влажного мха и по широким густым юбкам елей. По утренней тишине, по туману на полях и по суровой безыскусности живущих там людей.
— Повеселись там! — прокричала она вслед Андреасу, когда тот исчез за дверью, закинув на плечо спортивную сумку.
Малин подошла к Отто, который, уставившись в экран планшета, лежал на одеяле и грыз голубую пластиковую игрушку.
— Привет, мамин любимчик! — пропела она, опускаясь на корточки.
Малин поцеловала Отто в щечку и ощутила знакомый младенческий запах вперемешку с рвотным духом — вероятно, он срыгнул на ползунки.
Отто восторженно заворковал:
— Ма, — произнес он. — Ма-ма-мамама.
Раскачавшись, Отто сел, а затем ползком последовал за Малин, когда та отправилась в кухню готовить ему овсяный кисель.
На крыле мойки была брошена буханка хлеба. Малин убрала хлеб обратно в пакет, а потом положила в хлебницу. Потом вернула в холодильник маслёнку, засунула нож для масла в посудомойку и вытерла какие-то липкие жирные пятна с нержавеющей мойки.
Помешивая овсяную пудру в кастрюльке и ощущая, как маленькие пальчики Отто хватают её за ноги, Малин вдруг подумала, как ей повезло. Андреас был замечательным, даже невзирая на его неряшество на кухне. Больше всех на свете Малин любила малыша Отто и надеялась увидеть, как он растёт.
И тут она в который раз подумала о жертвах Болотного Убийцы, которым уже никогда не дано будет всё это пережить.
«Да, мне выпал счастливый жребий», — решила Малин.
На следующее утро они с Манфредом отправились в Эстертуну, чтобы поговорить с Бьёрном Удином — человеком, который когда-то был женат на Бритт-Мари. Он жил на десятом этаже видавшей виды серой бетонной многоэтажки на окраине городка, куда ещё не добралось благоустройство. Лифт был исписан именами и ругательствами и издавал едкий запах мочи. Прямо под кнопкой аварийной остановки кто-то написал: «Оксана сосёт за бутерброд с колбасой», и услужливо приписал рядом телефонный номер.
— Входите! — прокричал голос, когда они постучались в зелёную дверь. Под почтовой щелью липкой лентой был наклеен листок с надписью «НИКАКОЙ РЕКЛАМЫ!!!».
Они вошли в тесную прихожую, которая была завалена разнообразными вещами. Там были мусорные мешки, стопки невскрытой почты и горы пустых бутылок. Из глубины такой же захламлённой гостиной показался человек в инвалидном кресле.
Они сняли обувь и вошли, приветствуя хозяина.
На вид Бьёрну Удину было около восьмидесяти лет. Он был полноват, жидкие седые волосы верёвками свисали на плечи. Он поднялся со своего кресла и протянул трясущуюся руку.
— Да, я могу ходить, — пояснил он, и Малин обдало отчётливым духом перегара. — Но предпочитаю инвалидное кресло, когда нужно спуститься в центр. Очень удобно вешать на него пакеты.
По стенам стояли сложенные в стопки картонные коробки, а возле дивана Малин увидела скопление пустых бутылок из-под алкоголя.
— Спасибо, что позволили нам прийти, — произнёс Манфред, присаживаясь на чёрный кожаный диван, от которого исходил неопределённый запах въевшегося табачного дыма и прогорклого масла. Там, где краска стёрлась с дерматина, зияли обширные проплешины, внутри которых остатки тканой основы образовывали пунктирный узор.
Бьёрн Удин пожал плечами.
— У меня не так уж много занятий. Я получаю пенсию по инвалидности. Пострадал при наезде мусоровоза. Потерял ступню. Это случилось чёртову уйму времени назад.
Малин покосилась на ноги хозяина и увидела, что из-под одной штанины выглядывает протез.
— Понимаю, — сказал Манфред. — Мы хотели бы поговорить с вами о Бритт-Мари.
Бьёрн подъехал немного ближе, сложил руки на коленях, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.
— Так это правда она?
Манфред кивнул.
— Неделю назад при сносе здания в Берлинпаркен были обнаружены человеческие останки. Её опознали по старой зубной формуле.
Бьёрн выглядел бесконечно опечаленным.
— Так вот зачем мне звонили из полиции и спрашивали, не знаю ли я стоматолога, у которого она лечилась. Я всегда думал, что…
Он громко всхлипнул.
— Простите, — продолжал Бьёрн. — Прошло много лет, но я всегда думал, что она просто сбежала. И ещё эта открытка с Мадейры. Я уже не вспомню, когда получил её, но в восьмидесятых я отдал её вашим коллегам из полиции. Она была без подписи, но Бритт-Мари всегда говорила, что мечтает там побывать, вот я и подумал…
— Что открытка от неё? — закончила за него Малин, и Манфред бросил на неё неодобрительный взгляд.
— Именно.
— Но если открытку послала не она, кто мог это сделать? — спросил Манфред.
Бьёрн покачал головой.
— Чёрт его знает. Может, это чья-то жестокая шутка.
— Кому было известно о том, что Бритт-Мари мечтала там побывать? — спросила Малин.
— Всем, кто имел уши, — грустно улыбнулся Бьёрн. — Она постоянно об этом твердила.
Морщинистое лицо Бьёрна сморщилось ещё сильнее.
— Как же она оказалась под фундаментом? — спросил он. — Она что, свалилась в котлован? Там было опасно ходить, я говорил об этом ещё тогда, в семидесятых, когда строили тот гараж. Представьте только, если бы какой-нибудь ребёнок с детской площадки перелез через забор и свалился вниз?
— Мы не думаем, что она упала в котлован, — покачал головой Манфред. — Мы считаем, что Бритт-Мари была убита, а затем её тело было спрятано там. Но нужно дождаться официального заключения судебного эксперта. Если она вообще сможет прийти к какому-то выводу. Прошло много лет, я не уверен даже, что удастся точно определить причину смерти.
— Простите, — прервал его Бьёрн. — Но всё это немного неожиданно. Мне нужно выпить.
Он вылез из инвалидного кресла и заковылял в кухню. Распахнулась дверца холодильника и задребезжала посуда.
— Я полагаю, вы на службе? — прокричал Бьёрн.
Малин наскоро переглянулась с Манфредом и закатила глаза.