Читать интересную книгу Ксеноцид - Орсон Кард

Сеятель весь дрожал.

— Братья никогда с таким не сталкивались, — еле выговорил он. — Ни разу — за всю нашу историю.

Некоторые из братьев опустились на колени и начали креститься. Многие все время, пока росло новое дерево-мать, молились не переставая. Это зрелище напомнило Валентине о том, что рассказала ей Квара накануне. Она подступила к Миро поближе и прошептала:

— Эла тоже молилась.

— Эла?

— Перед самым пожаром. Квара была с ней у гробницы ос Венерадос. Она молилась, чтобы Бог наставил нас на путь истинный и помог разрешить все наши проблемы.

— Об этом сейчас все молятся.

Валентина подумала о событиях, происшедших за те несколько дней, которые прошли со времени молитвы Элы.

— Думаю, Эла сейчас весьма разочарована тем, как ответил ей Господь.

— Обычное дело.

— Но, может быть, это… древоматка открылась необыкновенно быстро — может быть, это и есть начало Его ответа.

Миро непонимающе повернулся к Валентине:

— Так вы верующая?

— Я сочувствующая, скажем так. Надеюсь, кому-то действительно не все равно, что творится с нами. Это ровно на ступеньку выше обыкновенного желания. Но ступенькой ниже Надежды.

Миро легонько улыбнулся, но Валентина не поняла, то ли ему пришлись по нраву ее слова, то ли они его просто позабавили.

— И какой же следующий шаг предпримет Господь, чтобы ответить на молитву Элы?

— Поживем — увидим, — хмыкнула Валентина. — Наше дело решить, что нам дальше делать. Нам всего-то предстоит разобраться с парочкой самых заковыристых проблем во всей Вселенной.

— Ну, может, таким путем, мы и до Бога когда-нибудь доберемся, — ответил Миро.

Затем прибыла Кванда. Как ксенобиолог она тоже участвовала в вахте, и хотя свою смену она недавно отстояла, новость об открытии древоматки мгновенно донеслась до нее. Обычно с ее приходом Миро сразу же удалялся. Но не сегодня. Валентина с некоторым удовлетворением заметила, что Миро не игнорирует Кванду и в то же время не пялится на нее; она просто была — работала с пеквенинос, как и он. Несомненно, оба они весьма искусно притворялись, но Валентина из личного опыта знала, что притворство и есть нормальное состояние человека — люди постоянно действуют в соответствии с теми ролями, исполнения которых от них ждут. Миро просто достиг такой точки, когда начал принимать Кванду, выучил новую, нормальную роль, как бы фальшива она ни была. А может быть, он вовсе не фальшивил. Ведь Кванда теперь была в два раза старше его. Та девушка, которую он когда-то любил, осталась в прошлом.

Они любили друг друга, но ни разу не спали вместе. Валентина только порадовалась, когда Миро сказал ей об этом, хоть в его словах и прозвучало гневное сожаление. Валентина давным-давно поняла, что в обществе, где чистота и верность ставились на первое место, как это было на Лузитании, юноши и девушки, умеющие контролировать и направлять пробуждающиеся страсти в нужное русло, вырастали сильными и цивилизованными людьми. Те же, кто был либо слишком слаб, чтобы сдерживать себя, либо чересчур высокомерен, чтобы считаться с общественными нормами, обычно становились либо овцами, либо волками, то есть либо отупелыми членами стада, либо хищниками, которые забирали, что могли, но ничего не давали взамен.

Впервые встретившись с Миро, Валентина несколько опасалась, что тот может оказаться или жалеющим себя слабаком, или замкнутым хищником, пропитанным ядом злобы из-за своего немощного тела. Но опасения ее не оправдались. Сейчас он, может быть, сожалел о сохраненной в молодости невинности — с его стороны совершенно естественно сожалеть о том, что он не возлег с Квандой, пока был еще здоров и полон сил и когда оба были молоды, — но Валентина этому только обрадовалась. Это показывало, что в Миро присутствует внутренняя сила, что он чувствует ответственность перед общиной. Валентина ничуть не удивилась, узнав, что Миро в одиночку сдерживал разъяренную толпу, тем самым спасая жизни Корнерою и Человеку.

Совершенно очевидно, что теперь Миро и Кванда изо всех сил постараются делать вид, будто они ничем друг с другом не связаны, будто просто выполняют свою работу. И это абсолютно нормально. Внутренняя сила и уважение к окружающим. Такие люди сплачивают любое общество, ведут его в будущее. В противоположность волкам и овцам, они исполняют лучшую роль, нежели предписывает им внутренний сценарий, продиктованный затаенными страхами и желаниями. Они избирают сценарий приличий, самопожертвований, чести — сценарий цивилизации. И постепенно переживают пору притворства и становятся на деле гуманными и честными. «Человеческая история действительно познала цивилизованность, — подумала про себя Валентина, — но только благодаря таким, как они. Благодаря таким вот пастырям».

Новинья встретила его в дверях школы. Она стояла, облокотившись на руку Доны Кристан, четвертой аббатессы Детей Разума Христова, руководившей орденом еще до того, как Эндер прилетел на Лузитанию.

— Мне нечего тебе сказать, — промолвила она. — По закону мы все еще муж и жена, но только по закону.

— Я не убивал твоего сына, — ответил он.

— Но ты и не спас его, — возразила она.

— Я люблю тебя, — сказал Эндер.

— Если ты вообще способен на любовь, — горько проговорила Новинья. — Да и любишь меня, только когда сумеешь выкроить немножко свободного времени, а так обычно ты все подглядываешь, все присматриваешь за кем-то. Возомнил себя неким ангелом-хранителем, на чьи плечи возложена ответственность за судьбу всей Вселенной. А я от тебя просила лишь одного — принять на себя ответственность за мою семью. Ты замечательно любишь триллионы людей, когда они вместе, с дюжинами получается чуть похуже, а одного человека тебе вообще никогда не полюбить.

Ее слова были жестоки, он знал, что на самом деле это не так, но спорить не стал.

— Прошу тебя, вернемся домой, — сказал Эндер. — Ты любишь меня и нуждаешься во мне, а я точно так же нуждаюсь в тебе.

— Здесь теперь мой дом. Мне больше не нужен ни ты, ни кто-нибудь другой. Если ты пришел только за этим и больше сказать нечего, ты напрасно тратишь время — мое и свое тоже.

— Нет, это еще не все.

Она терпеливо ждала.

— Файлы в лаборатории. Ты их все опечатала. Мы должны как-то справиться с Десколадой, прежде чем она покончит с нами.

Ответом ее была вялая, горькая улыбка:

— Что же ты ко мне пришел? Джейн без труда разгадает мой пароль, или я не права?

— Она не пыталась, — пожал плечами он.

— Не сомневаюсь — вы просто щадите мою гордость. Но на деле-то она легко справится с этим, ne?

— Наверное.

— Вот и попроси ее. Тебе больше никто и не нужен. Во мне ты вообще никогда не нуждался, ведь у тебя есть она.

— Я старался быть тебе хорошим мужем, — сказал Эндер. — Я никогда не обещал, что смогу защитить от всего на свете, но делал все, что в моих силах.

— Если б все было так, как ты говоришь, мой Эстевано был бы сейчас жив.

Новинья повернулась к нему спиной, и Дона Кристан повела ее обратно, внутрь здания. Эндер провожал их взглядом, пока они не скрылись за углом. Затем развернулся и вышел за дверь. Он сам не знал, куда идет, знал только, что непременно должен достичь своей цели.

— Мне очень жаль, — мягко прозвучал голос Джейн.

— Ага, — буркнул он.

— Когда меня не станет, — сказала она, — может быть, Новинья вернется к тебе.

— Я сделаю все от меня зависящее, чтобы не дать тебе погибнуть, — возразил он.

— Но от тебя-то здесь ничего не зависит. Они собираются отключить меня через пару месяцев.

— Заткнись! — рявкнул Эндер.

— Это правда.

— Заткнись и дай мне подумать.

— Что, ты теперь меня спасать собрался? Последние несколько недель у тебя со спасением дела обстоят неважно.

Он не ответил, а Джейн, видимо, решила не настаивать. Эндер вышел из ворот, но направился не к лесу, а, наоборот, углубился в равнины. Весь день он провел в траве, один, под лучами жаркого солнца.

Он пытался разобраться с проблемами, которые неотступно преследовали его: наступление флота; грядущее отключение Джейн; нападки Десколады, ставящие под угрозу жизнь колонистов Лузитании; план Воителя распространить Десколаду по всей галактике; весьма неприглядная ситуация внутри города — в то время как Королева Улья несла постоянную вахту у окружающей Милагр изгороди, люди исполняли наложенную на них епитимью, разрушая стены своих жилищ.

Но порой его мозг отвлекался от всяких раздумий — Эндер просто стоял или лежал в траве, ему не хватало сил даже для того, чтобы разрыдаться, и ее лицо то и дело представало перед ним, ее губы шептали его имя, молча молили его. Но он знал, что даже если заговорит, даже закричит во весь голос, даже если она услышит его, она все равно не ответит.