Я остановился, силясь заглянуть в целое окно. Свет не горел — то ли никого не было дома, то ли отрубили свет за неуплату. И что делать? Позвать хозяев, убедиться, что все в порядке? Минута позора — и совесть спокойна.
«Эй, тетенька, я тебе бухлишка привез».
Из дома донесся взрыв хохота и пьяные женские голоса. Кто-то вскрикнул. Выругался мужчина, и во двор выбежала встрепанная алкоголичка с криками:
— Помогите! Убивают! Беременную женщину! — Она принялась шатать соседский забор. — Помогите, теть Маша!
Зигзагом выбежал душегуб, усатый и лохматый, прижал алкашку к забору. Держась за стеночку, приковыляла мать Каюка, пьяная в стельку.
— Любка, ты три года беременная! — провизжала она. — Не гони, сучка!
Какое же я облегчение испытал, что мое колдунство не сработало! Как будто многотонная плита, что прижимала к земле, рассыпалась пеплом, как и все обозначившиеся проблемы. Каюк останется помогать бабушке и будет прогрессировать, к новому году получит мопед, и ему будет проще добираться в школу.
На вопли выбежала соседская бабка с лопатой.
— А ну пошли вон! — заорала она, потрясая лопатой. — Ща Полкана спущу!
Донесся басовитый собачий лай. Алкашка с душегубом отлипли от забора и, опираясь друг о друга, пошли прочь, но запутались в траве и упали, завозились, как два жука. Мать Каюка бросилась им помогать и тоже упала, жутко матерясь.
Дожидаться, когда они поднимутся, я не стал, покатил домой.
Поднял мопед в прихожую. Наташка уже ждала меня, сверкая глазами.
— Павел, — торжественно произнесла она, — в субботу, шестнадцатого октября, в восемнадцать ноль-ноль, приглашаю тебя в театр на спектакль «Национальный вопрос», где я буду играть младшую сестру.
— Так быстро! — обрадовался я. — Здорово!
Пройдя в спальню, увидел на подоконнике три красные розы. Скоро вазы некуда ставить будет, какой, однако, у Наташки активный кавалер! И явно с деньгами: цветы куплены и упакованы, а не просто срезаны в каком-то саду.
Мама обняла сестру и поцеловала в макушку.
— Конечно мы придем! Какая ты у меня молодец.
Борис оторвался от художеств и тоже похвастался:
— В понедельник объявят десять победителей моего конкурса! В следующий понедельник — три первых места. И работы отправят в город!
— А судьи кто? — спросил я.
— Учителя. Ваша Джусиха, англичанка и биологичка. Две наших училки и еще три из младшей школы.
— Хорошо, что их много. Так больше шансов, что будут судить справедливо.
— Клево, что сегодня воскресенье, — проговорил Борис. — Высплюсь!
Кто выспится, а кому вставать чуть свет, семью содержать, о будущем заботиться, еще и кабанячью проблему пытаться разрулить. Как говорил Виталя: «Судьба у него такая».
* * *
Бабушка и Каналья приехали в заявленные восемь утра. Я ждал их на улице, полностью собранный. Смотрел на кучкующихся перед перелетом ласточек, на воробья, терзающего кузнечика, на переливающиеся нити паутины, на далекие горы, где начинал формироваться грозовой фронт.
Вот он, дождь, который бабушка неделю назад ждала! Как говорится, синоптик ошибается один раз. В сутки.
А может, еще и распогодится.
Поселок спал, лишь перекрикивались петухи, собаки лаяли, передавая по цепочке какие-то собачьи новости. Тишина стояла такая, что было слышно, как в траве копошится жаба.
Бабушкину «Победу» я услышал издали. Звук мотора то прорезался сквозь плотную предгрозовую тишь, то терялся. Две минуты, и я увидел машину. Какие новости мне привез Каналья? Нет, начнем с того, привез ли хоть какие-то новости.
И чего это так меня волнует? Кто мне Кабанов? Недавний недруг. Не получится — и хрен с ним. Но очень хотелось, чтобы получилось, потому что происходящее с его семьей — несправедливо.
Машина остановилась, бабушка пересела с переднего сиденья назад, я плюхнулся в кресло и уставился на Каналью.
— Привет. Есть новости?
Он улыбнулся, сверкая белыми зубами.
— Есть. Поговорил с Олегом. Спрашивает, кто кредиторы. Если это не Равлик, возьмутся, но результат не гарантируют.
Развернув машину, он поехал через город — в областной центр.
— Какие у них условия?
— Двадцать процентов от суммы, — озвучил он. — Но, думаю, лучше заплатить немного, чем потерять все. Полтинник невозвратного аванса, остальное — по результату.
— А полтинник — не развод? — засомневался я.
— Я за них ручаюсь, работать умеют.
Кости ломать, иголки загонять под пальцы, а уж битой как виртуозно орудуют! Я нервно сглотнул слюну. Мысли разбежались испуганными тараканами. Вчера все казалось так просто, а теперь…
А ну живо вылезайте из-под плинтуса! Хотелось стукнуть себя по голове.
— Как это будет выглядеть? — спросил я растерянно. — И что мне делать?
Каналья резко ударил по тормозам, пропуская выскочившее на дорогу стадо коз.
— Эй-эй! Осторожнее с моей ласточкой! — прикрикнула бабушка.
Я попытался выстроить алгоритм:
— Сперва поговорю с Саней. Потом — или он расскажет своей матери, или придется самому. А дальше? Я сведу вас, а ты познакомишь ее с бандитами?
— О, господи! — вздохнула бабушка на заднем сиденье.
— Что ты такое говоришь! — возмутился Каналья. — Не с бандитами, а с уважаемыми людьми из РСВА.
— Леша, во что такое ты его втягиваешь? Какие такие люди? — спросила она.
Я объяснил:
— Одни бандиты не дадут другим выгнать моего одноклассника с матерью на улицу, за что им придется заплатить.
— А милиция куда смотрит⁈ — не унималась бабушка. — Ромке почему бы этим не заняться? Это же вымогательство!
— Если долг есть, вымогатели по понятиям правы, — объяснил Каналья. — И должницу после такого попросту убьют, никакая милиция ее не защитит. И парня за компанию прихлопнут, чтобы не вырос и не отомстил. У приятеля твоего нормальный хоть дом?
— Да так… Старый,