ты отстегнул, а? — спросил Барик.
Райко засуетился, заизвивался ужом на сковородке и попытался съехать:
— Оно тебе надо, а? Живи себе спокойно. Меньше будешь знать — дольше проживешь.
Захотелось встрянуть, додавить Райко и показать, что он врет, пытается присвоить себе чужое достижение, но я заставил себя молча наблюдать, потому что, если я вмешаюсь, они ополчатся на меня, забудут, с чего начался сыр-бор, и Петюне сойдет с рук вранье, а так есть шанс, что его выведут на чистую воду.
Димоны вышли из класса, Илья потянул меня за руку, но я не сдвинулся с места, делая вид, что копошусь в сумке, и он тоже остался.
Однако Барика провести оказалось на так просто, он прищурился и процедил:
— Да ла-адно, Петр! Страна должна знать своих героев! — Он обратился к Чуме. — Он реально дофига отстегнул?
— Реально! — Чума открыл рот, чтобы сказать сколько, но Барик бесцеремонно заткнул его рот пятерней.
— Пусть сам скажет. Сколько, Петр? Или Петюня? Кажется, братаны, нас разводят.
Райко попытался быкануть, изобразил оскорбленную невинность и воскликнул:
— Хер я теперь кому помогу!
— Ну че те стоит, в натуре? — оскалился Чума, который наверняка знал, какую сумму я пожертвовал.
— Идите на хрен! — рявкнул Петюня, сунул тетрадь в сумку и собрался рвануть прочь, но ему дорогу преградил Плям, цыкнул зубом.
— Не, ты за базар отвечай. Развести нас хотел, как лохов? Ну? — Плям схватил его за грудки — покатилась оторванная пуговица. — Сколько денег, черт ты полосатый?
— Пошел ты! — просипел Райко скорее жалобно.
— Видишь, он не знает, — вздохнул Барик. — От звездобол!
— Знаю! — сипнул Райко.
— Так скажи, че ты? Че такого?
— Не хочу.
— Да, реально не знает, — озадачился Чума. — Но кто тогда меня подогрел?
— Знаю! Десять штук! — попытался ткнуть пальцем в небо Райко.
— Звездит, — вздохнул Чума и аж за ребро схватился.
— Что вообще происходит? — спросил Илья у меня.
Как же не хотелось врать лучшему другу, и я просто повел плечами. За нами вышли Лихолетова с Подберезной — Илья глянул на Инну украдкой и отвернулся. Снова посмотрел и спросил чужим охрипшим голосом:
— Девчонки, что случилось?
— Отвали! — брякнула Лихолетова, словно это Илья рисовал карикатуру на нее.
Подберезная глянула на меня и молча пожала плечами. Илье этого хватило, чтобы оцепенеть и покрыться красными пятнами.
Гопники продолжал препираться с Петюней, это было слышно аж в коридоре. Похоже, у Райко сегодня неудачный день. Как будут говорить в будущем — ибо нефиг!
На литературе у нас был Пушкин. Дабы мы прониклись всей сложностью стихосложения, Джусиха заставила нас вспомнить стихотворные размеры, и вместо биографии Александра Сергеевича мы учились дактиль отличать от анапеста, а ямб от хорея. Училка читала стих, а мы по очереди должны были определить стихотворный размер. Желткова была доведена до слез, Карась и Заславский удостоились звания тупиц.
Задание на дом мы получили странное: биография Пушкина, стихотворение на выбор из «Я вас любил», «Пророк», «Деревня», «К Чаадаеву» и — сочинить стих о погодных явлениях, рассказав о выбранном размере.
Задание особенно возмутило Илью. На большой перемене, пока мы шли в столовую, он ворчал:
— Я не умею сочинять! Мне медведь на ухо наступил. И что делать?
— Давай я тебе сочиню, — предложила Гаечка. — Мне это легко.
— Не вздумай, — осадил ее я, вдруг сообразив, что задумала Джусь.
— Чего это? — удивился Илья.
Мы взяли себе по компоту с пирожком и заняли привычный столик у колонны, Илья продолжал недоумевать, и я объяснил:
— Джусиха не просто так стих задала. Она хочет посмотреть, кто хорошо сочиняет. Он и станет главным подозреваемым, кого она будет гнобить за ту эпиграмму. Наш класс она пока не знает, не понимает, кто на что способен, а побыстрее вычислить злодея хочется. Ясно? Завтра будем сочинять кривые стишки. Чем хуже, тем лучше.
— А-а-а… — протянула Гаечка и смолкла, потому что к нам подошла Желткова, вернула тетради.
И Карась вернул тетради, которые брал у Минаева, да с нами и остался. Вот интересно, если, когда они вырастут, Желткову и Карася поженить, выживет такая семья или нет? Скорее да, ведь в будущем будет соцподдержка. Нарожают кучу ребятишек, возьмут льготную ипотеку, Любка пойдет на винзавод, Санек — сварщиком или трактористом. Кузнечный цех, пока еще несуществующий, — скорее всего, придумка его будущей жены.
Подбежали Алиса с Каюком, девушка выглядела довольной. Я поискал взглядом ее обидчиков, Дорика с Афоней, и не нашел их. Похоже, они благоразумно решили перевестись в другую школу, ну, или просто не пришли в столовую. Спрашивать о них Алису я не стал.
— Когда у нас следующая лит-ра? — спросил Рамиль. — Я ни хрена в этих стишках не понял.
— В четверг, — сказал я. — Времени вагон. Сочиним кучу стишков, а я прослежу, чтобы они получились по максимуму бездарными.
— Нафига это так? — насторожился Карась.
— Чтобы на олимпиаду не погнали, баран, — ответила Гаечка, постучав себя по лбу пальцем; задумавшись, вздохнула: — Но мне будет стыдно.
— А куда деваться, — развел руками я.
Прищурившись, Минаев спросил Карася:
— Саня, у тебя же мнение есть. Как думаешь, что было раньше: рыба или икра?
— Рыба! — радостно воскликнул Карась, и Чабанов с Рамилем прыснули.
Переменившись лицом, Карась взревел раненым Кинг-Конгом:
— Ты че это, а? Ты это — да? Наезд?
Минаев шагнул назад, сделал придурковатое лицо.
— Саня, ты чего?
— Попуститесь оба! — рявкнул я.
Раньше я вместе со всеми веселился бы, потешаясь над тупарём, теперь же