Тем не менее были заметны и несомненные успехи. В Сербии изучение церковных древностей сгруппировалось вокруг журнала «Старинар» (Белград), существующего до сего дня. Делала первые шаги собственная школа археологов-византинистов и в Болгарии, под руководством Б.Филова активизировался Археологический музей. Обнаруженные материалы обрабатывали и публиковали, появились периодические и серийные издания.67 Особенно интересными оказались открытия в Софии (древней Сердике). Снос поздних построек в центре города и значительные раскопки, проведенные внутри и снаружи собора св. Софии (1910—11), открыли массу раннехристианских и средневизантийских памятников: базилику IV в., крипту с гробницей в апсиде, реликварий-костницу, каменные саркофаги и надгробные плиты, мозаики IV в. Огромное христианское кладбище, окружавшее церковь св. Софии Сердике, напомнило, что в 342-43 гг. именно она была местом первого Крупного собора восточных и западных епископов (Филов, 1913).6 Степень участия русских коллег в изучении церковной старины славянских
Балкан оставалась, однако, очень высокой вплоть до Первой мировой войны, Болгарию часто посещали известные археологи (М. И. Ростовцев, В. А. Городцов и др.).
После революции 1917 г. и гражданской войны в России непосредственные связи с нею ослабли, но зато Сербия и Болгария дали приют многим русским ученым-эмигрантам. Те, в свою очередь, активно участвовали в исследовании средневековых древностей, оказав влияние на формирование местных научных школ. Два года (1920-22) проведет в Болгарии Н. П. Кондаков, читая курс христианской археологии в университете Софии, исследуя некрополь Софийского собора, церкви Бояны и Преслава. После отъезда в Прагу и создания нового семинара по восточнохристианскому искусству связь станет постоянной благодаря взаимному интересу.69
Старался наладить преподавание византийского и средневекового искусства в университете Софии живший там в 1919-23 гг. А. Н. Грабар. Он успел собрать материалы для серии статей по болгарскому церковному искусству VI–XVII вв., а позже опубликовал книгу, на десятилетия ставшую основой его изучения (Grabar, 1928). Одна из самых известных работ, о «двухэтажных церквях-гробницах», положила начало длительной дискуссии (Грабар, 1924; Брунов, 1927). Грабар обратил внимание, что среди болгарских «костниц» выделяются двухярусные церкви с погребениями в нижнем уровне и возвел их генетически непосредственно к раннехристианской погребальной архитектуре. Это позволяло пролить некоторый свет на проблему происхождения мартирия и, как показал позднее Н. И. Брунов, представить московские монастырские церкви на подклетах как позднейший вариант той же традиции, «передаточным звеном» которой становилась Болгария. В основе гипотезы лежало само выделение двухэтажных церквей как особого типа, который мог быть в силу этого наделен известным функциональным и литургическим своеобразием.70 Важным элементом в гипотезе казались и вероятные закавказские прототипы подобных сооружений, раннее развитие которых наблюдали в Армении и Грузии.7’ Однако в дальнейшем появились сомнения в существовании, так сказать, «базовой группы» объектов. Недавно Б. Пенкова пересмотрела основные памятники, на которых основана гипотеза Грабара, придя к выводу, что говорить об особом типе нет никакой необходимости, группа составлена из совершенно разнородных, лишь внешне схожих памятников.72 Однако встреченная в Чернигове уникальная для Руси двухэтажная церковь-усыпальница конца XII в. и некоторые возможные аналоги в Константинополе показывают, что вопрос о них как особом типе памятников далеко еще не закрыт.73
С 1920-х гг. изучение славяно-византийских и позднесредневековых церковных древностей Болгарии развивалось уже самостоятельно. Особую роль, как и повсюду, играли архитектурно-археологические исследования церквей, такие как раскопки «Круглой церкви» эпохи Симеона в Преславе, с ее изумительными поливными керамическими иконами и мраморами. В 1920 г. «Дружество» сменил Болгарский Археологический институт, за чем последовала серия открытий, осветивших историю раннехристианской архитектуры Болгарии IV–VI вв. («Красная Церковь» в Пловдивском округе (1921); Беловская базилика, изученная на средства Т. Уиттмора (1924) и др.). Специально созданное Архитектурное бюро много лет занималось памятниками Несебра XIII–XV вв и реставрацией Софийской церкви. Работы в столицах Болгарии (Тырнове, Плиске, на Преспе) и в приморских городах (Варна) давали все новые Материалы.
Известное место в исследованиях славянских Балкан, начиная с Межвоенной эпохи, принадлежит зарубежным ученым, работы которых стали особенно активны с 1960-х гг. Например, А. Г. Оултером в 1980-х гг. раскопаны большая и малая базилики в Никополе на Истре (Северная Болгария) (Poulter, 1994). Раскопки руин церкви св. Ахилла в столице царя Самуила на оз. Малое Преспа заставляют вспомнить русские экспедиции второй пол. XIX в. Из трех обнаруженных там погребений один аркосолий содержал скелет воина, который определили как останки царя Самуила; особый интерес представляет крышка саркофага с рельефом, изображающим верблюдов (работы Н. Мутсопулоса, университет Фессалоник (1966-70): Андроновски, 1971; Мутсопулос, 1989).
В период после Второй мировой войны СССР восстановил и достаточно активно поддерживал контакты с учеными Югославии и Болгарии, так что можно говорить о сложении более или менее единых в методическом отношении школ исследования средневековых церковных древностей. За последние десятилетия, после выхода в свет ряда основополагающих работ по монастырским, церковным и погребальным древностям средневековья, написанных крупными византинистами Слободаном Чурчичем, Даницей и Светланой Попович и многими другими, все более заметным становится «обратное» влияние балканских исследований на ход изучения церковных древностей в России. Их материалы рисуют средневековую церковную культуру Балкан как достаточно самостоятельную, но тесно связанную с Византией, Западной Европой и Русью.74
Памятники Боснии XIII–XV вв., напротив, показывают прямую зависимость от искусства католической Европы, что подтвердили интереснейшие раскопки капеллы-усыпальницы в королевском дворце в Бобоваке (Центральная Босния), где П. Анделичем в 1960-70-х гг. обнаружены «готизированные» надгробия и саркофаги (Andelic, 1973). О том же говорит итог начатой еще в XIX в. западноевропейскими путешественниками работы по сбору, публикации, интерпретации важнейшей для истории христианских древностей Балкан общности артефактов — каменных надгробий северо-западных областей полуострова XIII–XVI вв., «стечцов». Многие из них несли, кроме надписей, выразительные рельефы в фольклорном стиле, иконографически восходившие к мотивам позднего средневековья и Ренессанса. Рельефы пытались интерпретировать то как выражение языческих представлений южных славян, то как отражение догматического своеобразия ереси богомилов, что породило горячую дискуссию. Оформившись в конце XIX в., основные точки зрения просуществовали до 1970-80-х гг. Составление полных сводов надгробий, трезвый анализ изображений и надписей в контексте археологических материалов привели к выводу об их принадлежности феодальной знати, священству и крестьянам эпохи Боснийского королевства. Изобразительные мотивы толкуются как народные переработки широко распространенной в пост-средневековой Европе погребальной пластики (Wenzel, 1962; Wenzel, 1965; Vego, 1962–1970; Beslagic, 1982 и др. его работы).
Греция
В Греции до Первой мировой войны представление о церковных памятниках древнейшего периода, IV–VII вв., было самым смутным. Объекты этого времени считались единицами и о нем судили в основном по редким сохранившимся храмам (прежде всего в Фессалониках). Средневизантийский и поздний («латинский») периоды были, конечно, изучены лучше, но в основном искусствоведами, а не археологами. Решающее значение для создания общей картины развития христианских древностей Греции имел период широкого археологического открытия храмов конца IV — нач. V в., начавшийся с середины 1920-х гг. и продолжающийся, в общем, по сей день, хотя основные результаты обозначились в 1940-50-х гг. Уже в 1929 г. Г. Сотириу опубликовал данные по 37 греческим базиликам; сводка Ш. Дельвуа за конец 1920-х — 40-е гг. насчитывала 75 памятников христианского зодчества; А. Орландос к 1954 г. дополнил ее более чем двумя десятками зданий. К началу 1970-х гг. в обороте было уже около 300 раннехристианских памятников Греции, в большинстве изученных раскопками. Так что П. Лемерль, приступая в 1947 г. к разработке типологии базилик Греции, имел к этому все основания. Работы шли буквально всюду, как на материке, так и на островах Архипелага; их возглавляли известные греческие археологи Сотириу и Орландос (Delvoye, 1942; Lemerle, 1947; Orlandos, 1957; Полевой, 1973, 11–13; Frend, 1996).