Читать интересную книгу Научи меня летать - Виктория Шавина

— Как тебе удаётся на неё опираться?

— Так же как ходить по суше. Я просто не касаюсь поверхности, но так близко от неё, что человек не может заметить разницы.

— Паришь? — мальчишка озадаченно поднял брови.

— Без этой способности я мог бы лишь ползать, — улыбчиво согласился уан. — У меня нет костей.

— Вот как, — хмыкнул Хин, отвёл волосы за уши. — А воины всё пытались заставить тебя потерять равновесие в поединках.

— Невозможно, — согласился Келеф. — К тому же я тяжелее их раз в двенадцать, если не применять способность. Сильнее во столько же. Настоящее чудовище.

— Уже нет. Я и Синкопа слышали разговоры во дворе вчера. Стражников тронуло твоё сочувствие бедной Ценьхе. Они теперь иначе относятся к музыке. Раньше воротили носы с предубеждением, но два дня назад она яснее слов рассказала им о боли, одиночестве, бессилии, ропоте, отчаянии — о чувствах, понятных и пережитых не раз.

— Они сами себя обманули, — тихо сказал уан. — Ты-то знаешь: мне плевать на Ценьхе.

— Мне тоже, — сказал Хин. — Почему должно быть иначе? Я её не видел. Да и говорили, будто она не в себе. Что за жизнь она прожила? Мать умерла, отец вспомнил о ней лишь тогда, когда потерял наследника. Того страшнее — что за жизнь у неё была бы. Кто решил, что смерть — непременно горе? Пусть бы те, кто окажется никому не нужен, умирали ещё в младенчестве! Может ли сама Дэсмэр объяснить, зачем им появляться на свет?

Мальчишка долго молчал, потом смело посмотрел в яркие глаза:

— Я отвечу на твою откровенность. Ты спрашивал однажды, в чём моя беда. Я тогда сказал, что не знаю. Это неправда. Знаю.

Келеф молчал, Хин задержал дыхание, глядя на матово-белую в лунном свете кожу, на капли воды на ней, горящие серебром.

— Смерть кажется мне избавлением, — произнёс он, наконец, — дорогой к единственному человеку, который мог бы любить меня и понимать, которому я был бы по-настоящему нужен. Я отдаю себе отчёт, что это только мои фантазии. Будь он жив, наверняка, и ему бы не оказалось до меня дела.

Дверь открылась, Хин услышал шорох на потолке, отложил книгу и тяжело вздохнул.

— Не запоминается? — поинтересовался Синкопа.

— Я не понимаю, — взмахнул руками мальчишка, — зачем непременно всё учить наизусть? Какая это по счёту? Сколько десятков томов я могу прочесть по памяти дословно? Нельзя разве поставить её на полку, а, когда будет нужно, открыть и найти нужные строки?

— Можно, — согласился паук, сбегая по стене. — В мирах, откуда валятся к нам чужаки, так и делают.

— И в чём подвох? — осведомился Хин.

— Человек в силах запомнить и сотню, и тысячу томов при правильном обучении, — сказал Синкопа. — Почему он должен отказываться от этого? Зачем разыскивать нужный фолиант среди множества других на стеллажах? Да так можно биться над чем-то целую жизнь и даже не знать, что это давно открыто и изучено? К чему отказываться от владения информацией? Разменивать глубину знаний на ширину личных библиотек? Да и взгляни на это с другой стороны: сейчас мы запечатлеваем на пергаменте лишь самое важное, книг немного, того меньше копий каждой. Их называют сокровищем, они драгоценны. Если их станет больше, человек запутается в их изобилии, перестанет ценить, сочтёт обыденностью, станет проглядывать, а не читать. И, самое страшное, начнёт судить. А сколько кожи потребуется, сколько красок, сколько загромождено будет помещений. Зачем — можешь ты мне ответить? Чтобы потакать лености? Когда горели библиотеки в мирах чужаков, большая часть хранившихся там текстов оказывалась безвозвратно утерянной. Когда же в Весне однажды случился пожар, книги — все до единой — восстановили по памяти. К тому же, если брать их лишь чтобы выучить и вернуть в хранилище, книг хватает всем ищущим знаний. Понимаешь, — паук выразительно поднял передние лапы, — никому из нас не нужно то, что легко доступно — это быстро наскучивает. Каждый из нас жаждет борьбы и побед. Так, если сказать человеку: «Тебе поможет обрести надежду лепесток с цветка у твоих ног», он сорвёт лепесток, но, скорее всего, не ощутит ничего. Если же направить его через десять гор и долин, описать чистое озеро и неведомую траву, растущую на его берегах и расцветающую лишь в полнолуние Сайены, тогда — коли он пустится в путь и найдёт её — неужели же не разыщет и надежду, идущую об руку с желанием жить? Когда за необычайные заслуги, можно сказать даже подвиги, человек получает как высшую награду допуск в библиотеку на день, он узнаёт за этот день больше, чем чужак, для которого в его мире ворота открыты всегда, да только он проходит мимо, торопясь чего-то достичь, не думая о том, кто он уже есть.

Мальчишка опустил голову и задумчиво посмотрел на книгу.

— Вообще-то, — сказал Синкопа, — ты задал очень интересный вопрос. Я ведь не рассказывал тебе о двух моделях мира? В одной из них люди всё совершенствуют орудия, так что управлять ими в итоге может человек, и вовсе не ведающий, как они устроены. Ему нужно только повторять из раза в раз одинаковые, всё более простые по мере усложнения машин, действия. В этом мире знания станут уделом немногих, да и то, большей частью, знания о тех же орудиях, ведь нужно будет строить новые, всё быстрее и быстрее.

— Как тебе пришло такое в голову? — удивился Хин.

— Я описываю миры чужаков, — хмыкнул паук. — Как ни странно, все, даже люди Йёлькхора, шли по такому пути. Может быть, это просто естественный порядок, не знаю, но магия при нём постепенно исчезает, ей на смену приходят религия, суеверия и власть страхов. Мне известны лишь два примера второй модели: этот мир и Урварг. И в обоих живут народы, не позволяющие остальным свернуть на первый путь, сознательно вынуждающие других следовать второму — совершенствованию человека.

Мальчишка грустно улыбнулся:

— Разве?

Паук не растерялся:

— Не всё получается, — согласился он. — Влияние Сил'ан на людей Лета невелико, так что судить стоило бы по людям Весны. Раз ты их не видел, подумай о себе. Ты рисуешь, играешь, будешь петь, как только окрепнет голос, владеешь копьём и ножом, дубинкой хуже, пишешь — в том числе ноты, читаешь, бегло говоришь на трёх языках, знаком с поэзией и преданиями, сейчас изучаешь историю, превосходно танцуешь, владеешь математической логикой, неплохо разбираешься в линейной теории и основах ментальных взаимодействий. Заметь, это далеко не всё — просто первое, что в голову пришло. Не так уж плохо, а? И подумай, сколь многому ты ещё научишься.

Хин невольно рассмеялся:

— Значит, чужаки умеют меньше?

— Несравнимо, — заверил Синкопа. — Во всяком случае те из них, кто попадают к нам. Но я вообще-то пришёл не о них рассуждать. Меня беспокоит Келеф. Раньше я всегда советовался с Хахманухом, вот привычка и требует с кем-то поговорить.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});