Виктория Валерьевна Шавина
Дорога в небо
Глава I
Ему всё реже снились сны.
Через узкое окно без занавесей смотрело сизое, тихое небо в облачных разводах. Ещё дремали стража и слуги в крепости, люди в деревне; ещё сторожевой, ворочаясь в гамаке, смотрел, как время тянет пальцы к серебристой Луне.
Хин лежал, укрывшись шкурой, на жёсткой циновке один в своей детской комнате и слушал, как шепчет песком ночь. В тени у стены напротив сидел на корточках мужчина, несомненно летень, одетый в странный наряд — такого Хин прежде не видывал, и теперь удивлялся своему воображению. Всё во сне казалось настоящим: и тонкий, бледный луч Лирии, и каменная кладка, в которой правитель помнил каждую трещину, каждый скол. Даже в незнакомца легко было поверить, вот только ему неоткуда было взяться в крепости.
— Кто ты? — тихо спросил Хин у фантазии.
Человек в тени поднял голову, словно прислушиваясь — но будто к чему-то отдалённому или самому себе —, и тотчас исчез. Правитель не успел повторить вопрос, не успел даже улыбнуться странности сна. Раздался дикий визг, сердце стукнуло невпопад. Крик был настоящим. Хин вскочил на ноги, с недоумением отметив то, что так и не проснулся, наспех обернул полосу белой материи вокруг бёдер. Душераздирающий вопль скорее раздосадовал его, чем напугал — мать чудила и раньше, правда на сей раз в её голосе бился животный ужас.
Коридор остался позади, засов на двери медленно двигался в пазах, словно нарочно тянул время. Женщина умолкла — кончился воздух в лёгких. Хин сорвал чехол с лампы и встряхнул мать за плечи. Надани, бледная, растрёпанная, с безумным взглядом начала отбиваться. Правитель легко хлестнул её по щеке и оглянулся на дверь, не понимая, отчего не мелькают отсветы факелов, не слышно голосов стражи и топота ног. Крик разбудил бы даже пьяного.
Женщина унялась, но всё что-то бормотала побелевшими губами и затравленно озиралась. Хин отпустил её и хотел подойти к окну, но Надани вдруг сама вцепилась в него, пытаясь удержать. Правитель раздражённо смахнул её руки.
Стражники бестолково толпились во дворе, словно новобранцы. Хин снова запер мать в комнате и спустился вниз. Он собирался гневно потребовать объяснений, но замер сам, едва шагнул наружу. Ветер доносил крики, визг, причитания и плач — что-то случилось и в деревне. Воины, завидев уана, тотчас бросились к нему.
— Опустить мост! — не дожидаясь просьб и советов, велел Хин и рассеянно отметил, что мать успокоилась, а жена ещё продолжает кричать.
Заскрипела цепь; летни, позабыв о выучке и субординации, бросились прочь из крепости — к своим семьям. Хин запомнил их ошибку, но останавливать людей не стал, рассудив, что враг, если он человек, не мог неожиданно явиться в самом сердце владения, а с духами всё одно воинской премудростью не сладишь.
Остывшие камни тянули из ног тепло, синие тени метались по стенам, колебались на сквозняке. Они не волновали и не пугали правителя. Он вновь поднялся на второй этаж, но к жене не пошёл, а повернул в коридоре налево, возвращаясь к комнате матери. Натолкнувшись на взгляд, в котором привычно смешались страх и вина, нарочито медленно притворил дверь, тщательно поправил сбившийся ковёр, хотел отойти к окну, но передумал и оперся руками о спинку тяжёлого старого кресла. Надани всё молчала.
— Ты кого-то видела? — спокойно спросил уан.
Она торопливо вскинула руки, но так и не сделала жеста: ни согласного, ни отрицательного. Хин выждал минуту, улыбаясь ничего не означавшей улыбкой, а когда мать не выдержала и отвела глаза, коротко кивнул своим мыслям.
День едва занялся, а лапы двух ездовых динозавров уже ударяли в песок, оставляя за собой пыльный след. Правитель заворачивал направо к югу в обход крепости. Орур, взявший было налево, с удивлением пустился вдогонку.
— Вы разве не на стройку или к мишеням собирались, мой повелитель? — громко поинтересовался он, поравнявшись с Хином.
— Там люди.
Орур хмыкнул. Правитель оглянулся на него и ровно пояснил:
— Мне придётся ответить на их страхи. Я должен решить, что делать и что говорить.
Старейшина всё раздумывал над чем-то, недовольно сжав губы. Наконец, он усмехнулся и мотнул головой:
— Так куда вы, мой повелитель? Чем раньше скажете им своё слово, тем лучше. А чем больше медлить и бояться, тем страшнее ужасы они себе придумают. Сладите ли вы?
Хин поднял брови, спокойный:
— Сам-то не испугался, Орур?
Летень захохотал. Правитель чуть улыбнулся и перевёл взгляд на горизонт. Солнце восходило за спиной, светлеющее небо казалось паутинкой в каплях воды.
— Чего мне бояться? — где-то слева рассуждал старейшина, и голос у него был всё ещё молодой, грубоватый, сильный. — Жены нет, детей я не признавал. Кричат девки — эка невидаль. Ладно бы воины так завопили.
Не поворачиваясь, Хин уточнил:
— Мужчины разве ничего не видели?
— Ничего, — с оттенком превосходства подтвердил Орур. — Мы не из пугливых.
Правитель наклонил голову, чтобы скрыть улыбку. Он припомнил уже обросшую байками историю о давнем сражении за владение. Бежали с поля боя, объятые суеверным ужасом, тогда отнюдь не женщины.
Старейшина громко, с удовольствием зевнул:
— У реки что ли совета спрашивать будете? — ещё раз попытался он.
Хин сделал глубокий вдох. Спрашивать он собирался у самого себя, но объяснить Оруру, зачем для этого было ехать за Кольцо рек — не мог.
У рассветной воды оба осадили динозавров, правитель легко спешился, качнулся с пятки на носок, дурачась. Старейшина неодобрительно поглядел на него и с подозрением — на реку. Молодой мужчина всё подметил; на некрасивом смуглом лице явилась озорная, мальчишечья улыбка. Синие глаза, темнее льда, оживились, заблестели:
— Ага, — протянул Хин тоном, неуместно весёлым для безрадостного утра.
Орур нахмурился:
— Как сами пятый десяток разменяете, небось, не так смешно будет.
— Да ты ж ещё молодой, — Хин прекрасно знал, как польстить старейшине. — И в волосах седины нет, и оружие из рук не валится, и женщина не заскучает. Наговариваешь!
Орур важно хмыкнул:
— Девичья краса — до возраста, а молодецкая — довеку.
— Ладно, — велел правитель, — с собой я тебя не зову. Собери лучше людей в деревне, на площади. Не торопись — вряд ли я здесь пробуду меньше часа.
— Вы главное вернитесь, — скептически напутствовал летень. — Не боитесь вы этих странных мест, а зря. Вот, помню, так же рассуждал тот наш уан, который в лесах сгинул…
— Всякий по-своему думает и о себе мнит, — перебил Хин, входя в воду. — А что было в голове у того вашего уана, только акаши теперь и знают.
Старейшина холодно усмехнулся:
— Уж куда мне спорить с вашей мудростью.
Не отвечая, правитель нырнул с лёгким всплеском, умело подражая рыбам. Орур поёжился, глядя, как по воде расходятся круги.
Хин вышел на берег, дрожа от холода, попрыгал на месте. Покинутый дом лесника смотрел на голубой, омытый росой луг слепыми глазами окон, закрытых ставнями. В загоне, откуда прежде доносились гоготание и протяжные стоны харнаптов, теперь шуршала палая листва. Снег не так давно стаял, и она, тонкая, чёрная, липла к столбикам из деревянного камня. Правитель перепрыгнул через ограду, отыскал в тайнике под камнем ключ и отворил скрипучую дверь. Из темноты за порогом пахнуло застоявшимся воздухом. Хин сглотнул — он не любил запустение — и подпёр дверь, чтобы проветрить дом.
Солнце поднималось над саванной и словно в другом мире, разгоняло облака. День обещал быть ясным. Динозавр Орура чёрным пятнышком мелькал у самого горизонта, второй ящер пил воду из реки и хитро косил глазом. Насекомых манила его начищенная шкура: прокусить грубую кожу и добраться до тёплой, живительной влаги они не могли, но понимали это не сразу и долго бродили, обескураженные, по серо-зелёным узорам роговых чешуек. Динозавр на них не отвлекался — всего вероятнее, даже не чувствовал — и, устыдившись своей ошибки, они вскоре отлетали сами, уступая место новым искателям счастья.
Правитель, всё ещё дрожа, весело хмыкнул, глядя на эту картину, потом вошёл в дом — укрыться от ветра. Он сел на пол у низкого стола, поджал зябнущие ноги, оперся локтём о крышку и задумался, глядя на прямоугольник света. Задумчивость эта была странной — почти без мыслей. Он слушал, как пахнет тишина, в которой нет покоя, вспоминал о варенье, которым потчевала его ведунья за этим самым столом, и как приветливо тогда горел очаг, а потом недовольный бас Хахмануха, пеняющего молодёжи, что та всё торопится вырасти, а после захочет вернуться в детство. Все уехали, а воспоминания остались, как пустой дом и загон, никому не нужный.
Набедренная повязка высохла. Хин запер дверь, простился с домом и ушёл от брошенных вещей к лесу, на знакомую поляну у опушки. Листья едва развернулись из клейких почек — как раз в это время хорошо было лежать на траве и любоваться облаками. Правитель остановился под старым толстым деревом, названия которого не знал, и, поглаживая кору, попытался направить мысли к событиям ночи.
![Электронная Библиотека [Русские Книги] 📚 Читать На КулЛиб](/templates/read-books/images/no-cover.jpg)