как он говорил, как шутил, как смеялся, что любил, чего избегал. Тебе не интересно, что он говорил о женщинах, как относился к римлянам, что говорил о спасении, как смотрел, как улыбался!.. (Почти зло, громким шепотом). И знаешь что?.. Мне кажется, все это потому, что по-настоящему тебя интересует только один человек – и этот человек сидит сейчас передо мной, вот этот, римский гражданин Павел из Тарса, да и, пожалуй, больше никто, кроме него!
Павел негромко смеется. Пауза.
(Раскаиваясь, негромко). Прости меня, брат… Прости, если можешь… Я ведь ворчу не потому, что у меня вздорный характер, а потому что устал от человеческой глупости, от обозленных собратьев, которые подозревают нас во всех преступлениях, от пророков, которые шагу не дают ступить со своими пророчествами, от благочестивых ревнителей, которые жалуются друг на друга и не дают проходу ни Йоханану, ни Йакову, ни мне. Устал от дураков, которые высчитывают по приметам скоро ли конец света, от пресвитеров, которые воруют, каются и опять воруют, от старых дев, которым на каждом шагу мерещится Бог знает что… Или ты думаешь, что тут у нас не хватает любителей пошуметь и поговорить на чужих языках? Или тех, которые, позабыв всякий стыд, называют себя «святыми»?.. Да их у нас здесь не меньше, чем у тебя в Вифании или Киликии!.. (С нарастающей страстью). Конечно, мы терпим их, снисходя к их немощам, но, видит Бог, брат, если бы только Господь позвал меня сегодня к себе, чтобы укрыть меня под своим крылом, то я бы, не задумываясь, оставил без сожаления все, что меня сегодня окружает, чтобы только быть с ним рядом, подальше от этой толпы, которая может свести с ума даже ангела…
Небольшая пауза.
(Негромко, словно сам с собой). Подумать только! Он не был ни героем, ни пророком, ни первосвященником, ни царем. И все, что он сделал, это только услышал этот тихий стук и сказал всем, кто находился рядом: «Тише! Тише! Оставьте свои дела, хоть на минуту и прислушайтесь к своему сердцу». Две тысячи лет мы искали и звали Бога, строили и перестраивали Храм и приносили жертвы, и не замечали эту маленькую тропинку, идя по которой каждый может дойти туда, где его ждет Отец его небесный… Ему ведь не исполнилось еще и тридцати, когда он решил поделиться с людьми тем, что ему открылось. (С горечью). Можешь представить себе, что пришлось ему испытать вслед за этим…
Павел: Тебя должно утешить, что он скоро вернется, Кифа. Странно, что ты почему-то все время забываешь об этом…
Петр: Можешь не сомневаться, я хорошо помню об этом, брат.
Павел (немного насмешливо): Не забывай только – что бы вы там ни говорили, ты или Йоханан – он вернется в силе и славе, пугая нерадивых и погружая в отчаянье слабых духом, таких вот, как ты, Йоханан или Йакоб… Представляю себе, как вы будете перепуганы, когда услышите раскаты его голоса!
Петр (поднимаясь со своего места, почти надменно): Надеюсь, что ты заблуждаешься, брат. Потому что он придет в тишине. В тишине и молчании, которые услышит только тот, к кому он придет. (Внезапно хрипло). А если нет… если нет… О, если он и вправду придет в шуме и блеске, словно царь, которого радуют восторг и бессмысленные крики толпы и чьи воины разгоняют перед его колесницей народ, то пусть Он лучше не приходит тогда совсем!.. Слышишь?.. Пусть он тогда не приходит совсем!.. Совсем… (Едва слышно, без сил). Никогда… Никогда…
Павел молчит. Долгая пауза.
Павел: Пожалуй, уже поздно, брат. (Неспешно поднимаясь со скамьи). Думаю, это будет правильно, если я пойду и попробую заснуть.
Петр молчит.
Ты будешь читать?
Петр (возвращаясь на свое место, издалека): Немного.
Павел: Наверное, небеса послали тебе хорошие глаза. А я, с тех пор, как Господь послал мне слепоту, не могу прочесть без отдыха и трех страниц… Прощай, брат. (Уходит).
Какое-то время Петр смотрит вслед ушедшему. Короткая пауза.
Петр (едва слышно): Прощай. (Возвращается к книге).
Картина восьмая
Больничный холл. Поздний вечер. Горят только голубой ночник на стене и лампа на столе дежурной сестры. За столом сидит Ребекка. Какое-то время она записывает что-то в журнал, затем – собрав бумаги – поднимается из-за стола. Пройдя мимо палат, она заглядывает в темные стекла дверей и затем уходит, выключив настольную лампу. Мертвый свет ночника заливает сцену.
Почти сразу же после того как за Ребеккой закрылась дверь, в холле появляются один за другим Павел, Йансенс и Йорген.
Йансенс (тихо): Прости нас, Павел…
Йорген (громко): Прости нас, Павел…
Павел (быстро): Тш-ш-ш…
Йорген (громким шепотом) Мы не могли выйти раньше, потому что тут была госпожа Ребекка…
Павел: Тихо. Тихо. Не хватало еще, чтобы нас увидели из-за твоего голоса раньше времени… Где остальные?
Йорген: Я думал, что они уже здесь… (Оглядывается).
Павел: А я думаю, что они просто заснули… (Открыв одну дверь, громким шепотом, едва скрывающим ярость). Йонатан!.. Йорк!.. (Подойдя к другой двери и распахнув ее). Йонас!.. Йозеф!
Из своих палат появляются сначала Йонатан и Йорк, и почти сразу же – Йонас и Йозеф.
Йонатан! Йонас! Йозеф! Я просил вас собраться в полночь. В полночь. Разве сейчас полночь?
Йонатан: Но тут была Ребекка, учитель.
Йозеф: Тут была Ребекка…
Павел (перебивая, сердито): Тут был Дьявол, который испытывал вас, чтобы проверить ваши силы. Дьявол, а никакая не Ребекка.
Йорк горестно мычит. Стоящий с ним рядом Йонатан быстро зажимает ему рот.
Тише! Тише, Йорк… На что это похоже, – опаздывать на встречу с Господом, которую Он назначил вам, чтобы вести вас на последнюю битву? На встречу с Господом, который избрал вас своим мечом и щитом?.. Или, может быть, у вас уже успели поменяться планы?
Йорген: На встречу с Господом?.. Ты сказал – на встречу с Господом, учитель?
Павел: А вы, наверное, думали, что я позвал вас, чтобы отправится с вами на загородный пикник?.. Разве не передал вам Йорген, что я хочу сообщить вам что-то исключительно важное?
Йорген: Я сказал им все, что ты велел.
Йонатан: Он нам сказал, Павел…
Йозеф: Но Ребекка… (Устыженно смолкает под взглядом Павла).
Короткая пауза.
Павел (холодно): Кто не хочет быть вместе со своим Господом, кто не хочет сражаться вместе с Ним плечом к плечу, тот может вернуться в свою палату и снова забраться под свое одеяло.
Все молчат.
Может быть, ты хочешь вернуться, Йонатан?..
Йонатан отрицательно качает головой.
Или ты, Йозеф?
Йозеф молча качает головой.
А может ты, Йорген?
Йорген качает головой.
Йонас: Никто из нас не хочет вернуться, учитель. Мы готовы идти за тобой, куда ты нам скажешь…
Йансенс: Мы готовы, учитель…
Йонатан: Мы готовы, Павел, мы готовы, готовы…
Йорген: Куда ты нам только скажешь…
Йозеф: Куда ты скажешь, Павел…
Йорк мычит.
Павел: Тише,