— Важное сообщение инспектору.
— Так я доложить не могу, и вообще инспектор сегодня очень занят и никого больше не примет.
— Не примет? Может быть, вы посоветуете мне обратиться к наркому? Надеюсь, он будет свободнее.
— Как о вас доложить? — сердито опросила секретарша. Она нервно записала на клочке бумаги фамилию Жубура и вошла в кабинет к инспектору. Вернувшись, сообщила:
— Вам придется ждать приема не меньше часа. Будете ждать?
— Раз нельзя иначе…
Жубур сел и от скуки стал наблюдать за пестрой публикой, наполнявшей приемную. По большей части это были ловкие, подвижные люди — торговцы, работники снабженческих контор. Один пробыл в кабинете инспектора больше получаса и вышел, явно удовлетворенный результатами посещения.
После него позвали Жубура.
За письменным столом сидел рослый человек. Лицо его Жубуру было знакомо по снимкам в прежних газетах. Тонкие губы, пренебрежительный взгляд (хотя инспектор и косил одним глазом). Еле кивнув Жубуру, чтобы тот сел, он сказал:
— Я слушаю.
Все было, как при старом режиме в любом министерстве Ульманиса. Тот же кабинет, тот же инспектор цен Элпер, те же нравы. Не хватало только портрета Ульманиса на стене, за спиною инспектора.
Поборов неприятное чувство, Жубур начал рассказывать о своих наблюдениях в магазинах.
— Все это пахнет вредительством. Темные личности пытаются искажать советскую политику цен и прибегают к таким вот проделкам.
Элпер спокойно выслушал Жубура.
— Что же вы нам предлагаете?
— Ясно, что. Надо немедленно вмешаться, положить конец этому вредительству. Да вам-то лучше знать, какие предпринять шаги.
— Какими способами воздействовать на них? — усмехнулся Элпер. — То, что вы сейчас рассказали, нам давно известно. Это не новость. Но вы ведь знаете, что в Латвии еще существует частная торговля. Можно регулировать государственный сектор, но не частный. Руки коротки! Придется просто подождать, пока частники распродадут запасы своих товаров. Ими они могут распоряжаться по своему усмотрению. Вот когда товаров больше не станет и магазины опустеют, тогда прекратятся и все эти мелкие неполадки.
— Выходит — мы бессильны против этих вредителей?
— К сожалению, это так. Надо издать какой-нибудь новый закон. Без закона я ничего не могу поделать. У вас еще есть вопросы?
— Нет, это все. Прошу извинить за беспокойство. — Жубур встал.
— Пожалуйста, пожалуйста, — продолжал улыбаться Элпер. — Но вы не волнуйтесь. Этот факт известен всем, кого это касается. Я каждый день лично информирую руководство.
Ничего не добившись, Жубур покинул кабинет инспектора.
«Элпер, конечно, прожженный плут и рад нашим трудностям. Этому типу не место в советском учреждении. Посмотрим, господин Элпер, какой закон воздействует на вас».
О своих наблюдениях Жубур решил сообщить в Совнарком. Не может быть, чтобы и там этот вопрос никого не заинтересовал. Он опять пошел к автомату. И снова его постигла неудача. В Рижском замке только что началось заседание Совнаркома. Но когда Жубур сказал, что дело идет о крупных безобразиях в торговле и требуется безотлагательное вмешательство, дежурный секретарь обещал немедленно доложить об этом и просил позвонить через четверть часа.
Через полчаса Жубур позвонил снова, и ему сказали, что после заседания его примет председатель Совнаркома или кто-нибудь из его заместителей.
Жубур пошел домой и начал составлять подробный доклад с конкретными данными. В назначенный час он был уже в замке, и его пригласили к заместителю председателя. Жубур впервые увидел его двадцать первого июня во дворе рижского централа, в полосатой одежде каторжника, с обритой головой. Теперь волосы у него отросли, только рот по-прежнему оттеняли две глубокие складки — неизгладимая печать долгих лет тюрьмы. Дружески, с еле заметным выражением грусти глядели его голубые глаза на Жубура.
— Председатель просит извинения, что не может принять вас лично. Он сразу же после заседания уехал в Центральный Комитет.
Он ободряюще улыбнулся Жубуру, предложил папиросы и сел против него. Беседа началась свободно и просто.
Заместитель председателя внимательно выслушал Жубура и, только когда тот кончил свой рассказ, заговорил сам:
— Это очень характерный и вполне объяснимый факт. Наши враги никак не желают уняться. Классовая борьба… Перестройка зарплаты и цен показалась им заманчивым предлогом для всяческого рода вылазок. Мы стараемся сделать так, чтобы трудящиеся получали более высокую и справедливую зарплату и чтобы цены на товары были доступнее. А наши враги изо всех сил стараются сделать так, чтобы трудящийся не получил того, что ему причитается и что предусматривается советским законом. Вы сами видите, что теперь происходит. Пока общественность, пока широкие слои населения не придут нам на помощь, мы не сможем так быстро устранить все безобразия. Значит, нужно еще больше поощрять инициативу масс, вовлекать в созидательную работу все прогрессивные силы нашей страны, всех желающих помочь советской власти людей, а ведь они у нас составляют подавляющее большинство населения. Тогда никакие ухищрения врагов не смогут затормозить наш рост.
Он подошел к телефону и созвонился с наркоматом торговли и городским комитетом партии.
— Начнем действовать, товарищ Жубур, — сказал заместитель председателя. — Поставим на ноги актив, проверим каждую лавочку. В Центральном Комитете уже решили с завтрашнего дня начать проверку торговой сети. Есть сигналы, что многие товары продаются у нас втрое дороже, чем в Москве. Было бы не плохо, если бы мы могли за несколько дней подготовить эти материалы для Центрального Комитета. Надо действовать решительно и быстро, только так мы добьемся успеха. До свидания, товарищ Жубур.
В тот же вечер Жубур встретился с Силениеком, и они наметили план кампании. Утром Жубур созвал актив учителей и студентов. Из каких прекрасных людей состоял этот актив — передовой отряд формирующейся советской интеллигенции! Преследуемые старым режимом, испытавшие все мытарства безработицы, гонимые с одного места на другое, они только летом 1940 года обрели свои человеческие права, и теперь вся их будущность была накрепко связана с советской властью.
Они разработали подробнейший план действий. Распределив между собою весь район, отдельные улицы и магазины, сгруппировались по двое, по трое и на следующее утро с открытием магазинов приступили к проверке. Уже к трем часам дня к Жубуру стали поступать первые сведения о результатах проверки, и сам он тоже успел обойти один участок. Около пяти часов можно было уже судить об общей картине в районе. Рижские торговцы развернули свою вредительскую кампанию гораздо шире, чем это можно было — предположить вначале. Оказалось, что выставки самых дорогих предметов, которых не было в магазинах, стали общим явлением. Многие товары широкого потребления торговцы прятали на складах, чтобы продать их потом по спекулятивным ценам. У некоторых на квартирах хранилось больше товаров, чем в магазине. Но больше всего обращала на себя внимание грубость продавцов. Если в магазин входил буржуй, вокруг него суетились, за ним ухаживали, сам владелец показывал ему товары. Простому же человеку приходилось слышать всяческие грубости и насмешки: «Вы желаете рабочие сапоги? У нас нет. Ищите в другом месте». — «Почему нет?» — «Откуда нам знать? Спросите у советской власти». Их заставляли ждать часами, пренебрежительно бросали на прилавок требуемый товар и чуть ли не лаяли в ответ на вопросы. Ведь это была совсем другая публика — рабочие, трудовой народ, толпа… С ними можно обращаться кое-как. Вызывающее презрение к простому человеку — основному слою нового, советского общества — выпирало из них на каждом шагу. Продавец-зазывала, который еще недавно чуть ли не за полы тянул каждого прохожего, сейчас злобно глядел на покупателей.
— Если не нравится, идите в другое место. Я не прошу, чтобы вы у меня покупали.
Собрав и систематизировав весь материал, Жубур хотел уже позвонить Силениеку, как его прервал звонок Чунды.
— Жубур, приходи сейчас же ко мне в райком, — раздался его суровый голос. — У меня к тебе весьма серьезный разговор. Чтобы был через пять минут. В случае неявки ставлю вопрос о снятии тебя с работы. Все.
«Что это на него нашло? — подумал Жубур. — Откуда такая агрессивность?»
Он собрал материалы проверки и направился в райком.
Чунда, не ответив на приветствие Жубура, отсутствующим взглядом уперся в папку с делами. В комнате находился еще один человек — голубоглазый мужчина в рабочей спецовке. Жубур видел его несколько раз на собраниях актива, но по фамилии не знал. Он скромно сидел возле двери и при входе Жубура молча, кивком головы, поздоровался с ним.