До дома было довольно далеко идти, но Эстабрук уже ринулся вперед, с Лысым в роли проводника. «Интересно, — подумала Юдит, — какие видения в сознании Чарли заставляют его так спешить?» Возможно, это было что-то из прошлого: посещения поместья, когда он был еще ребенком? А может быть, что-то из еще более древних времен — славных дней Хай-Йоука, когда дорога, по которой они шли, была посыпана гравием, а стоящий впереди дом служил местом встречи для богатых и влиятельных?
— Ты часто приезжал сюда, когда был маленьким? — спросила она, пока они с трудом прорывались сквозь густую траву.
Он оглянулся и посмотрел на нее с секундным удивлением, словно забыл о том, что она была с ним.
— Нет, — сказал он. — Но мне здесь нравилось. Это было вроде большой площадки для игр. Позже я подумывал о том, чтобы продать поместье, но Оскар и слышать об этом не желал. Конечно, у него были на то свои причины…
— Какие? — спросила она без нажима.
— Честно говоря, я рад, что мы позволили парку прийти в запустение. Так гораздо красивее.
Он двинулся вперед, орудуя своим прутом, как мачете. Когда они подошли поближе к дому, Юдит стало видно, в каком жалком состоянии он находится. Стекла были выбиты, от крыши осталась только дранка, двери болтались на петлях, словно пьяные. Любой дом в таком состоянии производил бы печальное впечатление, но величие, которым обладал когда-то этот дом, делало это впечатление почти трагическим. Небо постепенно расчистилось, и стало светлее. Когда они вошли в парадный вход, яркие лучи солнца пробивались сквозь дранку. Причудливый орнамент из солнечных бликов идеально подходил для открывшегося перед ними зрелища. Лестница, хотя и усыпанная обломками, по-прежнему поднималась к площадке, над которой когда-то возвышалось окно, достойное и собора. Оно было разбито деревом, упавшим много зим назад, чьи иссохшие ветви лежали теперь на том самом месте, где лорд и леди выдерживали небольшую паузу, прежде чем спуститься и поприветствовать своих гостей. Обшивка прихожей и расходящихся в разные стороны коридоров до сих пор была цела, и доски у них под ногами казались прочными. Несмотря на плачевное состояние крыши, несущие конструкции также выглядели достаточно надежными. Дом был построен для того, чтобы служить Годольфинам вечно, чтобы плодоносность земли и чресл сохранила род до конца света. И если это не удалось, то только по вине плоти.
Эстабрук и Лысый двинулись в направлении столовой, размеры которой не уступали приличному ресторану. Юдит пошла было за ними, но потом ей захотелось вернуться обратно к лестнице. Все, что она знала о периоде расцвета этого дома, было почерпнуто ею из фильмов и телевидения, но ее воображение приняло вызов с неожиданным жаром и стало рисовать перед ней такие впечатляющие образы, что они едва ли не заслоняли собой обескураживающую правду. Когда она поднималась по лестнице, предаваясь, с некоторым чувством вины, мечтам об аристократической жизни, внизу ей была видна зала, освещенная сиянием свечей, с верхней площадки до нее доносился смех, а когда она стала спускаться, ей было слышно шуршание шелка, когда ее юбки касались ковра. Кто-то у дверей позвал ее, и она обернулась, ожидая увидеть Эстабрука, но этот кто-то оказался плодом ее воображения, как, впрочем, и имя. Никто никогда не называл ее Персиком.
Этот эпизод внушил ей некоторую тревогу, и она отправилась на поиски Эстабрука как ради того, чтобы вновь соприкоснуться с надежной реальностью, так и ради его общества. Он оказался в комнате, которая когда-то наверняка была танцевальной залой. Одна из стен представляла собой ряд окон высотой до потолка, из которых открывался вид на террасы и английский парк, за которым виднелась разрушенная башня. Она подошла к нему и взяла его под руку. Их дыхания смешались в единое облако, подсвеченное золотыми лучами солнца, пробивающегося сквозь разбитое стекло.
— Здесь, наверное, было так красиво, — сказала она.
— Действительно. — Он громко засопел. — Но это ушло навсегда.
— Это можно восстановить.
— За очень большие деньги.
— У тебя есть деньги.
— Да, но не так много.
— А что насчет Оскара?
— Нет. Это принадлежит мне. Он может приходить и уходить, но дом мой. Это было одним из условий сделки.
— Какой сделки? — сказала она. Он не ответил. Она настаивала с помощью слов и своей близости. — Расскажи, — попросила она.
Он глубоко вздохнул:
— Я старше Оскара, и существует семейная традиция, восходящая еще к тем временам, когда дом не был разрушен, в соответствии с которой старший сын — или дочь, если нет сыновей, — становится членом общества под названием «Tabula Rasa».
— Я никогда не слыхала о таком.
— И вряд ли они хотели бы, чтобы ты услышала, готов биться об заклад. Я не должен рассказывать тебе об этом, но какого черта? Мне уже все равно. Все это уже в прошлом. Итак… я должен был стать членом Общества, но папа выдвинул вместо меня Оскара.
— Почему?
Чарли слегка улыбнулся:
— Веришь ли, нет ли, они считали, что я ненадежен. Это я-то? Можешь себе представить? Они боялись, что я могу проговориться. — Улыбка превратилась в откровенный смех. — Ну так пошли они в задницу. Я действительно проговорился.
— И чем занимается Общество?
— Она было основано, чтобы предотвратить… дай я вспомню точную формулировку… чтобы предотвратить осквернение английской почвы. Джошуа любил Англию.
— Джошуа?
— Годольфин, который построил этот дом.
— И в чем же, по его мнению, могло заключаться это осквернение?
— Кто знает? Католики? Французы? Кого он имел в виду? Он был чокнутый, как и большинство его дружков. Тайные общества были тогда в моде…
— И оно до сих пор действует?
— Полагаю, да. Я разговариваю с Оскаром не слишком часто, а когда приходится, то речь идет не об Обществе. Он странный человек. На самом деле он гораздо более чокнутый, чем я. Просто он лучше умеет это скрывать.
— Ты это тоже неплохо скрывал, Чарли, — напомнила она ему.
— Тем большим дураком оказался в итоге. Мне надо было выпустить пар. Тогда, возможно, я смог бы удержать тебя. — Он поднес руку к ее лицу. — Я был полным идиотом, Юдит. Я не могу поверить, что ты простила меня.
Увидев, что ее происки взволновали его, она почувствовала угрызения совести. Но, во всяком случае, они принесли кое-какие плоды. Теперь у нее появились две новые загадки: «Tabula Rasa» и цель его существования.
— Ты веришь в магию? — спросила она его.
— Ты хочешь, чтобы тебе ответил старый Чарли или новый?
— Новый. Чокнутый.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});