ее сладость в свой рот, позволяя ей покрыть мой язык, когда она кончает.
Она чертовски великолепна. Просто невероятна. Вид её, распростёртой на моей кровати, извивающейся подо мной, дрожащей от наслаждения, завораживает меня, и я чувствую, как что-то раздражающее застревает в моем мозгу. Как будто часы, которые тикали, тикали, тикали последние три года, вдруг просто... остановились.
Тишина просто оглушает.
Откинувшись на пятки, я слизываю ее соки с губ, наслаждаясь вкусом. Сдержанность, которую я проявлял до сих пор, наконец-то иссякла.
— На живот, — говорю я ей.
Элоди смотрит на меня сквозь прикрытые веки, ее губы распухли и покраснели. Сияние пост-оргазма, которое она излучает, заставляет меня хотеть плакать. Она так чертовски красива.
Пока я не замечаю вспышку боли на ее лице. Она встает на колени, оборачивается, затем опускается на живот.
— Лицом вниз, задницей вверх, да? — говорит она резким голосом.
Я хватаю ее за бедра и притягиваю к себе, так что ей приходится встать на колени. Так что я могу видеть всю ее идеальную киску, и ее идеальную, тугую маленькую задницу, когда я устраиваюсь позади нее. Я беру свой член в руки, облегчение уже омывает меня с осознанием того, что через мгновение я буду по самое основание внутри нее. Я втираю кончик вверх и вниз между ее ног, размазывая соки по её плоти, заставляя ее дрожать.
— Кто-нибудь когда-нибудь говорил тебе, как ты прекрасна, малышка Эль? Кто-нибудь когда-нибудь поклонялся тебе так, как будто ты была создана для поклонения?
Она качает головой и подпрыгивает, когда я легонько провожу пальцами по ее центру.
О, я покажу тебе, что значит быть обожаемой. Я покажу тебе, как хорошо быть обожествленной таким парнем, как я.
Элоди дрожит, покачивая бедрами назад, потираясь о меня к тому моменту, когда я решаю прекратить дразнить ее и погружаюсь в ее киску.
— Господи... твою мать... Господи!
Преграды нет, но она такая чертовски узкая, что мне ничего не стоит убедить себя в том, что она девственница. Ее плечи напрягаются, крик срывается с ее губ, и мы оба замираем на долгое мгновение, приходя в себя от того, что только что произошло. Я внутри нее. Я бл*дь внутри нее, и она чувствуется так, так чертовски хорошо.
— Рэн… — она задыхается, снова хватаясь пальцами за простыню. И все меняется в промежутке между ударами сердца.
Какого хрена я делаю?
Какого хрена я с ней делаю?
Что-то гадкое и неприятное ползет вверх по моей шее — странное и незнакомое ощущение, которое заставляет меня отстраниться, стиснув зубы так сильно, что я слышу, как один из них трещит. Мой член покачивается, лоснясь от наших общих желаний, умоляя меня засунуть его обратно в нее... но я не могу.
Элоди оглядывается на меня, и между ее бровями появляются две маленькие вертикальные морщинки, а в глазах — тревога.
— Что… я что-то сделала не так?
— Боже, нет, — рычу я.
Одним быстрым движением я бросаюсь к ней, обнимаю ее за талию и поднимаю с матраса. Мне требуется всего секунда, чтобы подвинуться к краю кровати, перевернуть ее и посадить себе на колени так, чтобы она оказалась лицом ко мне. Она не сопротивляется, когда я хватаю ее за ноги, направляя их вокруг моей талии.
Ее лицо находится в трех дюймах от моего, когда я отвожу бедра назад и вверх, пронзая ее своим членом одним толчком. Элоди откидывает голову назад, глаза теряют фокус, и снова застывает в моих объятиях, испуганно шипя:
— Черт! О боже мой, черт возьми, Рен.
Я разделяю ее чувства. Мне было пугающе приятно быть внутри нее сзади, но теперь, когда мы находимся лицом к лицу и она цепляется за меня, как будто я — единственное, что удерживает ее на плаву в море безумия, это чувство... я даже не знаю, как описать его.
Задержав дыхание, не желая двигаться слишком быстро, я кладу одну руку ей на спину, притягивая ближе к себе, и обхватываю ее шею, направляя ее голову назад, чтобы я мог прижаться своим ртом к ее губам…
Она фыркает, ее язык сладкий и неуверенный, когда она скользит им мимо моих губ в мой рот. Обычно именно я претендую на девичий рот, но черт... я не противлюсь, пока она целует меня, пробуя на вкус и исследуя с любопытством и решительной потребностью, которая заставляет мое сердце стучать, как барабан в моей груди.
Она качается, прижимаясь ко мне бедрами, скользя вверх по длине моего члена, и чертов фейерверк освещает внутреннюю часть моего черепа.
Фейерверк.
Черт возьми, настоящий фейерверк.
Это как чертово четвертое июля в моей голове, когда я наклоняюсь к ней и наконец позволяю себе поцеловать ее в ответ. Ее дыхание скользит по моему лицу, ее сиськи бьются о мою грудь, и я теряю всякую надежду контролировать себя. Это слишком приятное ощущение. Это кажется слишком странным. Это ощущение новое, и странное, и такое сильное, эта странная связь, которую я чувствую, и я даже не знаю, что делать со своими руками. Так что я сдаюсь. Я перестаю пытаться обуздать себя и позволяю всему этому случиться.
Мы двигаемся как единый организм, прижимаясь друг к другу, бездумно пожирая рты друг друга, и я даже не знаю, продолжает ли она молчать. Не уверен, молчу ли я. Единственное, что имеет значение, это ощущение того, как она обнимает меня. Ее губы на моих губах. Ее дыхание в моем дыхании. Мои руки на ее коже, а ее на моей, ее ногти царапающие мою спину, отчаянная, бессловесная мольба в ее глазах, когда она выгибается от меня, ее голова откидывается назад, и она вздрагивает, когда кончает.
Я умею сдерживаться довольно хорошо, отталкивая растущее чувство эйфории, но в тот момент, когда я вижу, как она сдается своему оргазму, ее соски напряжены, глаза закатываются назад, у меня нет гребаного выбора в этом вопросе.
Я следую за ней, стиснув зубы и прижавшись лбом к