Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Один великий святитель нашей Церкви, пораженный величием крестной Жертвы и ничтожеством человека, ради котораго принесена сия Жертва, в своем слове над святою плащаницею восклицает: “Братья, будем молиться и плакать!” Дерзаю и я повторить это слово здесь: братья, будем каяться и плакать у гроба нашего Спасителя! Будем проливать слезы над сим священным изображением, будем лобызать сии животворящия язвы, исцелившия неисцельную язву греха Адама и всего рода человеческаго! Будем из глубины сердца взывать к Почивающему в сем гробе: увы нам, сладчайший наш Господи Иисусе! Не стоим мы милости Твоей, не достойны того, чтоб склонять грешную главу свою пред сею святою плащаницею! Одолел нас грех; мы изменяем Тебе каждый день и каждый час; нет у нас никакого в том оправдания, но, Господи Сердцеведче! Ты ведаешь, что хотя мы и грешники, а все же Твои, хотя мы и падаем, а все же не хотим отрекаться от Тебя, наш Спаситель… Веруем и исповедуем, яко Ты еси Бог наш! Вмени же веру нашу вместо дел добрых, которых нет у нас! Укрепи волю нашу в исполнении Твоих животворящих заповедей! Согрей сердце наше любовию к Твоим святым заветам! Ты претерпел крестныя муки ради нашего спасения: да не одолеет же наше грехолюбие неизреченной благости и милосердия Твоего! Аще хощем, аще ли не хощем – имиже веси судьбами спаси нас, Спасителю наш, аминь.
№ 66
Светлая радость воскресения Христова. Христос Воскресе!
Яко воистину священная и всепразднственная сия спасительная нощь и светозарная, светоноснаго дне востания сущи провозвестница…
Если бы смертному человеку дано было подняться в высоту небес и оттуда созерцать, что творится на Русской земле в сию священную и спасительную полночь, то пред его взорами открылось бы чудное зрелище. Тихо спустилась на землю темная весенняя ночь. Смолкла суета земная, все будто притаилось в ожидании чего-то великаго, таинственнаго… И вот там, где-то на безпредельном пространстве далекаго Великаго океана наступает полночь, она надвигается на пустынныя берега нашей Камчатки и Сибири, и тут, в этих редко разбросанных селениях, где только имеются храмы Божии, зажигаются огоньки, будто звездочки падают с небес, начинается торжественный звон небольших колоколов сельских церквей, – полночь быстро движется от востока к западу по необъятному пространству Сибири: за нею, будто светлый поток, течет по лицу родной земли этот свет пасхальных огней, этот торжественный, победный звон… Вот полночь перешагнула Урал, а за нею широкою волною светлая радость Воскресения залила всю Русь… Гудят тысячи колоколов, горят миллионы огней, десятки миллионов православных русских людей ликуют духом в сотнях тысяч храмов Божиих: настал праздников праздник – Светлое Христово Воскресение! Вся ночь проводится народом в храмах Божиих, встает радостное весеннее солнце и будто само ликует и радуется, и играет лучами своими, пробуждая всю природу все к той же всемирной радости о Воскресшем Спасителе мира…
Дивная картина! Чудное зрелище!
Небо спустилось на грешную землю и освятило ее, и земля стала небом: Христос воскрес!
Нигде в мире так светло не празднуется Воскресение Христово, как в Церкви Православной, и нигде так поэтично, так трогательно не выражается эта радость праздника, как на Святой Руси. У христиан Запада праздник праздников – Рождество Христово, у нас – Светлое Христово Воскресение. Да так и быть должно. Ведь, если бы Христос не встал из гроба, то тщетна была бы и вера наша, как говорит Апостол Павел; мы были бы несчастнейшими из людей. Но воскрес Христос и – все исполнилось света, все обновилось, все ликует победу над смертью, торжествует мир с Богом, с небом, и льется благодатный мир и светлая радость по лицу всей земли…
Но особенно светло, живым ключом бьет эта радость небесная в храмах Божиих. И праздничное убранство храма, особенно же Престола Божия, и отверстыя в продолжение всей седмицы врата царския, и благоухание фимиама, и многое множество горящих свечей и разноцветных лампад, и эти ликующия, дышащия святым восторгом лица молящихся, и эти неподражаемыя, возвышенно поэтическия песнопения канона – все это в совокупности переносит нас в ту вечноблаженную жизнь, которая настанет в последний день мира после онаго превожделеннаго призыва: приидите благословении Отца Моего, наследуйте царствие, уготованное вам от сложения мира… Даже воспоминание о грехах не смущает души: ведь Святой Златоуст и грешника успокаивает: никтоже, говорит он, да плачется прегрешений: прощение бо от гроба возсия. Та к глубока, всеобъемлюща, так светла и животворна радость Воскресения: Христос воскресе!
И тысячи раз повторяются эти два сладостныя, поистине животворящия слова: Христос воскресе! И отовсюду слышится радостный отклик на них: Воистину поскресе!
Хотите ли, братие, чтоб эта радость не прекращалась, чтоб она хотя малым лучом озаряла ваше сердце, согревала вашу душу – всегда, во все дни вашего земнаго странствования? Чтоб она разгоняла этот холодный мрак современных настроений, была залогом той радости, какою возрадуются праведники, когда просветятся яко солнце во царствии Отца небеснаго?
Не уходите от Христа Жизнодавца. Держитесь за Него, идите за Ним, исполняйте святую волю Его. В Его святых заповедях – жизнь, свет, вечная радость.
Ведь Он Сам сказал Своим Апостолам: прииду к вам, и узрю вас, и паки возрадуется сердце ваше, и радости вашея никтоже возмет от вас. Он Сам приветствовал всех по воскресении Своем сим всерадостным словом: радуйтесь! Делитесь же своею пасхальною радостью с теми, кто не может радоваться полною радостью. Радость есть благодатный огонек в сердце; огонек не убавится, если от него зажигается другой светильник: от сего будет еще светлее, радость только умножится в вашем сердце, если вы будете радовать других… Порадуйте же ради Светлаго праздника тех, кто нуждается в вашем участии! Порадуйте сироток, вдовиц, бедняков – и сами вы будете радоваться сугубою радостью о воскресшем Господе и Спасителе, и сей светлой радости никтоже возьмет от вас! Христос воскресе!
№ 67
Паки и паки о Толстом
Читатели мои не забыли, конечно, моего дневника, где я позволил себе обратить внимание их на то нецерковное отношение наших духовных периодических изданий к факту смерти Толстого и к его еретичеству, какое выразилось, между прочим, в заметке г. Поселянина в “Русском Паломнике”. Г. Поселянин счел нужным прислать в редакцию “Колокола” свой ответ на мой дневник в той его части, которая касалась его, г. Поселянина. Вот этот ответ.
Ответ на статью преосвященнаго Никона Вологодскаго
(“Колокол”, 1440)
Преосвященный Никон Вологодский удостоил своего внимания несколько строк из статьи моей об Оптиной пустыни и Шамординском монастыре, помещенной в журнале “Русский Паломник” в конце истекшаго года. Строки эти относились к графу Л. Н. Толстому и показались преосвященному Никону заслуживающими полнаго осуждения.
Вспоминая об одной из шамординских инокинь, любимой и любящей сестре умершаго графа, я вспомнил слышанное от нея же утверждение, что ея брат был ближе к Церкви, чем думают, и более ею дорожил, чем это казалось. Упомянув об ясно выраженном в его приезде в Оптину желании приблизиться к Церкви и насилии его злых гениев, увезших его из тех мест, куда влекло его сердце, я выразил упование, что “между душой старца и его Богом, в последние часы догорающей жизни, неведомо ни для кого произошла великая тайна, – что Бог, сторожащий душу человеческую и до последняго мгновения борющийся за ея спасение, призвал к Себе эту скорбную, мятущуюся душу, что радостно прильнула она к ногам Христовым и в том обрела себе покой и спасение”.
Преосв. Никон возмущается тем, что эта надежда высказывается относительно человека, отлученнаго от Церкви и произносившаго хулы на Христа.
Но я позволю себе спросить преосв. Никона: приговор земной Церкви является ли обязательным и для Христа, и не силен ли Христос принять отреченнаго от Церкви Своего врага и хулителя, если этот враг и хулитель в последния минуты жизни, ни для кого незримо, принес Богу одному искреннее покаяние и у Него просил пощады?
Некоторые люди могут относиться равнодушно к гибели других людей: “Пропал – и дело с концом!” Нелегко примиряться с погибелью лиц, которыя были близки и дороги, которыя доставили сердцу столько счастливых часов!
И для людей, считающих литературу святынею и, вместе с тем, привязанных к Церкви, чувства относительно Толстого не двоились. Восторг пред ним, как пред писателем, среди других родных образов создавшим столько образов, светящихся кротким тихим светом Православия – смешивался с негодованием против его невыносимых кощунств.