только предстоит построить доверительные отношения. Все путем?
Андреа заставила себя разжать зубы.
– Все путем.
– Восхитительно, – сказал Байбл. – И еще одна вещь, которую тебе стоит знать: Рики не совпадает с портретом только потому, что она женщина. Насколько я знаю, за все эти годы она по крайней мере три раза пыталась покончить с собой.
У Андреа раскрылся рот от удивления.
– Первый раз это была спровоцированная авария – ей тогда было слегка за двадцать. Потом в сороковой день рождения у нее случилась передозировка наркотиками, причем прямо посреди улицы. Это было эффектно, она остановила чуть ли не все движение в городе. Третью попытку она совершила, когда была под стражей в тюрьме. Пыталась повеситься в камере предварительного заключения у Стилтона после того, как ее арестовали в доме Дина и они начали добиваться судебного запрета.
– Вы спросили Стилтона про самоубийства, и он даже не упомянул Рики.
– Точно. А значит, он врал. Первые два случая могли вылететь у него из головы, но последний произошел всего четыре года назад, причем в его собственной лавочке.
Андреа потребовалось немного времени, чтобы все это обдумать. Была вопиюще очевидная причина, почему шеф Стилтон хотел держать двух маршалов США подальше от всех своих дел.
– Вы рассмеялись, когда я пересказала вам слова Рики, что это Джек Стилтон убил Эмили.
– Не скажу, что Джека нет в моем списке, но есть кандидаты получше.
Клэйтон Морроу. Джек Стилтон. Бернард Фонтейн. Эрик Блейкли. Дин Векслер.
– Я сейчас задам безумный вопрос, – предупредила Андреа. – Но не могут ли потерянные деньги быть мотивом для нападения? Очевидно, Рики до сих пор злится из-за этого. Я представляю, что они с братом могли винить судью в том, что она разрушила их жизни.
– А разве свидетели не говорили, что Эрик был в спортзале во время нападения? А Рики вообще никто не видел.
– Но свидетельские показания не всегда надежны. У всех в компании Эмили было какое-то алиби. Они не могут все говорить правду.
– Это так. И люди обычно говорят то, что, как они думают, ты хочешь услышать.
– Кажется, я ответила на свой безумный вопрос, – вздохнула Андреа. – Судья и трастовый фонд тут ни при чем. Кто бы ни убил Эмили, он не злился на Эстер. Он злился на Эмили. Ее лицо превратили в месиво. Ей сломали два шейных позвонка. Ее раздели догола. Выбросили в мусорный бак. Зачем делать все это, а не просто сбросить ее в океан, который был в двадцати ярдах оттуда?
– Потому что это личное. И потому что ты не очень хорош в убийствах.
– А это возвращает нас к мотиву, который и предполагался с самого начала: что она собиралась публично объявить имя отца, а отец решил заткнуть ей рот.
– Верно, – Байбл явно пришел к тому же выводу, что и Андреа. – Сорок лет назад Векслеру удалось сойти с дистанции. Он сказал, что стерилен.
Андреа уже знала об этом.
– Боб Стилтон поверил ему на слово, никаких записей о медицинском осмотре и подтверждении диагноза я…
– В деле не нашла?
Байбл снова ухмыльнулся. Он заставил Андреа признаться, что она читала дело Эмили Вон.
– Ты больше ничего не хочешь мне сказать? – спросил он.
Андреа знала еще одну деталь, но она была не из материалов дела.
– Дин Векслер сказал мне, что Эмили накачали наркотиками на вечеринке. Именно тогда она забеременела. Он сказал, что она сама так и не узнала, кто был отцом.
Байбла, похоже, эти новости не удивили, но он говорил с бóльшим количеством людей, чем Андреа, включая мать Эмили.
Он спросил:
– Полагаю, у тебя есть теория о том, что случилось той ночью?
Андреа тоже полагала, что у нее есть такая теория.
– На Эмили Вон напали примерно между 18:00 и 18:30 17 апреля 1982 года. Солнце село около 19:42.
Байбл начал кивать, будто именно это и хотел услышать.
– Жестокость нападения указывает на близкое знакомство преступника и жертвы. Орудие валялось там же, в переулке, так что, вероятно, все произошло спонтанно. На поддоне нашли черные нитки, но на всех мальчиках в тот вечер были черные костюмы. После нападения преступник, вероятно, спрятал Эмили за грудой мусора и дождался, пока стемнеет, чтобы перевезти ее.
– Что еще?
– Показания свидетелей. Стилтон сказал, что рано ушел с выпускного и смотрел телевизор с мамой. Клэя видели на танцах с чирлидершей, но определенное время не указано. С Нардо то же самое – его то видели, то не видели. Эрик был на выпускном. Свидетели рассказывали, что он ссорился с Эмили за несколько минут до нападения. Еще они видели, как он уходит. В своем заявлении Эрик утверждал, что рано ушел с выпускного и остаток вечера смотрел телевизор со своей сестрой.
Андреа остановилась, чтобы перевести дыхание. У нее была еще одна – новая – подробность.
– Изначальные свидетельские показания Рики подтверждали историю Эрика, но, когда я была у нее дома, она сказала, что Клэй не мог быть убийцей, потому что она видела, как он весь вечер протанцевал с чирлидершей.
– Нужно совместить до и после. – Невозмутимое лицо Байбла дрогнуло. – Попробуй сейчас вернуться в дом Рики. Как она вела себя, когда ты только пришла? В каком состоянии она была, когда ты уходила? А потом как следует подумай о том, что было между. Она нервничала? Она смотрела тебе в глаза или…
– Она выглядела измученной, когда открыла дверь. Как будто не спала всю ночь. А из гаража она вернулась в маниакальном состоянии и вела себя так, пока я не ушла. – Андреа уже догадывалась, какое этому могло быть объяснение. – Когда я только пришла, Рики выпила две таблетки из одной из своих бутылочек с лекарствами. Думаю, когда она вернулась из гаража, они подействовали. Она начала уклоняться от сценария. Она зачем-то ляпнула, что была рядом с местом преступления, хотя ее явно там не было. Хуже того, она пыталась обелить Клэйтона Морроу.
– Почему это хуже?
– Ну… – Андреа пожала плечами. В этот раз ее личные чувства к Клэю были на втором плане. – Это не умно. Все в городе считают, что Клэй убил Эмили. Зачем придумывать ему алиби? Если хочешь повесить на кого-то убийство – повесь на того, кто уже сидит в тюрьме.
Байбл не ответил. Он смотрел в окно, задумчиво почесывая подбородок.
Андреа выдохнула. Теснота в груди исчезла. Когда она разрешила себе говорить об Эмили Вон, у нее со спины как будто упала наковальня. Хотя это облегчение было слабым утешением, ведь она так