Когда генерал произнес это — он вдруг почувствовал, как все плохое, злое что было в нем — оно сгорело в пламени терзавшем его, исторглось наружу со слезами его. И не осталось в душе ничего кроме веры.
— Поднимись с колен! — сказал Махди — ибо негоже отдавать такие почести всем, кроме всевышнего Аллаха!
— Но разве…
— Я всего лишь раб его, равно как и ты, генерал Камияб. И до победы еще далеко. Помни клятву свою, выполняй обет свой, помогай братьям своим — и всевышний Аллах не оставит тебя милостью своей.
И с этими словами Махди отвернулся, и вошел обратно в стену и стена поглотила его. А генерал остался стоять, оглушенный, растерянный — и слезы жгли щеки его похуже, чем бушевавшее здесь адское пламя.
Через какое-то время — генерал так и стоял молча — открылась дверь и в комнату вошел полковник Ахлаги.
— Пойдем, брат — буднично сказал он — нам нужно возвращаться. Иначе может случиться беда, большая беда.
Генерал позволил взять себя за руку. Вместе они вышли в коридор.
— Это… это был Махди?
— Тише! — полковник огляделся — не стоит произносить вслух имя его. Неверные стремятся уничтожить его, он является только избранным — как явился сегодня нам, брат!
— Но что мне делать? Что мне теперь делать? Что мне теперь делать?!
— Делай то же что и всегда, брат! Помни — неверные уничтожат тебя первым если ты откроешься им! Неверные хотят уничтожить всех нас — и уничтожили бы, если бы Аллах не открывал посредством его их гнусные замыслы! Я помогу тебе, брат, идти по пути его — и не сорваться в пропасть, как когда то помогли мне. Ведь это благо перед лицом Аллаха — помочь брату своему идти к Нему. Пошли к машине!
10 июня 2002 года
Тегеран
Автомобили я заметил, когда только свернул на улицу. Принц стал скромнее — всего четыре автомобиля, причем абсолютно одинаковых. Уже лучше.
Припарковал свой новоприобретенный Шевроле следом за этими четырьмя автомобилями, стоящими в ряд, чем вызвал оживление охраны. Неумеренное оживление — направлять автоматы на машину, которая просто припарковалась рядом и у которой дипломатические номера — перебор явный. Заглушив двигатель, я покинул машину.
Принц Хуссейн вышел мне навстречу.
— Доброго здоровья.
— Доброго здоровья, сударь. Что привело вас в мои скромные владения?[180]
— Желание проведать брата, обретенного мной волей Аллаха.
— Достойное желание. В таком случае, почему друг и брат ждет меня на улице, а не входит в дом?
— Увы, сударь, я бы и рад воспользоваться Вашим гостеприимством, но многие дела и заботы ждут меня. Я бы хотел пригласить вас в одно место. Вы должны там быть, потому что это касается как вас, так и меня в равной степени.
— Что ж, извольте, сударь. Только если уж нам следует куда-то съездить — думаю нам лучше поехать в моей машине. Она достаточно защищена от… жизненных неурядиц.
— Охотно приму приглашение.
Принц коротко и на повышенный тонах что-то приказал своим охранникам — больше всего они походили на борзых во время гона, готовых сорваться со смычка[181] в любой момент. Охрана засуетилась, начала рассаживаться по машинам, мы же направились к моей.
— Интересный выбор, сударь. Я думал, вы купите что-то, что произведено в России — заметил принц, усаживаясь на разлапистое кожаное кресло в Шевроле, которое североамериканцы ставили вместо сидения.
— Я так и хотел сделать. Но меня отговорили.
— Интересно. И почему же?
— Сказали что машины, аналогичные тем которые закупает местное правительство — хорошая мишень для террористов.
Принц сначала не знал, как реагировать, потом рассмеялся — но вымученным, неискренним смехом.
Я так и не мог понять принца Хуссейна, хотя знал его не первый день. По всему — по манере говорить, по манере одеваться по манере поведения, можно было сделать вывод, что он играет какую-то навязанную роль, причем играет ее не очень талантливо. Что все то, что он делает — каждый час, каждую минуту — что это ему не нужно, что это его тяготит и тяготит сильно. Но сделать с этим он ничего не может и вынужден тянуть постылую для него лямку.
И оставался вопрос — зачем? Зачем ему все это?
Ответа на этот вопрос я найти не мог.
— Куда мы едем?
— В Маадар. Это за Рахман-абад знаете?
— Знаю…
Тот же день
Район Месгар-Абад, Тегеран
ППД гвардейского танкового полка
Есть очень хороший, только не всем доступный способ — как распознать диктатуру. Как отличить государство, где власть правит волей народа от государства, власть в котором волю народа угнетает и подавляет. Для того нужно просто посмотреть на расквартирование войск. Если большая часть армии расквартирована рядом со столицей — значит, власть в государстве это держится на штыках и рассчитывает, что в случае мятежа армия подавит его. Если войска расквартированы по всей стране, там где они действительно необходимы — значит, власть правит волей народа и народа не опасается. В Российской Империи около столицы было расквартировано процентов пять от общей численности армейских частей, только Гвардейские полки. В Персии вокруг Тегерана было сосредоточено сорок процентов от всей армии лучшие, наиболее преданные Светлейшему части.[182] В том числе и танковые.
В числе Гвардии Бессмертных были не только части спецназначения и мотострелковые части — но и целый танковый полк. Вооружен он был, за неимением лучшего танками типа «Богатырь-6», снятыми с вооружения в Российской Империи в восьмидесятые и замененными гаубицами и самоходными орудиями. Здесь же эти танки были, со своей пятидюймовой пушкой и довольно высоким силуэтом они уступали вооруженным шестидюймовками русским штурмовым орудиям и восьмидюймовым гаубицам — но другого оружия сюда не продавали. Мало кто знал, что танки эти тайно модернизировали и теперь на них стояли тепловизорные прицелы, системы автоматического поиска целей на поле боя и расчета огневых задач и дополнительные листы металлокерамической брони. Теперь, эти машины если и не могли тягаться на равных с римскими Ягдпантерами и русскими ИТ-152,[183] то, по крайней мере, не были легкой добычей для них. А в самой Персии для них и вовсе было мало соперников.
Поскольку полк относился к Гвардии Бессмертных, танкисты этого полка были гораздо лучше обеспечены, чем солдаты других не гвардейских частей. В Гвардии жалование было не больше чем в других армейских частях — но зато шахиншах поощрял своих гвардейцев другими методами. Бесплатная машина, бесплатная квартира — за беспорочную службу. Обязательно бесплатно — шахиншах знал, как поощрять. Никакие денежные премии, или повышенное денежное довольстве не дает такого эффекта как нечто ценное, что тебе дарит повелитель из своих рук.
Было и кое-что еще. В танковом полку, как и в некоторых других частях Гвардии не было русских военных советников.
Сегодня в полку был объявлен парковый день, по этой причине все офицеры находились в мехпарке, чинили технику. Как и во всех частях Гвардии Бессмертных, весь личный состав этого полка был исключительно офицерским звания начинались с младшего лейтенанта. А как подобает в любой хорошей армейской части — офицеры части колдовали над своими машинами все вместе, не возлагая это на плечи ремонтных служб. Вверенную тебе боевую технику нужно знать, и лучший способ, чтобы узнать ее получше — это отремонтировать ее — своими руками.
Время шло уже к полудню и некоторые ремонтные бригады уже вытирали черные от масла руки в предвкушении посланной Аллахом трапезы, когда на залитую бетоном площадку мехпарка влетел Егерь командира полка — полковника Хабибуллы Айята. За рулем был не его родственник из дальнего велайята,[184] которого он устроил на непыльную должность шофера при штабе — а лично полковник Айят. И вид у него было весьма бледный.
— Строиться по экипажам! — заорал он в мегафон, едва остановив машину.
Проклиная про себя все на свете, офицеры разгибались, вытирали руки ветошью, вставали в строй прямо рядом с ровной линейкой выкрашенных в песчаный цвет машин, навесы прикрывали которых от безжалостного палящего солнца.
Кое-кто уже разглядел человека в штатском на сидении рядом с полковником — и по спине пополз холодный пот, липкие щупальца страха прихватили сердце. Человек в штатском рядом с полковником мог быть только в одном случае и принадлежать он мог только к одной организации.
Несколько человек из числа строящихся поэкипажно танкистов незаметно проверили, на месте ли кобуры с пистолетами. Все они знали, что могло быть, знали, что за одно из малоизвестных покушений на Светлейшего казнили целый пехотный батальон, который в этом участвовал.