Читать интересную книгу Пропавшее кольцо императора. I. Хождение в Великие Булгары - Роман Булгар

Глядя на почерневшее и осунувшееся лицо жены, Махмед-бек не трогал ее, оставил на время в покое и находил утешение с молоденькой наложницей. Вера позволяла ему иметь до четырех жен, хотя он пока и ограничивался одной Суюм в знак особого уважения к эмиру.

А количество наложниц никем и ничем не ограничивалось. За свою жизнь он еще не пропустил ни одной понравившейся ему девчонки…

Молодая женщина презрительно поджимала губы, когда служанки шепотом сообщали о новых жертвах необузданной похоти ее супруга.

– О, Аллах, накажи жирного борова… – шептала она, когда ее никто не мог услышать. – И прости меня за мои хулительные слова…

Прибыл гонец от эмира. Привез он послание, в котором повелитель выражал искреннее соболезнование зятю и любимой сестре по поводу безвременной кончины их наследника и призывал своего полководца на Высший Совет. Начиналась подготовка к большому походу. Пока еще никто не знал, в какую сторону повернет эмир копье войны.

С несказанным облегчением вздохнула Суюм, когда Махмед выехал в столицу, и она на недельку-другую осталась одна.

Почти все время, днями напролет, думала, гадала она о том, надолго ли покинет ее супруг, если он отправится на войну. И сколько же можно попусту гадать, если проще простого сходить и спросить…

– Скажи-ка, почтеннейший, – исподволь и осторожно допытывалась женщина у ученого муллы-улема, – долог ли путь, простирающийся до Мещерской стороны?

– Неделю одну, Суюм-бикэ, – охотно отвечал ей ученый служитель Аллаху, преподававший в богословском училище, – если идти конным обозом до нашего города Ошеля, что стоит на том, на правом, берегу Итиля. Другие народы еще называют нашу реку Волгой.

– Того самого Ошеля, – на краткое мгновение нахмурились, сошлись у переносицы, вспоминая нелегкие и тревожные дни, ее тонкие брови, – что восемь лет назад захватили и сожгли русичи?

Военные столкновения булгар с русинами происходили с различной периодичностью и в прежние годы и века. Причиной довольно частых вторжений русских князей на территорию Великой Булгарии являлось желание овладеть всеми ее богатствами, которые заключались не только в пушнине, но и в зерне, которого на Руси временами было в недостатке из-за частых недородов1.

– Того самого, ханум, – богослов прочитал в раскрывшихся женских глазах мелькнувшую тень прошлого. – А уже от того места дня два-три хода будет…

После недолгого молчания последовал ее вполне уместный вопрос, никак не долженствовавший вызвать особых подозрений:

– А велика ли страна Мещера?

– Как оное сказать? – мулла неопределенно пожал плечами, не ведая того, как бы проще объяснить госпоже, может быть, и спросившей ради одного праздного любопытства. – Не столь она и мала. За неделю всю сторону их конно не объедешь.

– А кто они, мещеряки? – в глазах у женщины разгорелся не просто любопытный, а сильно заинтересованный огонь. – Расскажи мне о них.

Ученый мулла-улем был разительно непохож на ее самого первого учителя, который, кроме одних сур из Корана, другого ничего не знал и толком ничего объяснить ей не мог. Долго рылся он в Священной книге, беспомощно разводил руками: «Того ни мне, ни Аллаху не ведомо».

Имелись у нее, конечно, и другие учителя. И они смогли научить ее многим языкам и наречиям. Но в жизни понимали они крайне мало.

Чему еще, спрашивается, может научить рабыня из русичей, кроме своего языка? Хотя, благодаря пленникам, Суюм понимала и довольно бегло разговаривала по-русски, по-польски и по-литовски, разбиралась немного в сложном свейском наречии. Отец собирался выдать ее замуж за русского князя или же за повелителя одной из западных держав и со всем тщанием готовил свою дщерь к династическому браку.

– Я, почтеннейший, на днях видела двоих мещеряков-покупателей на базаре, – продолжила Суюм, видя, что ее собеседник все молчит, видно, обдумывая свои слова. – По обличию мещера будто на наших людей изрядно похожа, а говорит про меж себя не по-нашему.

– Они, ханум, как и мордва, – народ чудского (финского) корня. Живут тут испокон веков. Появились на оных землях намного раньше нас, булгар. Живя бок о бок в соседстве с русинами, и сами обрусели. Но многие из них перенимают наши обычаи.

– А какой они все веры?

– А-а-а, – улем ухмыльнулся, – кто да во что у них горазд.

Изумленно заколыхались длинные и пушистые черные ресницы. Как же так, один народ, а верует в разных Богов? И живут все вместе?

– Да? – женские губы расплылись в недоверчивой улыбке.

– Много среди них, что приняли по нашему примеру ислам. Иные же стали православными христианами. А кое-кто до сей поры пребывает в своем древнем язычестве.

– Живут без веры? – ужаснулась Суюм. – Как можно жить без веры?

Лишь чуток погодя вспомнилось женщине, что их предки когда-то тоже жили и верили совсем другим Богам.

– Да, поганства, ханум, у сего народа и доселе немало. Вот, взять ежели, покойников своих они не закапывают лежа, как у нас, не кладут в гробы, как русичи, а сидячими, как есть, и закидывают сырой землей. Странный они народ. Женщин, как и у нас, к похоронам и поминкам не допускают. Женок каждый мужчина старается иметь побольше.

– Я слышала, – женщина чуть повернула голову, блеснули лукавым блеском очаровательные глазки, – что у православных разрешено иметь единственно по одной женке.

– Так мещеряки на одной бабе женятся у своего попа, а на других – у своего шамана. Но иначе им нельзя. Они по-другому не могут…

Ответив, мулла прищурился, словно испытывая свою собеседницу, может, тем самым и провоцируя ее на дальнейшие расспросы.

– Почему же? – Суюм заинтригованно подалась вперед.

– Народ они-то хлеборобный, да вот по их обычаю работать мужику самому на земле харам, зазорно. Вот они держат при себе женок, вроде рабынь. У кого земли больше, тому и баб надобно иметь много.

– И что, мужики на боку полеживают? – женский глаз прищурился.

– Нет, ханум. В поле они на своих баб все больше покрикивают. А вот, к примеру, топором орудуют больно ловко и в домашнем хозяйстве справляют дело, как и полагается. Нашим есть чему у них в том деле поучиться. Слышал я, что именно они когда-то научили наших предков строить дома из дерева…

Суюм удивленно моргнула. Выходит, ближних соседей можно не токмо грабить, но и перенимать к себе самое полезное. А она все время жила в своем тесном мирке и ничего толком не знала и не понимала.

– Откуда ты все ведаешь, почтеннейший?

– Приходилось мне, ханум, бывать в их краях. Посольством ходили мы. Да и воевать те места довелось.

Высокая гостья удовлетворенно кивнула. Один край ее любопытства вполне удовлетворился. Пора ей переходить к другим соседям.

– А что вот ты знаешь про мордву? – спросила женщина, позволив ученому мулле взять короткую передышку.

– Их земли намного ниже лежат. Русичи те места еще краем Дикого Поля прозывают. Делится народ на два племени: те, что живут ближе всего к Руси, зовутся эрзи, а кто к нам ближе – то уже мокша. Первых от русичей вовсе не отличишь. Мокша обличием своим ближе к нам тянет. Видать, сказывается давнее с нами соседство. Кровь-то со временем смешивается. Одеваются они по-нашему.

– И вера у них тоже наша?

– Да нет, мало таких. Немного среди них и православных. Мордва еще крепка в своем язычестве.

– Кто же они такие, почтенный, эти язычники? Во что они верят?

Спрашивала Суюм, а сама все поглядывала на ученого собеседника своими не по-женски проницательными и умными глазами, будто прямо говорила, что с ней можно смело рассуждать на самые разные темы.

– Богов у них много, – степенно разъяснял мулла. – Но выше всех они почитают того Бога, который будто живет под землей и посылает людям весь урожай. И перед посевом яровых и озимых каждый хозяин выносит в поле всякую снедь и закапывает ее в землю, чтобы сего Бога урожая задобрить. И не важно, приняли они нашу веру или же кучно поклоняются Христу, но от обычая оного ни на шаг не отступаются…

Задорный огонек блеснул в женских глазах, они хитро прищурились:

– Донесся до меня слушок, что наш народ тоже будто верил в разных Богов. Али врут все про то недоброжелатели и хулители нашей веры?

– Да, ханум, – улем согласно кивнул головой, – ислам пришел к нам лет триста назад из далекого Арабистана…

За разговором Суюм и позабыла про свой самый главный вопрос к ученому мулле-улему, опомнилась, когда в оконце постучались усталые лучи заходящего солнца.

– Ой, – заторопилась она, – самого-то важного я у тебя не спросила. Имелось у меня желание распытать подробно про Русь. Да, видно…

– Завтра приходи, госпожа. Я тебе и про их народ все, что только ведомо мне, расскажу-поведаю…

Просторная комната Айши вмиг неудержимо наполнилась звонким девичьим голоском, и тогда Суюм очнулась от своих воспоминаний.