Читать интересную книгу Медлительная река. рассказы - Михаил Малышев

Пометив машину, пёс обогнул её с другой стороны, пролез под створкой ворот, слегка зацепив жилетом шляпку вылезшего гвоздя, рысцой побежал по дорожке. Небольшой бревенчатый дом стоял на добротном, из речного камня фундаменте, почти утонувшем в сугробе, а с крыши и козырька застеклённой мансарды над крыльцом свисали снежные шапки. От калитки к дощатым ступенькам тянулись следы. Один меньше, другой явно больше Степаныча. Интересно, что за гости сегодня у старика?

Неожиданно дверь со скрипом открылась, и на крыльцо шагнула стройная женщина. В белом халате, надетом поверх красно-чёрного клетчатого пальто. Следом, тоже в халате, вышел мужчина. Чернявый и плотный, с чемоданчиком в пухлой руке. Пират, моментально почуяв связь незнакомцев с машиной возле ворот, отпрыгнул и зарычал.

– Ого, – удивилась женщина.

– Кто там? – кашлянул из глубины дома Степаныч.

– Собачка в жилетке. Ваша?

– Это Пират, пустите.

Мужчина и женщина, сойдя с крыльца, отошли в сторону. Пират одним махом перепрыгнул четыре ступеньки и успел проскользнуть в закрывавшуюся, протяжно заскрипевшую дверь.

* * *

В обшитой вагонкой комнате топилась печка. Сквозь заштрихованные морозом окошки, рассеянно, как сквозь витраж, пробивалось красное солнце. На выцветшем деревянном столе, с едва уловимыми по углам следами лака и белой краски, под складками полотенца угадывались очертания посуды. Рядом, памятным обелиском советско-китайской дружбы, возвышался термос времён правления «великого кормчего» с распластавшими крылья райскими птицами. Слева от стола по стене лесенкой уходили к потолку книжные полки.

Диван на круглых высоких ножках громоздился в углу. От обилия света на его старой коже, когда-то чёрной, а теперь облезлой и почти белёсой, как наколки, темнели заплаты. Одна из боковушек в виде неуклюжих цилиндрических валиков была откинута. На диване с двумя подушками за спиной в свитере, ватных штанах и бушлате полулежал-полусидел Степаныч.

– Что, чертила, замёрз? – усмехнулся он.

Пёс завилял хвостом и залаял вдохновенно и звонко, словно здороваясь и одновременно жалуясь на кусачий мороз и нелёгкую собачью планиду. Потом, замолчав, клацнул зубами и засеменил к Степанычу.

Старик, улыбаясь, почёсывал его за ушами, недоумевая в который раз, за какие такие заслуги приглянулся он этому своенравному псу, будучи наделённым в числе немногих сомнительной привилегией кормить и поить это сатанинское отродье. По правде говоря, беспородный Пират в самом деле напоминал чёрта! Короткой и чёрной, как сажа, шерстью, жилистой конституцией, прытью, а всего более – зловредным характером. Чуть что, по мнению пса, было не так, особенно, если кто, по незнанию, пытался его погладить – зубы сразу шли в ход! Доставалось всем без разбору. И людям случайным, и старожилам, не раз, бывало, угощавшим строптивого кобеля и поэтому совершенно не ожидавшим от него подобных сюрпризов! Цапнув кого-нибудь, Пират (со страху, а может, потому что мучила совесть?) прятался куда подальше, пережидая, пока не уляжется волна народного гнева. За что острый на язык сосед Степаныча – прогоревший торгаш и нынче опять инженер – Юрка называл его «собачий чечен». Не очень политкорректное прозвище било не в бровь, а в глаз.

Хотя кто, думал Степаныч, как не сами поселковые псину разбаловали? Вот уже лет пять как Пират, неизвестно откуда появившийся в «Речнике», слыл в посёлке общим любимцем. Жил вольно, сам по себе. Иногда забегал к Степанычу, соседу его Юрке, но чаще пропадал возле правления, у Мефодьевны. А та уж – рада стараться! Сухари в кофе размочит, сливочным маслом намажет: «Пират только так любит!» Из внучкиной кофты жилетку кобелю сшила. С кармана́ми! Морозы этой зимой, конечно, выдались аховые, давно Москва такого не видела, но жилетка… Глупость какая-то несусветная, бабская придурь! А чертиле этому нравится.

Неожиданно Пират встрепенулся и зарычал. В дверь постучали.

– Открыто, – отозвался Степаныч.

Запустив в комнату облако морозного пара, вошли врач и фельдшер.

– Снова мы, Григорий Степаныч, – улыбнулась врач.

– Забыли чего?

– Да нет, с каретой у нас неувязка, – замялся фельдшер.

– Что за беда?

– Поймали какой-то штырь и колесо пробили. А стали менять, так, верите, баллонник – хрясь! – и напополам!

– От мороза?

– Какой там! Металл – дрянь, штамповка китайская. Водитель за подмогой в правление двинул, а мы к вам – погреться.

– Самое то! Сейчас мы чайку… – оторвался от подушек Степаныч.

– Куда после укола? – осадила старика врач. – Скажите, где, что, я сама.

Но стоило ей сделать шаг, послышалось глухое рычание. Оказалось, всё это время Пират наблюдал за происходящим.

– Надо же, – удивилась женщина.

– Охрана, – хмыкнул фельдшер.

– Так он не жрамши! – осенило Степаныча. – Момент!

Сунул руку в карман бушлата, выудил какой-то предмет и незаметно для собаки зашвырнул под диван.

– Пират, где мячик? Искать!

Уже потом, за столом, хрустя сухарями и подливая из термоса вместо чая ароматный настой шиповника, они всё не могли унять смех, вспоминая, как Пират, забыв обо всём, азартно лез под диван и шарил лапой в поисках мячика.

Пёс наворачивал честно заработанную порцию польской каши, а Степаныч в красках живописал эту их с собакой странную игру, некий сам по себе зародившийся ритуал, состоявший в том, что перед тем, как получить поесть, псу нужно было обязательно найти мячик. И если иной раз Степаныч мог об этом забыть, то Пират – никогда. Упрямился, лаял, каждый раз требуя от старика показать, куда отправляться на поиски. Надо сказать, что и мячик был непростой. Забугорный, бейсбольный. Словно камень, твёрдую сферу плотно обтягивали языкообразные лоскуты толстой кожи, соединённые красными стёжками грубой нити. Нанесённые когда-то надписи и логотип иностранной команды давно стёрлись, слабо проступал лишь силуэт в треуголке. Но главное заключалось в том, что, в отличие от обычных мячей, этот не боялся собачьих клыков и поэтому Пирата устраивал. Степаныча тоже. Но по другой причине. Уж очень взвешенно мячик ложился в ладонь и летел при необходимости, как снаряд, выбивая пару-другую перьев у откровенно наглой вороны. Мячик, как и сам Пират, тоже взялся неизвестно откуда. Старик нашёл его на огороде, но как он там оказался, до сих пор оставалось загадкой. То есть, понятно, что залетел, но с какой оказией, как? Не мог же, в самом деле, кто-то у них в посёлке играть в бейсбол?

Прихлёбывая горячий настой, фельдшер Георгий ухал басистым хохотком, а в особо смешных местах шлёпал себя по утянутым в джинсы бёдрам. Ирина Сергеевна улыбалась и чаще молчала, накручивая на указательный палец рыжий крашеный локон, потемневший у самых корней. Ироничный, иногда грубоватый, Степаныч напоминал ей отца. Прямой взгляд прищуренных глаз, волевое лицо, задубевшие от работы и времени руки. Вот и отец всю жизнь балагурил, шутил идо последнего не желал мириться «с болячками». Даже в стационаре онкологии…

– Скажите, за что они вас? – прервав разговор, спросила она.

– Не в нас дело, дочка, – сдвинул брови старик. – Им земля наша нужна, а мы – так, мусор.

– ОМОН, судебные приставы, техники понагнали. Зачем столько?

– А чтоб не обделаться. Страшно, поди, с народом-то воевать…

– Как же можно рушить дома, если все бумаги в порядке?

– Оказывается, не все. Садовая книжка есть, в 57-м выдана, выкопировка из БТИ, план участка. Квитки за электричество, и те храню. Да что толку, если главной бумаги нет, на приватизацию, а раз так, то мы не собственники, а захватчики.

– Так и говорят? – поразился Георгий.

– Ну! А сами кто? На войне таких без суда – и к стенке!

– А вы воевали?

– Партизанил. Поезда под откос пускал.

– Обалдеть! – изумился Георгий. – Расскажите!

– Да не люблю я этого…

– Ну пожалуйста, – тихо попросила Ирина Сергеевна.

И что-то в её голосе было такое, что Степаныч раздумал упрямиться, повертел в ладонях горячую кружку, откашлялся и заговорил.

* * *

Согревшийся и сытый Пират, положив морду на передние лапы, лежал возле печки. Со стороны могло показаться, что пёс дремал, но на самом деле он постоянно косил глазом на старика и тех двоих за столом. Вроде бы опасности никакой, но всё же решительно не нравились ему странные гости. Смеяться перестали, молчат, один Степаныч что-то бубнит. Хороший он человек, но какой-то неправильный. Не с теми людьми дружбу водит.

Пират любил приходить к старику. Искать и находить мячик, есть кашу из его, Пирата, законной миски, что всегда стояла в углу, лежать вот так, как сейчас, у натопленной печки. В такие минуты старик обычно брал книгу и устраивался на диване или мастерил что-нибудь за столом. Дремота незаметно подступала всё ближе и понемногу, как сладкий дым, целиком накрывала пса от укрытого лапами носа до кончика хвоста. И зимой можно жить, думал, засыпая, Пират, но лето – всё-таки лучше: солнце, берег канала, панорама большого города, катера, разрезающие блестящую гладь воды, упрямая стрекоза на поплавке у Степаныча. А ещё – его голосистый внук, Борька, загорелый и весь пропахший запахами далёкого моря, играет и кувыркается с Пиратом в ярко-зелёной траве…