добиваться успеха, если понимать его только как результат.
— Ну, почему сразу в деньгах? Успех может выражаться в уважении, в признании публики, — возражала Татьяна, а у самой в голове крутилась фраза «Не обязательно всем добиваться успеха». Эта идея была новой для нее. Это нужно было осмыслить.
— И не только в этом. Успех тоже субъективен. Он может выражаться даже в чужих успехах. Как, например, у моего друга-тренера по шахматам. Для меня успех может заключаться и в самом процессе, если он приносит удовольствие.
Одурманенный текилой мозг Татьяны глубоко задумался над его словами. Девушка зависла и перестала реагировать на бармена, углубившись в свои переживания. Парень только хмыкнул и снова отошел выполнять чей-то заказ. Две девушки с противоположного края барной стойки опять к нему приставали. Одна уселась на стойку, выпячивая свои прелести наружу, чуть ли не ему в лицо. Бармен только посмеивался, но реагировал на такой откровенный соблазн весьма спокойно, будто уже немало насмотрелся.
Мысли крутились бешеным хороводом в голове Татьяны, но ни одну она не могла поймать за хвост и додумать. Они просто то выныривали из общего потока на секунду, ошеломляя ее, то пропадали вновь, погружаясь на самое темное дно души. Думалось сразу обо всем, вспоминались какие-то фразы, среди них крутилась и фраза бармена о необязательности успеха и концепции успеха как процесса. Она прокручивала ее раз за разом, словно пыталась изучить со всех ракурсов, но осознать ее пока была не способна.
Выйдя из транса и увидев, как девушки заигрывают с барменом, Татьяна только фыркнула на такую пошлость и отвернулась. Ей вдруг стало неловко за представительниц своего пола. Но, с другой стороны, она им даже завидовала, тому, что они могут вести себя так раскрепощенно и не стыдиться этого. Она себе такого ни в каком пьяном угаре позволить не смогла бы.
Поскольку коктейль закончился, девушка с желанием принялась за тот «приторный», пользуясь моментом, пока бармен ее не видит. Алкоголя в нем было явно больше, потому что он чувствовался на вкус. Обрамлял его дынный сироп. Свежести добавляли мята и арбуз. Лед уже немного подтаял и разбавил коктейль пресной водой, но в сладости он потерял немного.
Люди вокруг отдыхали и веселились. Справа большая компания поразила весь бар громогласным хохотом, разразившимся как раз в тот момент, когда одна песня сменяла другую. Потом их гогот приглушила мелодия в стиле латиноамериканских танцев. Под такую бедра сами шли в пляс. Танцплощадка в центре бара потихоньку заполнялась людьми. Татьяна тоже стала покачивать головой в такт музыке.
— Я смотрю, от безысходности тебе пришлось выпить и «Поцелуй»? — услышала она возле уха уже знакомый саркастичный голос. — Бедняжка.
— Кхм-кхм. Я просто хотела напиться. А так он отвратительный!
В подтверждение своих слов девушка с напором отодвинула от себя почти пустой бокал и скрестила руки на груди.
— Если хочешь быстро напиться, мой способ эффективнее. И не такой приторный, — бармен подмигнул. — Еще по шоту?
Девушка кивнула. Парень повторил все те же самые манипуляции со стопками и текилой. Они снова выпили. На этот раз Татьяна заранее приготовила дольку лайма и успела сразу им закусить горечь. Так было чуточку вкуснее. Действительно, текила работала быстро и качественно. Она почти сразу испытала легкое головокружение и заметила, что говорить стало сложнее, а хоровод мыслей превращался в ураган.
— Так о чем все-таки пьешь? — повторил вопрос бармен трезво и настойчиво.
В сознании Татьяны все расплывалось. Голова постепенно тяжелела. Захотелось подпереть ее одной рукой, а самой облокотиться на стойку. Боль, которую она тщательно пыталась скрыть от всех и, в первую очередь, от себя самой, притупилась. И все воспринималось теперь не таким важным, каким было всего пару часов назад.
— Будущее свое хороню, — неожиданно для себя высказала Татьяна сокровенную мысль.
— А вскрытие что показало?
Девушка улыбнулась такой постановке вопроса. Парень был совершенно серьезен и даже немного напряжен. Навострил слух, чтобы слышать ее тонкий голос из-под насыщенной тяжелыми битами музыки, потому что Татьяна говорила откровеннее и тише. Он уперся обеими руками в барную стойку, а глазами впился в ее красное от духоты и алкоголя лицо.
— Врожденный порок неудачницы, — девушка зажмурилась, чтобы сдержать слезы, которые от такого давления, наоборот, выкатились из глаз. Одна из них разбилась о сосновую столешницу, а вторая впиталась прямо в цветоложе одного из подсолнухов на платье.
— Я знал, что дело в учебе.
На лице бармена промелькнуло выражение торжества и застыло в самодовольной улыбке.
— Не совсем,– Татьяна заплакала.
Вспомнила, как отец впервые поставил ее у станка. Она была тогда еще в том возрасте, когда воспоминания не сохранялись. Но это она помнила. Всего один эпизод: молодой отец улыбается, подводит ее к перекладине на двух ножках, похожей на маленькую вешалку, и показывает, как вставать в первую позицию. Ей больно и неудобно, и она плачет. А он не реагирует и выкручивает ей лодыжки. Дальше она помнила себя уже лишь такой, которая легко могла вставать не только в первую, но и во вторую, и в третью позиции.
А сегодня она стояла у станка в экзаменационном зале, как та трехлетняя девочка. Ей было больно и неудобно, хотелось плакать. Но рядом был уже не отец, а пятеро малознакомых людей, суровых, ожидающих от нее великих свершений и превосходного мастерства, которым она не владела. Татьяна упала два раза, растеряла по дороге всю артистичность. Вставая после падения, услышала очень тихое замечание от Прохорова: «Кривоножка». В конце танца в глазах стояли слезы, а в горле — острый комок боли. По их опустошенным, потерявшим всякий интерес, даже экзаменаторский, к ее выступлению взглядам, она уже поняла, что не сдала, даже не на тройку. Дав ей все-таки закончить, Афанасий Семенович тяжело вздохнул, стараясь не смотреть на Татьяну, будто видеть ее больше не мог, и сухо попросил позвать следующего.
Алкоголь приглушал боль, горящую адским пламенем где-то на дне души, но этот же алкоголь развязывал ей язык, расслаблял нервы и выпускал эмоции наружу. Татьяна сама не понимала, что с ней происходит. Она ведь никогда до этого не была пьяна и не думала, что может так запросто взять и расплакаться перед незнакомцем в незнакомом месте, наполненном незнакомыми людьми.
— Кто ему дал право называть меня «кривоножкой»? Да, я упала, но с кем ведь не бывает. Он же педагог, в конце концов! — возмущенным тоном начала Татьяна,