не спится. Курю вот.
— А у меня скоро смена, — мечтательно сказал Мусорин. — Мне бы только до койки добраться.
— Закуришь? — предложил Костя.
— Да нет уж, дотяну. А то получится, как вчера в кино, — демаскировочка.
Шеин торопливо загасил окурок.
Не успел он переступить порог казармы, как его настиг глухой треск автоматной очереди. Стреляли на левом фланге…
НАПАДЕНИЕ
Совпадения чаще всего бывают случайными, хотя задним числом они нам могут казаться чуть ли не фатальными. Читатель, наверное, уже обратил внимание на то обстоятельство, что фильм «Если завтра война» военком Бойко привез на заставу 21 июня 1941 года. Должен со всей ответственностью заявить, что это не досужая фантазия автора. Все именно так и было.
Вот и сейчас, оставив Костю Шеина на пороге заставы в тот момент, когда тишину разорвала автоматная очередь, я вынужден прервать свой рассказ и перенестись из той, теперь уже далекой тревожной ночи сорок первого года вновь в наше время. Поскольку именно в этот час — а было около трех — на заставе властно прозвучал сигнал тревоги. Вначале я даже не сразу понял, что, собственно, происходит — так занят был своей работой, а когда оторвался наконец от записей и вышел в коридор, тревожная группа в полном составе, при оружии и с собакой, была уже готова к выходу на границу. Михальков-младший, лично возглавивший ее (чувствовалось, этого он бы сейчас не передоверил никому), после недолгих колебаний благосклонно разрешил мне участвовать в поиске.
Мы бежали по неровному, кочковатому полю, срезая угол пашни, кажущейся в непроглядной тьме ночи бесконечно огромной. А до этого нас мчал по шоссе заставский вездеход, опасно накреняясь на поворотах и отчаянно визжа тормозами. «Система» сработала на первом участке левого фланга — это почти стык с соседней заставой. Там вплотную к контрольно-следовой полосе подступало кукурузное поле, вспоминал я на ходу инструктаж Михалькова перед выходом. Нарушителю, если он идет от границы, это как раз то, что надо. Он может скрытно и быстро продвинуться к шоссе, а там уж выбирай: то ли прямиком через кряж, то ли на попутке до Кагула, а можно и к железной дороге. Словом, вариантов немало.
«Граница есть граница, — думал я, стараясь не отставать от остальных и чувствуя, как нервный озноб пробегает по всему телу. — Что там ни говори, но и в мирные дни здесь как на передовой: кто знает, что ждет этих ребят через минуту-другую — длительное преследование или вражеская пуля в упор из засады…»
Звучит команда Михалькова, и мы останавливаемся. Вот и первый участок. Правда, впереди по-прежнему ничего нельзя разглядеть. Лейтенант рассредоточивает людей, на рожон не лезет, сам держится чуть впереди других. Михальковский характер дает о себе знать. Отец тоже был горячим и смелым. Приближаемся осторожно. Собака рвет поводок, и сержант-инструктор с трудом сдерживает ее. Тишина. Только ветер разгуливает по кукурузным метелкам, и кажется, что кто-то разговаривает шепотом. Луч следового фонаря неожиданно выхватывает из потемок густые ряды проволочного забора и в нем — несколько рваных сквозных отверстий.
— Кабаны! — говорит Михальков, и в его голосе я улавливаю нотки разочарования.
Признаться, я тоже ждал другого. Чего-нибудь посерьезней. Мы внимательно осматриваем контрольно-следовую полосу, «систему» и прилегающую по обе стороны забора местность. Дикие кабаны прошли от плавней, где обычно они спят весь день, в сторону кукурузного поля, должно быть на кормежку. «Систему» они прошли с ходу, не останавливаясь, не получив при этом даже царапины, только шерсть кое-где осталась. А ведь «система» — это несколько десятков нитей стальной колючей проволоки! «Вот силища!» — думаю. На остальных это не производит впечатления. Лейтенант еще раз осматривает местность, следы и теперь уже окончательно подтверждает:
— Кабаны. Четверо. — И тут он дает волю своему негодованию: — Опять на кукурузу пошли! Ну, погоди у меня, Николай Трофимович!..
На обратном пути в машине он мне рассказывает:
— Это кукурузное поле директор совхоза специально оставил неубранным. Кабанов приваживает. А потом районное начальство на охоту зовет. Им развлечение, а нам каждую ночь покоя нет, по два-три раза тревожная группа по флангу челночит. Ну, ничего, мы с ним потолкуем сегодня по душам…
Утром я становлюсь невольным свидетелем разговора Михалькова с директором совхоза. Тот, не дожидаясь огласки случившегося, сам явился на заставу. Из окна ленинской комнаты, временно отданной мне под рабочий кабинет, я видел, как часовой открыл заставские ворота и во двор стремительно въехал запыленный газик. Директор совхоза (а что это — он, сомнений не вызывало) с виду был моложавый, энергичный, хотя и несколько грузноватый человек. На его живом открытом лице выделялись густые черные брови и усы на манер казацких, а в широкой поступи чувствовалась властность и твердая решимость. И мне подумалось, что лейтенанту будет с ним нелегко «выяснять отношения».
Стенка между канцелярией и моим «кабинетом» была чисто символической, и мне было слышно каждое слово. Сначала я, по соображениям деликатности, хотел покинуть свое убежище, но неожиданно раздумал: уж больно любопытно было, как поведет себя молодой Михальков. Между тем мои собеседники перешли от обмена любезностями к обмену «легкими ударами».
— При всем к вам уважении, Николай Трофимович, я вынужден принять решительные меры! — первым нанес «удар» лейтенант.
— Это какие такие меры? — с усмешкой парировал директор.
— Сожгу кукурузный клин!
— Хе-хе… Народное добро?
— Если бы народное! — Лейтенант продолжал теснить «противника». — Я-то знаю, для чего этот кукурузный клин оставлен.
— Для чего? — неубедительно защищался директор.
— Для кабаньей охоты, когда районное начальство пожалует. Ведь так?
Мне показалось, что защита директора была окончательно деморализована. Но я ошибся, директор и не собирался капитулировать. Он предпринял энергичный обходный маневр, чтобы несколько охладить пыл молодого, но неопытного соперника:
— Да ты не горячись, Анатолий Васильевич! Добро! Уберу я ту злосчастную кукурузу. Уберу. Но ты тоже должен понимать ситуацию. К тому же мы с начальником заставы согласовывали…
В канцелярии наступила долгая пауза, сопровождающаяся, должно быть, дуэлью взглядов. После чего директор продолжил, но уже не столь решительно:
— …А насчет начальства… тут, уважаемый Анатолий Васильевич, надо иметь, я бы сказал, стратегический кругозор.
— А я его имею, — с достоинством ответил лейтенант. — Моя стратегия, уважаемый Николай Трофимович, четкая — охрана государственной границы!
И лейтенант поднялся (я это слышал по звуку энергично отодвинутого стула), давая тем самым понять, что разговор окончен.
Через полчаса часовой на вышке доложил, что бригада совхозных рабочих начала уборку кукурузного поля…
1
Войны не бывает без первого выстрела. Кто знает, где он прозвучал в то воскресное утро раньше — на Буге, на Двине или на Пруте? Оставим разобраться