в этом историкам…
Июньская ночь быстро укрывает землю. Кажется, сумерки еще только на подходе, а оглянулся — ни напарника не видно, ни дозорной тропы: темень — хоть глаз коли.
Макаров и Теленков идут молча. Неторопливым шагом отмеряют они свой участок, вверенный им под охрану и оборону. Начинается участок от деревянной вышки и петляет вдоль берега реки, выписывая замысловатые кренделя; километра полтора-два набегает.
Медленно тянется время, путается в плавнях, в камышах, где каждую минуту подстерегает неожиданность. Макарову не терпится переброситься хоть словом, но Теленков парень не из разговорчивых, звука из него не вытянешь — поговори с таким. Смутная, неясная тревога позвала Макарова в ночной наряд на границу. Со вчерашнего дня, после случая с Вероникой, крепко засела она в нем и неотступно преследовала с тех пор. Вечером, после кино, спустился он к реке кое-что простирнуть: у повара на заставе дел всегда по горло. И странным показался ему тот берег. Обычно светится огоньками Фельчин, населяют его привычные звуки: засмеется кто-то, где-то заплачет ребенок, лениво забрешет собака, кто-то, навеселе выйдя от шинкаря, песню распевает. А тут будто вымер весь городок, не хаты — груды котельца разбросаны по пригорку. Жуткая картина. Вернулся Макаров на заставу, пошел к начальнику проситься в наряд. Сидеть да ждать, что будет, — не тот у него характер. Чем ушибся, тем и лечись, учил отец.
— А кто заставу будет кормить? — спросил Тужлов.
— Не беспокойтесь, товарищ лейтенант, на пару с Вороной управимся.
— Ладно, ефрейтор, собирайся. Пойдешь с Теленковым на левый фланг, часовым границы. Возьми мой ППШ, оно сподручней будет…
За полночь тяжелеет воздух. Тянет прохладой от реки, выстывают плавни, сырость одолевает теплое дыхание земли, укрывает ее студеной росой. Глохнет все в этот час, ватными делаются звуки, не слышно даже собственных шагов.
В одном месте тропа сбегает к самой воде. В неясных очертаниях берегов Прут кажется широким и могучим. Постояли, прислушались. Всплески, точно хлопушки, дырявили реку — вовсю играла рыба. На обратном пути снова постояли здесь: Макарову вдруг почудился чей-то говор.
— Слышал что-нибудь? — спросил он у Теленкова.
— Уключина вроде как звякнула, — неуверенно ответил тот.
— Подождем.
Залегли в камышах. Ветерок гулял в сухих стеблях, рождая неприятные, подозрительные звуки. Неподалеку монотонно поскрипывало старое дерево.
Через какое-то время разговор на той стороне повторился: слышали уже оба. Как-то незаметно просветлело небо. Сумрак расступился и открыл очертания румынского берега. Теперь уже отчетливо слышались какая-то возня, плеск воды, чужая речь.
«Что это они удумали, мамалыжники?» Макаров на всякий случай ощупал свой ППШ, достал из подсумка гранаты.
Лодки они увидели уже на середине реки. Тяжело груженные резиновые понтоны, сносимые течением, медленно приближались к тому месту, где они залегли. Макаров обернулся к Теленкову:
— Быстро на заставу, предупреди!
Теленков отрицательно покачал головой и не двинулся с места.
«Железный человек Петро, его сейчас трактором отсюда не сдвинешь. Ладно уж, начнется бой — услышат сами», — решил про себя Макаров и спросил у напарника:
— Гранаты приготовил?
— Угу, — спокойно отозвался тот, как будто речь шла о чем-то обыденном.
— Бросать только по моему сигналу!
Первая лодка была уже в двадцати — тридцати метрах от берега. Ее неуклюжие формы четко рисовались на фоне отраженного в воде серенького неба.
Макаров не испытывал страха. Может, в ожидании всего этого он уже мысленно переборол его, и теперь рука только плотнее сжала ребристую рубашку гранаты. «Слабовата гранатка. Сюда бы противотанковую или хотя бы «мортиру» — все-таки шуму больше…»
Пора. Макаров поднимает ППШ, и длинная хлесткая очередь разрывает предутреннюю тишину. Одна за другой в самую гущу лодок, в галдящую человеческую массу летят гранаты. Их разрывы сливаются с криком тонущих и раненых. Изрешеченные осколками, первые два понтона идут ко дну, оставляя на поверхности реки беспомощно барахтающихся людей. Остальные два отворачивают в сторону, и из них открывают ответный огонь. Довольно прицельно бьет ручной пулемет. Пули с чавканьем впиваются в мокрый глинистый берег над самыми головами Макарова и Теленкова. Видно, засекли их расположение. По всем законам тактики надо бы сменить позицию, но уйти отсюда нельзя: все, кто уцелел из первых двух лодок, в надежде спастись барахтаются к берегу. Теперь их может остановить только пуля. Четко стреляет рядом Теленков: секунда — выстрел, секунда — еще один. «Надежный Петро человек, с таким сам черт не страшен». Вдруг острая боль обожгла Макарову левое плечо, что-то горячее заструилось по спине. «Навылет дырка», — приходя в себя после минутного шока, подумал Макаров. Левая рука безжизненно обмякла, как бы занемела.
— Макарыч, что с тобой? — с тревогой крикнул Теленков.
— Ничего, сейчас… — Макаров с большим трудом поднял ППШ.
Резкие толчки стреляющего автомата приносили нестерпимую боль. Временами казалось, он терял сознание. «Почему же нет помощи с заставы? Неужели не услышали?»
На минуту стрельба стихает: граната Теленкова опрокинула лодку с пулеметом. И в этой паузе Макаров и Теленков вдруг четко уловили перестрелку в районе заставы. Значит, там тоже шел бой, и застава сама нуждалась в помощи.
Снова заработал пулемет, теперь уже с фланга. Видно, четвертая лодка все-таки достигла берега, подумал Макаров, и врагу удалось высадиться ниже по течению. Били неприцельно, наобум, больше для собственного успокоения. Небо уже совсем посерело: вот-вот должен был наступить рассвет. В воде у берега все стихло, угомонилось: кто и остался жив — затаился где-то под корягой и носу теперь не сунет. Но только вряд ли их много наберется: не такие уж они плохие с Теленковым стрелки. Плечо у Макарова продолжало кровоточить. Кровью набухла гимнастерка, побурел бок плаща.
— Вот черт, хлещет, как из поросенка! — выругался он, пытаясь проморгать поплывшие перед глазами фиолетовые круги.
Гранат больше не было, боезапас быстро таял.
— Будем отходить к заставе, — сказал Макаров. — Там бой.
Но подняться он уже не смог. Силы покинули его.
2
Есть у пограничников святой закон: если на заставу совершено нападение и она ведет бой, немедленно спеши ей на помощь, как бы ни складывалась у тебя обстановка.
Лопухов, Денисов и Вихрев несли службу на левом фланге, у самого стыка, когда один за другим прозвучали два взрыва и началась перестрелка. И почти сразу вслед за этим в небо взвились четыре красные ракеты.
— Нападение на заставу! — крикнул Лопухов. — За мной!
Знакомая и в темноте каждой своей кочкой, тропа поначалу петляла по камышам, по перелеску, пока наконец не вырвалась на простор. Быстрый ходок, Денисов вскоре оказался впереди. За железнодорожной насыпью тропа раздваивалась: одна продолжала петлять берегом реки, другая шла прямиком на заставу. Почти у самой этой развилки Денисов вдруг с полного хода