– Любовь. Это главная истина, Джесс. Я люблю тебя и охвачена желанием разделить свою любовь с тобой. И более того. – Она помолчала, подыскивая слова. – Я принимаю себя такой, какая есть. Не стараясь быть индианкой. Не стараясь обманываться. Надо просто быть собой – любить и заботиться.
– Звучит довольно просто.
– Так только кажется, – заверила она его. – Мы слишком быстро готовы сомневаться, волноваться и скорее стараемся стать теми, кем велит нам стать общество.
– А что ты делаешь, когда две культуры начинают разрывать тебя на части? Я стараюсь быть белым, и все-таки часть меня остается верной обычаям племени.
– Зачем подавлять в себе это? Мы оба из двух миров. Это все равно, что мне пытаться стать мужчиной. Я могу делать что-то из того, что делают мужчины, но во мне постоянно будет неотъемлемая часть которая всегда будет женской.
– За это я могу быть только благодарен.
Она схватила его за руку и положила поверх своей, стараясь не дать ему перевести разговор.
– Принимай себя таким, какой ты есть, и бери за основу то, что делает твою жизнь мирной и цельной.
– Я реалист, Осень. У меня есть ранчо, за которым нужно смотреть, работники, за которыми нужен глаз да глаз. У меня не остается времени на идеализм.
– А ты постарайся. У других ведь остается. Большой Хозяин каждый день так живет.
– Он исключительный человек.
– И ты тоже. – Она переплела свои пальцы с его. – Он говорил мне, что живет, чтобы быть тем, кто он есть, – быть, а не казаться.
В голове у Джесса была полная неразбериха. Она говорила, словно Дайа.
Твоя женщина снова приведет тебя к племени. Она снова научит тебя любить.
Осень потянула его за руку, он отдернул ее. Ее волосы ниспадали с головы, словно шелковый покров. Он хотел, чтобы они скрыли ее лицо. Лунный свет отражался в ее влажных глазах, напоминая ему о бусах из темных камней, которые всегда носила Дайя.
Бирюзовый амулет висел у него на груди. Вдруг он почувствовал, что тот словно тянет его вниз к старым обычаям. Он снял его и отдал Осени.
Сначала она не хотела брать его. "Ты можешь спрятать этот символ, но будет не так просто избавиться от чувств, которые мы испытываем друг к другу".
– Возьми его. – Он повесил цепочку ей на шею и смотрел, как самородок устроился между ее грудей. – Он больше значит для тебя.
Серебро блестело на фоне ее кожи. Он знал, что никогда не сможет забыть ее, с обнаженной грудью, и распущенными волосами, и блестящими глазами, полными печали. Он знал, что ей нужно все или ничего. И поэтому он не помешал ей застегивать бюстгальтер и блузку.
– Я не собираюсь отказываться от тебя. Твоя любовь слишком много для меня значит.
У него сжалось сердце.
– Я буду бороться за нас, – продолжала она, обескураженная его нежеланием ответить. – Когда-нибудь и ты поймешь, как поняла я той ночью в пещере. – Она судорожно вздохнула, и он с трудом удержался, чтобы не обнять ее. – Неважно, в каком мире ты живешь. Неважно, что в нас течет индейская кровь.
– Я должен управлять ранчо. Мне надо быть сильным, – постарался объяснить он. – Я не могу позволить себе подчиниться слабости и сомневаться в себе. У меня нет времени, чтобы раздумывать, кто я.
– Я не стараюсь заставить тебя делать это. – Она положила руку ему на грудь. Ее прикосновение немного уменьшило то смятение, которое вызвали ее слова. – Я пытаюсь помочь тебе понять, что незачем расспрашивать о нашем прошлом, беспокоиться о том, какая в нас течет кровь или выбирать между тем или иным образом жизни. Важно то, что мы существуем. Мы – суть самих себя. Мы можем быть только теми, кто мы есть. Не пытаться жить в ожидании того, что принесет нам мир белых или цветных. Просто жить.
– Ты требуешь слишком многого.
– Прими себя таким, какой ты есть. Потом ты сможешь делиться с другими и любить.
Маленький мальчик, который любил Дайю, оказался запертым за стеной, им самим построенной вокруг его сердца. Может ли он позволить себе пересмотреть убеждения своей невинной юности? Риск был бы слишком велик. Ему нужно держаться мира, который он сам себе создал.
– Я хочу тебя, Осень. – Боль пронзила его сердце, но любовь требовала честности. – Я не могу снова жить в двух мирах. Ты должна понять.
Охваченный своими переживаниями, Джесс почти не услышал громкий шепот. Ему ответил другой хриплый голос. Джесс замер и прислушался.
Шаги раздались ближе. Он ничего не мог разглядеть. Он прижал Осень к себе. Его тело напряглось, готовое действовать, сердце отчаянно колотилось.
– Не двигаться, или я буду стрелять, – проворчал резкий голос со стороны кивы.
Он узнал этот голос. Он принадлежал одному из убийц – человеку со шрамом. Слева Джесс услышал встревоживший его смех, похожий скорее на кудахтанье. Его сообщник, предположил Джесс. Его охватила волна животной ярости. Как такая мразь может угрожать Осени? Приступ гнева помог ему заглушить страх за безопасность Осени.
– Поднимите руки вверх и идите сюда, медленно.
– Тогда не светите в глаза. Ничего не видно. – Он с трудом сдерживал свой гнев. Не такие эти двое дураки, чтобы выпустить их из виду. Может, ему удастся отвлечь их внимание? Только вот поймет ли Осень его замысел?
Он сделал движение, словно хочет ускользнуть от них. Осень в безумном порыве вцепилась в него. Пуля, выпущенная из пистолета с глушителем, впилась в песок у его ног, подняв фонтанчик мелких камешков, впившихся в его тело. Осень подобрала под себя ноги и поднялась с поднятыми руками.
– Только попробуй еще раз, и следующая пуля будет твоей.
И человек, сказавший это, не шутил. Джесс смотрел на пистолет с осторожным уважением. Дуло пистолета выглядывало из тени. Пистолет с глушителями! Никто не услышит выстрелов.
Послышался шорох одежды, и один из бандитов подошел ближе. Это был человек со шрамом. В тусклом свете вид его казался еще более угрожающим. От него исходил запах пота. Одно было ясно – человек этот не вполне уверен в себе. В его пронзительном голосе слышалась нескрываемая тревога.
– В свое время мы с вами разделаемся. Соображаешь? – Он покосился на Джесса, в то же время проводя дулом пистолета по щеке Осени. Джесс едва сдержался, чтобы не схватить холодный металл. Но если он сделает это, бандит тут же выстрелит в Осень.
Человек со шрамом вытянул другую руку и ухватил Осень за воротник рубашки. Джесс заметил ее инстинктивное желание дать отпор, но дуло пистолета сильнее уперлось ей в щеку. Резким движением бандит рванул в сторону ее голубую рубашку. Осень едва не задохнулась, когда ночной воздух коснулся ее обнаженного тела.
Слепая ярость охватила Джесса. Он шагнул к Осени и тут же почувствовал, как пистолет уперся ему в спину. Он замер, не сводя глаз с Осени.