Но на самом деле это был просто случайный разговор между двумя людьми, стоящими у соседних писсуаров. Я пошел туда, чтобы помочиться — а не разговаривать с Джорджем Макговерном, — но когда заметил, что он стоит рядом со мной, то решил, что будет вполне естественным расспросить его о происходящем. Если бы это был мужской туалет в лос-анджелесском «Колизее» в перерыве матча между «Рэмс» и «49-ми», я бы, наверное, проклинал Джона Броуди за «этот последний перехват»… Но так как мы были в Эксетере, штат Нью-Гэмпшир, примерно на середине предвыборной президентской гонки, то я проклинал сенатора Гарольда Хьюза за поддержку Маски, а не того человека, с которым разговаривал… А если бы мы только что попали под страшный град, я бы, наверное, проклинал вместо Хьюза этот град.
Что вряд ли имеет значение. Дело в том, что любой имел возможность подойти в тот момент к писсуару рядом с Макговерном и спросить у него все, что хотел, и он бы ответил ему точно так же, как ответил мне.
Такова была странная магия предварительных выборов в Нью-Гэмпшире, но я не ценил этого, пока примерно пару месяцев спустя не заметил, что каждый раз, когда Макговерн хочет писать, по меньшей мере девять агентов Секретной службы бросаются в ближайший мужской туалет и выгоняют оттуда всех, а затем оцепляют это место, чтобы бедняга опустошал свой мочевой пузырь в гордом одиночестве.
* * *
Таково было только одно из заметных изменений в стиле кампании Макговерна, которые Краус и я попытались обсудить в предрассветные часы в пятницу утром в Манчестере. Джордж должен был прибыть в местный аэропорт в 10:15, чтобы возглавить шествие прессы, сотрудников и Секретной службы к обувной фабрике Дж. Ф. Макэлвайна на Сильвер-стрит — символическое «возвращение к корням» и его первое полноценное появление на публике после катастрофического «дела Иглтона».
Так получилось, что впервые со дня предварительных выборов в Калифорнии мы получили возможность поговорить о Макговерне серьезно. Мы освещали большую часть предварительных выборов вместе, и оба находились в Майами на съезде, но я не помню, чтобы мы перекинулись хоть одним связным предложением за все это время, разве что в четверг днем в подвальном кафе отеля «Дорал Бич», когда я час или около того ругал Макговерна за выбор такого «бездельника и козла», как Иглтон. Официальной информации от Манкевича на тот момент еще не поступило, но имя уже стало известно журналистам, и никто ему, похоже, не обрадовался.
Вестибюль «Дорал» был забит представителями прессы, ожидающими объявления, но, послонявшись там какое-то время, я спустился вниз в кафе с Дэйвом Шугармэном, 22-летним студентом Дартмута из Манчестера, который подвизался в качестве добровольца, «помощника по работе с прессой» в Нью-Гэмпшире, а потом продолжил эту работу и в других штатах. Он явно был недоволен тем, что выбрали Иглтона. Но как штатный сотрудник должен был исполнять свой долг и поэтому пытался успокоить меня.
Ему это не удалось. К тому времени я не спал уже два или три дня и был близок к эмоциональному взрыву. Кроме того, последние пять или шесть дней я обдумывал список возможных кандидатов в вице-президенты, который Макговерн слил в New York Times за несколько дней до начала съезда. Вспоминаю, как в пятницу вечером говорил Манкевичу в кафе, что никогда не видел, чтобы в одном абзаце было перечислено столько бездельников и козлов.
Два имени, которые первыми приходят на ум, — губернатор Дэйл Бамперс из Арканзаса и губернатор Джимми Картер из Джорджии. Другие — включая Иглтона и Шрайвера — почти настолько же плохи. Но Фрэнк заверил меня, что мой гнев преждевременен. «Не волнуйся, — сказал он. — Я думаю, ты будешь приятно удивлен».
В его словах слышался тайный смысл, они означали, что Макговерн просто швырнул несколько костей деморализованным «партийным боссам», которые понимали, что вот-вот попадут под паровой каток. Иглтон был человеком Маски, Шрайвер связан через жену с кланом Кеннеди и к тому же являлся хорошим другом как Дейли, так и Хамфри, в то время как Картер и Бамперс были «проверенными хорошими парнями»… Но за последние полгода я провел достаточно времени с Манкевичом, чтобы понимать, что названные им имена — просто приманка: когда сделка будет заключена, Макговерн выберет вице-президента с таким же твердым курсом на «новую политику», какого придерживался сам в ходе предварительных выборов[110].
Так что в моих громких возражениях против кандидатуры Иглтона через неделю не было ничего личного. Я воспринял этот выбор как дешевую и ненужную уступку синдрому печального мальчика на побегушках, с которым Макговерн боролся все это время. Том Иглтон был именно таким кандидатом на пост вице-президента, которого выбрал бы Маски или Хамфри: безвредный, католик, неолиберальный ротарианец-недотепа из одного из приграничных штатов, который, по-видимому, не причинит никакого беспокойства. «Прогрессивный молодой центрист», больше честолюбивый, чем мозговитый, Иглтон мог бы выдвинуться с кем угодно. Четырьмя годами ранее он видел, как Хьюберт вытащил Маски из мрака и превратил его в фигуру национального масштаба, даже несмотря на поражение. Большой Эд, конечно, облажался, но его роль в кампании 1968-го помогла ему засветиться — и такую же возможность засветиться Иглтон расценивал как трамплин в Белый дом в 1976-м или 1980-м в зависимости от победы или поражения Макговерна в 1972-м.
Собственно для Иглтона было не так важно, победит или нет Макговерн. Главное для него было попасть в избирательную связку. Засветиться. Получить признание. Никакой больше фигни типа: «Какой такой Том?» Он политик-карьерист, и бился как рыба об лед, и метил очень высоко, о чем не догадывался никто, кроме нескольких человек, и попал-таки туда, куда хотел, в четверг днем в Майами, когда услышал по телефону голос Макговерна.
Были ли у него «скелеты в шкафу»?
Нет, вашу мать, не было. По крайней мере, таких, которые Манкевич или Харт могли бы обнаружить в тот чудовищно напряженный день. Иглтон — как и все остальные, кто был в Майами — понимал, что Макговерн должен объявить о своем выборе в 16:00 или ему придется продолжать президентскую кампанию в паре с тем, кого в конечном итоге выдвинет съезд. Иными словами, ситуация, когда он остановился на Иглтоне, была достаточно сложной: бог знает, кто мог бы в результате всплыть на поверхность, если бы имя кандидата в вице-президенты вынуждены были бы назвать делегаты. Учитывая характер и настроение тех, кто там находился, Макговерн мог обнаружить, что выдвигается с Ивелом Книвелом[111].
Так что весь этот бред о том, как много вопросов Манкевич задал Иглтону и сколь много тот утаил, не подлежит обсуждению. Когда Макговерн позвонил, дело было сделано. Только сумасшедший мог ожидать, что в этот момент Иглтон начнет рассказывать о своей «шоковой терапии». Вот дерьмо! Все, что он должен был сделать, — это потянуть время и проговорить минут 15… А когда стрелки на часах приблизились к четырем, у Макговерна просто не осталось выбора.
До сих пор не ясно только одно: почему ситуация сложилась так, что дело дошло до этого отчаянного шага? Почти невозможно сейчас найти кого-то, отдаленно связанного с Макговерном, кто признает, что выступал за Иглтона. Он был выбран «как меньшее из зол», как они утверждают, «потому что все остальные выглядели совсем уж неподходящими». Леонард Вудкок, президент Объединенного профсоюза рабочих автопромышленности, был католиком, но изрядно нагрешившим. («Он не был в церкви 20 лет», — сказал один помощник Макговерна.) Губернатор Висконсина Пэт Люси тоже был католиком, но его жена страдала внезапными припадками гнева в стиле Марты Митчелл… А мэр Бостона Кевин Уайт был неприемлемой кандидатурой для Теда Кеннеди. По крайней мере так сказал один из спичрайтеров Макговерна. Официальная версия, правда, гласит, что на кандидатуру Уайта было наложено вето двумя авторитетными членами Массачусетской делегации Макговерна: экономистом из Гарварда Джоном Кеннетом Гэлбрейтом и конгрессменом Робертом Дриниэном.
Один из членов Массачусетской делегации рассказал мне, что Гэлбрейт и Дриниэн не имели никакого отношения к отклонению кандидатуры Уайта, но, когда я спросил об этом в Майами в первый вечер съезда Великой старой партии самого Гэлбрейта, тот сперва вообще отказался что-либо говорить, а когда я начал настаивать, наконец выдавил из себя: «Ну, я могу сказать вам только одно — причина была не в Тедди». Селах[112].
* * *
Остальные финалисты выдвижения на пост вице-президента были отклонены по разным причинам, которые сейчас уже не имеют особого значения, потому что суть всей этой мрачной истории сводится к тому, что Макговерн и его мозговой трест с самого начала решили использовать пост вице-президента для примирения с бандой «старых политиков», которую они только что сокрушили. Они посчитали, что крайне важно выбрать кого-то приемлемого для старой гвардии — для Мини / Дейли / Маски / Хамфри / Трумэна / Линдона Джонсона, — потому что Макговерн нуждался в этих ублюдках, чтобы победить Никсона.