Обидевшись, она с полчаса молчала, а Дирвен время от времени косился на нее, не смея заговорить, и про себя недоумевал: чего здесь такого, другое дело, если б ей предложили разгуливать без юбки… Но у всех народов свои обычаи и представления о пристойном, с этим надо считаться. Чудной, должно быть, мир эта Артамирида.
Когда она сменила гнев на милость, он задал вопрос, давно вертевшийся на языке: зачем ей понадобилось ему помогать, только ради «Победителя ядов» и перехода через границу – или было что-то еще?
– Я работала за плату, почему нет? Плюс азарт… Мне нравятся рискованные игры, это как бокал хорошего вина или плитка шоколада. Люблю выигрывать. Ты ведь тоже любишь выигрывать? Вдобавок мы отпустили на свободу Каменного Лиса, приятно иногда сделать доброе дело.
Дирвен не понял, иронизирует она или говорит всерьез, а подумав о Лисе, вслед за тем подумал еще и о Флаварье, занявшей его место.
– Знаешь, мне все-таки жаль ее, – признался он хмуро. – Ну, эту девушку из Ктармы. Ей всего девятнадцать лет.
– А мне не жаль, – с вызовом усмехнулась Энга. – Мне тоже девятнадцать, и если б она преуспела со своей чертовой «мясорубкой», мне бы никогда не исполнилось двадцать.
«Ага, теперь я знаю, сколько тебе, – переключился на другое Дирвен. – На два года старше меня, вовсе не такая великая разница».
Когда начало смеркаться, они принялись собирать сухие ветки для костра. Дирвен дважды натыкался на уродцев в мясистых бледных шляпках, которые притворялись грибами. Он вздрагивал от неожиданности, а те проворно отбегали, бормоча что-то невнятное и противно хихикая. Можно их не бояться, у него по-прежнему есть защитные амулеты в рабочем состоянии, и рядом ведьма-союзница, но все равно становилось не по себе. Как же эта мелкая погань называется? Кажется, грикурцы или что-то в этом роде. Они стараются загнать путника в чащобу, где недолго сгинуть, потому что питаются телесными соками и частицами плоти, попавшими в почву, для этого у них вырастают из ступней корешки, похожие на нити грибницы, которые они могут выпускать либо втягивать обратно. Пока Дирвен с Энгой преследовали ужасательниц, грикурцы на глаза не попадались: если кто-то целеустремленно идет своей дорогой, они то ли не надеются на поживу, то ли что-то еще их от такого человека отваживает. Он припомнил посвященный им параграф из учебника по волшебным существам и пересказал Энге, но оказалось, она в паянской школе магов тоже все это проходила.
По-прежнему было холодно, северный ветер покачивал верхушки сосен. Еды на переход в обрез хватит, а потом можно будет или купить что-нибудь съестное у старой травницы, или сходить за провиантом в «Три шишки». Отправиться вместе с Дирвеном на заставу Энга наотрез отказалась, хотя он пытался ее убедить, что ничего плохого со стороны Светлейшей Ложи ей не грозит – наоборот, поблагодарят за помощь, а может, еще и предложат продолжить учебу в Аленде, в Магической Академии. Так и не уломал. Ладно, с помощью «Дорожного помощника» он переведет их с Нальвой через границу, а на ларвезийской земле они разойдутся в разные стороны.
И с чего она так уперлась? Можно подумать, Ложа выдаст молонской стороне лекарку под дланью Тавше и способную ведьму – ага, разбежались! Самим такие нужны. Наверное, будь на его месте учитель Орвехт, он сумел бы Энгу уговорить, но все доводы Дирвена отскакивали, как мячик от стенки.
Умаявшись с ней спорить, он замолчал, уставился в темень, окружавшую со всех сторон небольшую поляну, озаренную оранжевым светом костра. Полезли в голову другие мысли: о лесном мужике, получившем арбалетный болт под лопатку, о разбойнике с перебитым носом и лиловатым шрамом наискосок, которому Дирвен пинком проломил висок, о Флаварье, превратившейся в живой барельеф. На душе было тягостно, хотя ругать его за них никто не станет: он должен был любой ценой выполнить задание – и выполнил, еще и похвалят, молодцом назовут…
– Ну, ты и молодец! – с изумлением и злостью протянула Энга. – Я-то рассчитывала выспаться…
– А что? – растерянно спросил Дирвен.
Перед этим он уткнулся лбом в колени, целиком погрузившись в свою печаль, и теперь заморгал, щурясь на пламя.
– Да ты сам посмотри, кто к нам пожаловал, – ведьма выглядела донельзя недовольной. – Твой же гость! Заметь, из моих ни один не явился – понимают, что ловить им здесь нечего.
Повернув голову, Дирвен подавился собственным воплем. Он не шарахнулся назад, прямиком в костер, лишь потому, что в первое мгновение обмер. А потом вспомнил о том, что у него же есть амулеты, спасающие от нежити, так что это к нему не подойдет, нипочем не подойдет…
Убитый им разбойник стоял на границе защитного круга. Распухшее лицо исклевано птицами, в глазницах какая-то мутная слизь. Руки свисают, как плети, потемневшие кисти раздулись и местами потрескались. Дирвен смотрел на этот ужас, не в силах отвести глаз, пока ему не влепили тяжелый подзатыльник, от которого лязгнули зубы.
– Думаешь, такие визитеры ко всем приходят? – зло прошипела ведьма. – Нет, мой милый, только к таким, как ты. Ведь ты же сам его позвал, и фонарик зажег, чтоб он не заплутал, и ковровую дорожку постелил, чтобы встретить упыря со всем респектом! Имей в виду, экзорцизмом я никогда не занималась, случая не было попрактиковаться.
– Он пришел, потому что я его убил.
– Нет, потому что ты о нем думал и вовсю его звал. Если б имела место закономерность, что покойники являются к своим убийцам, у вас в Сонхи давно бы уже наступил золотой век, и не было бы никакого разбоя. Упыри вроде него тащатся к тем, кто их ждет. Давай спросим?
Дирвен через свои амулеты уловил, что поднявшаяся на ноги Энга плетет какое-то заклинание – с ученической неспешностью, чтобы не сбиться и не допустить ошибки, – а потом она повелительным тоном потребовала:
– Назови свое имя!
– Варвесойм Куглет, – невнятно, с нутряными хрипами, отозвался разбойник.
Душной волной накатила вонь разложения.
– Сколько человек ты убил, пока занимался грабежами, Варвесойм Куглет?
– Двадцать четыре.
– Кто-нибудь из них приходил к тебе после смерти?
– Нет.
– Дирвен, слышал? Этому уроду было на них наплевать, угрызениями совести он не мучился, поэтому для его жертв дорожки к нему не было. А ты, Варвесойм Куглет, принципиальная личность… Когда сам убивал ради кучки монет, это были дела житейские, но когда несчастный мальчишка, спасая свою жизнь, убил тебя – это уже форменная несправедливость, надо качать права и донимать его претензиями с того света, верно?
– Да, – подтвердил разбойник, и впрямь придерживавшийся такого мнения: мертвецы врать неспособны.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});