входить в комнату для частных аудиенций. Но если вы настаиваете, я позвоню.
— Пожалуйста, позвоните.
Буну не пришлось звонить: дверь открылась и вышел Майк.
Джилл взглянула ему в лицо и вздрогнула.
— Майк, все в порядке?
— Да, Джилл.
— Я скажу епископу, что вы уходите. — Бун вошел в комнату для частных аудиенций и тут же вышел.
— Верховного епископа нет. Вероятно, он ушел к себе. Как коты или повара́, Верховные епископы уходят, не прощаясь. Шутка. Он говорит, что лишнее «до свидания» не делает человека счастливее. Не обижайтесь.
— Что вы! Спасибо за интересную экскурсию. Провожать нас не нужно, мы выберемся сами.
Глава 24
На улице Джабл спросил:
— Майк, что ты об этом скажешь?
— Я не вник, — нахмурился Майк.
— Не ты один, сынок. О чем говорил тебе епископ?
Майк долго молчал, наконец сказал:
— Брат мой Джабл, мне нужно подумать, прежде чем я вникну.
— Ну-ну.
Джилл спросила:
— Джабл, как это получается?
— Что это?
— Все. Не церковь, а сумасшедший дом.
— Увы, Джилл, это церковь. Концентрированное отображение нашего времени.
— Что-что?
— Новое откровение — ерунда. Ни у Фостера, ни у Дигби нет оригинальных идей. Они собрали старые уловки, подмалевали их новыми красками и наладили бизнес. Процветающий бизнес, должен сказать. Не хотел бы я дожить до того времени, когда их религия станет обязательной для всех.
— О нет!
— О да! Гитлер начал с мелочей и в результате заработал ненависть. Дигби умнее: он торгует счастьем, причем оптом. А я приторговываю в розницу. — Джабл поморщился. — Я должен был бы его возненавидеть, но он напомнил мне, что мы — союзники, и я его полюбил. Он знает, что нужно человеку — счастье. Мы пережили столетия страха и нечистой совести, а Дигби говорит, что бояться нечего — ни сейчас, ни потом, поскольку Бог велит быть счастливыми. Изо дня в день он талдычит: не волнуйтесь, будьте счастливы, будьте счастливы, будьте.
— Но он много работает…
— Ха! Он много играет.
— Нет, мне кажется, он искренне верит, что посвятил жизнь…
— Не смеши! Из всей чепухи, которой нам запудривают мозги, самая вредная — альтруизм. Люди всегда делают только то, что хотят. Если человеку трудно сделать выбор, если шаг в какую-либо сторону выглядит как жертва, будь уверена: страдания человека в этот момент ничуть не благороднее, чем муки жадности. Они проистекают от необходимости отказаться от одной из одинаково желаемых возможностей. Работяга всегда страдает, когда у него появляется лишний доллар: выпить на него пива или купить конфет детям? Он сделает то, что более приятно и менее затруднительно. По большому счету и негодяй, и святой ведут себя одинаково. Дигби не исключение. Святой он или негодяй — он сам выбрал и потому это ему приятно.
— И все же — он святой или негодяй?
— Не все ли равно?
— Ах, Джабл! Не старайтесь быть циничнее, чем вы есть на самом деле! Разумеется, не все равно.
— Пожалуй, ты права. Будем надеяться, что негодяй. Потому что святой в своей святости может наделать еще больше бед. Опять скажешь, что я циник?.. Ответь лучше, что тебе не понравилось в их службе?
— Абсолютно все. И не называй это службой.
— Ты хочешь сказать, что их служба не похожа на то, что ты видела в церкви в детстве? Мусульманская служба на это тоже не похожа. И иудейская, и буддистская.
— Конечно. Но то, что делают фостериты, вообще ни на что не похоже. Игровые автоматы, бар… Это недостойно!
— А что достойно? Храмовая проституция?
— ?!
— Восьминогий и двухголовый зверь в церкви так же неприличен, как и везде. Церковь, отвергающая секс, долго не просуществует. У танцев в честь Бога долгая история. Религиозному танцу не нужно быть красивым: церковь — не Большой театр; он должен быть страстным… Следуя твоей логике, нужно запретить индусский танец дождя.
— Это другое дело.
— Безусловно. Мы не в Индии. Теперь об игровых автоматах. Разве ты не видела, чтобы в церкви играли в бинго?
— Видела. В нашем приходе это делали, чтобы выкупить заложенное имущество. Но играли только по пятницам и не во время службы.
— Ты напоминаешь мне одну женщину, которая изменяла мужу только тогда, когда он был в отъезде, и ужасно гордилась своей добродетелью.
— Джабл, это не одно и то же!
— Возможно. Аналогия еще более скользкая вещь, чем логика. Но, милая леди…
— Не издевайтесь!
— Шутка. Джилл, то, что грешно в воскресенье, грешно и в пятницу. По крайней мере, я так вникаю и надеюсь, что Человек с Марса со мной согласится. Единственное, что отличает фостеритскую церковь от других, — отказ от священных текстов.
— У фостеритов есть тексты. Вот, взгляните.
— Я видел.
— Это просто подделка, под библейский стиль. А по смыслу — либо сальности, либо чепуха, либо просто мерзости.
Джабл долго молчал, потом спросил:
— Джилл, ты читала индусские священные тексты?
— Не помню. Наверное нет.
— А Коран? Или изложение какого-нибудь другого вероучения? Я бы процитировал тебе парочку сальностей или мерзостей из Библии, но не хочу оскорблять твое религиозное чувство.
— Я готова выслушать оскорбление.
— Хорошо, возьмем Ветхий Завет. Критика в его адрес обычно легче воспринимается верующими. Ты помнишь случай с Содомом и Гоморрой? Какой ценой оттуда спасся Лот?
— Конечно, знаю. Его жена превратилась в соляной столб.
— Мне это всегда казалось чересчур суровым наказанием. Но мы говорили о Лоте. Петр характеризует его как человека богопослушного, справедливого и добронравого, которого даже упоминание о грехе возмущало. Святой Петр, наверное, имеет право судить, что есть добродетель, а что — грех, если ему вручены ключи от Царства Небесного… Тем не менее трудно понять, почему он счел Лота образцом добродетели. Лот сбежал из города, спасая свою шкуру. Он приютил и накормил двоих странников, зная, что они влиятельные люди. А между тем, его гостеприимство (согласно, например, Корану и моим понятиям) стоило бы больше, если бы он думал, что они нищие. Есть в Библии еще одно доказательство добродетели Лота. Прочитай главу 19, стих 8 в Книге Бытия.
— Что там сказано?
— Ты прочитай, я ведь могу и соврать.
— Джабл! Вреднее вас я никого не встречала.