широкая рубаха, а на спине — крылышки, как у голубка. У него были золотистые кудри и солнечная улыбка. «Сфотографировать бы его для рекламы ячменного пива», — подумала Джилл.
Бун приказал:
— Лети в офис и скажи дежурному, что мне нужен еще один значок пилигрима. Пароль — «Марс».
— Марс,— повторил мальчик и взлетел над толпой.
Джилл поняла, почему у него такая широкая рубаха: под ней спрятано устройство для передвижения прыжками.
— Приходится держать значки на строгом учете, — посетовал Бун. — Вы и не представляете, сколько грешников хотят вкусить Божью Благодать, не искупив своих грехов. Мы тут прокатимся да поглазеем, пока принесут третий значок.
Они протиснулись сквозь толпу и вошли в молельню — высокий просторный зал. Бун остановился.
— Заметьте, — сказал он, — торговля присутствует везде, даже в деяниях Господа. Всякий гость, посетил он службу для новообращенных или нет, приходит сюда. И Что же он видит? — Бун показал на игровые автоматы. — Счастливый шанс. Бар и закусочная находятся в дальнем конце: редкий грешник дойдет туда, не попытав счастья. Но нельзя сказать, что мы берем у него деньги и ничего не даем взамен. Смотрите.
Бун протолкался к автомату, оттеснил игравшую на нем женщину:
— Дочь моя, позволь…
Она оглянулась и досада на ее лице сразу же уступила место радости:
— Прошу вас, епископ…
— Благослови тебя Господь. Видите, — Бун бросил в прорезь четверть доллара, — даже если грешник ничего не выигрывает, он получает в награду благословение и священный текст на память.
Автомат поурчал и остановился. В окошке показалось:
«БОГ— ВИДИТ—ТЕБЯ».
— А вот и сувенир. — Бун оторвал полоску бумаги, высунувшуюся из автомата. — Сохраните его, милая леди, и почаще думайте над ним.
Джилл сунула бумажку в кошелек, но сначала пробежала ее глазами.
«Но брюхо грешника набито грязью. Н. О., XXII; 17», —
значилось там.
— Обратите внимание, — продолжал Бун, — что выигрыш выдается не деньгами, а жетонами. Обменять их на деньги можно в казне за баром. Обычно грешники сдают жетоны на благословение и поучительные тексты. Очень многие наши прихожане вступили на путь веры именно в казне.
— Не сомневаюсь, — буркнул Джабл.
— Особенно здорово бывает, когда они срывают банк. Тогда в окошке появляются три Всевидящих Ока, играет музыка, звонит колокол. Многие падают в обморок.
Бун дал Майку жетон.
— Попробуйте!
Майк поколебался. Джабл отобрал у него жетон (не стоит подпускать парня к однорукому бандиту) и сунул его в автомат.
Майк растянул ощущение времени и попытался вникнуть, что происходит внутри автомата. Он не хотел играть, не зная правил.
Завертелись барабаны, и Майк увидел нарисованные на них глаза. Интересно, что такое «сорвать банк»? Майк синхронизировал движение глаз на барабанах, и, когда автомат остановился, все три глаза смотрели из окошка.
Зазвенел колокол, хор запел осанну, автомат замигал лампочками и стал выплевывать жетоны. Бун рассыпался в поздравлениях.
Майку стало любопытно, отчего это происходит, и он опять выстроил глаза в одну линию. Все повторилось с той лишь разницей, что высыпалась не куча жетонов, а один.
— Черт меня возьми! Этого не может быть, — испугался Бун и бросил в автомат еще жетон, чтобы автомат не стоял пустой.
Майк все же не понял, что такое «сорвать банк», и еще раз выстроил глаза в ряд. У Буна отвисла челюсть. Джилл сжала руку Майка и шепотом приказала:
— Перестань!
— Джилл, я хотел посмотреть…
— Без разговоров! Прекрати! Дома все объясню.
— Я бы не спешил называть это чудом, — протянул Бун. — Мне кажется, здесь обычная авария. Херувим!.. Попробуем еще раз, — и бросил жетон.
Без вмешательства Майка автомат выдал:
«ФОСТЕР — ЛЮБИТ—ТЕБЯ».
Прибежал херувим:
— Добрый день. Что случилось?
— Три банка подряд, — сообщил Бун.
— Три???
— Ты глухой?! Музыки не слышал? Мы будем в баре, принесешь туда деньги. И проследи, чтобы отремонтировали автомат.
— Есть, епископ!…
— Пойдемте-ка от греха подальше, — заторопил всех Бун. — Неровен час, вы нас разорите. Вам всегда так везет, док?
— Всегда, — важно заявил Харшоу. Он уже понял, что без Майка дело не обошлось и молил (Бога?), чтобы это был его последний на сегодня фокус.
Бун подвел гостей к стойке с табличкой «Занято» и спросил:
— Расположимся здесь или милая леди предпочитает сидеть за столиком?
— О, спасибо, не стоит беспокоиться! ( «Еще раз назовешь милой леди — натравлю Майка»).
Подбежал буфетчик:
— Добрый день! Епископ, вам как всегда?
— Двойную порцию. Доктор, мистер Смит, что будете пить? Не стесняйтесь, вы гости Верховного епископа!
— Спасибо. Бренди, воду отдельно.
— Спасибо. Бренди, воды не нужно, — сказал Майк (во-первых, церемония возможна и без воды, а во-вторых, ему не хотелось пить здесь воду).
— О-о-о! Мы серьезные люди! А что будет пить милая леди? Кока-колу? Молоко?
— Сенатор, — Джилл изо всех сил сдерживалась, — вашего гостеприимства хватит на мартини?
— Разумеется! У нас лучший мартини в мире — с благословениями вместо вермута. Двойной мартини для маленькой милой леди! Поторопись, сын мой, Господь тебя благослови! У нас мало времени. Сейчас засвидетельствуем почтение Архангелу Фостеру, и — в святилище, слушать Верховного епископа.
Принесли напитки и деньги в обмен на жетоны. Бун произнес тост-благословение и вручил Джаблу выигрыш — триста долларов. Джабл оставил деньги в сосуде для пожертвований.
Бун одобрительно кивнул:
— Это благородный жест, доктор! Мы помолимся о спасении вашей души. Выпьете еще?
Джилл надеялась, что кто-нибудь из мужчин скажет «да»: мартини был слабый, и ей хотелось добавки. Но все молчали, и Бун повел гостей прочь из бара. Они поднялись по лестнице и остановились перед дверью.
— Епископ Бун и три пилигрима — гости епископа Дигби, — провозгласил Бун.
Дверь открылась. Коридор привел их в большую, роскошно обставленную комнату, вроде приемной серьезного бизнесмена. Звучала рождественская музыка в сочетании с африканскими ритмами. Джилл захотелось танцевать.
Одна стена казалась прозрачной (потом выяснилось, что ее вообще нет), Бун сказал:
— Мы на месте — в Присутствии. На колени становиться не обязательно, но, если хотите, можете встать: почти все пилигримы становятся. А вот и Он — такой же, каким был, когда Его призвали на небеса.
Бун ткнул куда-то сигарой.
— Правда, смотрится как живой?