наконец, хотя смертность в межгрупповых конфликтах сильно варьирует между сообществами, она редко бывает нулевой. Анализ показателей смертности в результате межгрупповых конфликтов на стандартной выборке из двенадцати сообществ охотников-собирателей показал срединное значение в 164 смерти на 100 тысяч человек в год. Срединное значение для выборки из двадцати небольших земледельческих сообществ составило 595 смертей на 100 тысяч человек в год. Для сравнения: общемировая смертность в результате военных действий с 1960 года составляет 10 смертей на 100 тысяч человек. Этот показатель достиг максимума в 200 смертей на 100 тысяч человек во время Второй мировой войны. На 2015 год средняя по всем странам смертность в результате насильственных действий составляла 5,2 смерти на 100 тысяч человек. Таким образом, риск погибнуть в межгрупповом конфликте был для охотников-собирателей весьма значительным
45.
Однако вопрос о частоте военных столкновений не равносилен вопросу, приводили ли межгрупповые столкновения к убийствам. Как показал политолог Азар Гат в комплексном обзоре 2015 года, обе стороны дискуссии признают, что убийства происходили46. В этой дискуссии непросто разобраться, отчасти потому, что слово “война” часто подразумевает только определенные типы убийства. Дуглас Фрай описывал австралийских охотников-собирателей как “невоинственных” людей, несмотря на высокую частоту убийств в их сообществах. По его классификации эти убийства происходили в результате “междоусобиц”, а не того, что он называл “войной”47. Антрополог Рэймонд Келли написал книгу об охотниках-собирателях под названием “Невоинственные сообщества и происхождение войны”. Вопреки названию под “невоинственными” сообществами Келли в основном подразумевал жителей Андаманских островов, где, по его собственным словам, смертность в результате межгрупповых конфликтов была очень высока. Более того, рассуждая о жителях Андаманских островов, он писал, что “во внешних войнах мир был недостижим” (имея в виду вооруженные конфликты между разными этнолингвистическими сообществами, которых на Андаманском архипелаге было одиннадцать). “Внешние войны там не прекращаются, – продолжал Келли, – и формируют условия существования, определяющие границы ниш, занятых двумя популяциями”. Основываясь на тщательном анализе местных обычаев, Келли писал, что при встрече групп существовало “правило нападать всегда… когда у отряда было преимущество неожиданности”48. Иными словами, результаты исследований Келли не оставляют сомнений: независимо от того, называем ли мы столкновения между этнолингвистическими сообществами Андаманских островов войной, проактивная агрессия там используется для убийств примерно так же, как это происходит у шимпанзе.
Археолог Брайан Фергюсон был одним из создателей теории “племенных зон”, согласно которой охотники-собиратели жили миролюбиво до столкновения с колониальными государствами. Однако со временем данных о военных столкновениях в доколониальные времена становилось все больше. В 1997 году в одной из глав книги про насилие и войну Фергюсон написал: “Если кто-то считает, что насилия и войн не существовало до начала западной колонизации, появления государств или изобретения сельского хозяйства, то эта книга должна убедить их в обратном”49. Таким образом, хотя мы и не знаем точно, были ли межгрупповые убийства среди охотников-собирателей так же распространены, как среди земледельцев и скотоводов, тот факт, что эти убийства происходили, не подлежит сомнению. Также не приходится сомневаться и в том, что убийства были нередким явлением и в большинстве случаев становились результатом проактивной агрессии.
Этот вывод подтверждается и данными из других частей света. Охотники-собиратели со сложной структурой общества, такие как квакиутль северо-западного побережья Америки50 или асматы Новой Гвинеи51, совершали свои разбойничьи налеты на лодках; во время налетов они захватывали трофейные головы и скальпы, разрушали деревни и угоняли рабов. Земледельцы, использовавшие подсечно-огневой метод, такие как бразильские мундуруку52 или венесуэльские яномамо53, заранее составляли план набега, потом несколько часов или даже дней шли из родной деревни до намеченного места, там убивали одну или несколько ничего не подозревающих жертв, а затем торопились обратно, стараясь избежать преследования. Скотоводы, от монголов до мавров, верхом на лошадях врывались в поселения земледельцев и бесконтрольно насиловали, убивали и грабили. Военно-воздушные силы современных стран тоже заранее планируют воздушные налеты. Военные столкновения, безусловно, происходят в любых сообществах, и гораздо чаще – в тех, где есть специализированные военные силы. Однако для всех групп захвата и всех военных начальников идеальным нападением во все времена остается неожиданное нападение, в котором превосходство сил нападающего настолько велико, что у противника нет никаких шансов, а сам нападающий остается невредим. А это классическая модель коалиционной проактивной агрессии.
Мы точно не знаем, как и почему коалиционная проактивная агрессия стала настолько неотъемлемой частью человеческой жизни. Но два довода говорят в пользу того, что в основе ее лежит межгрупповая агрессия.
Во-первых, именно во время межгрупповых конфликтов животные чаще всего проявляют коалиционную проактивную агрессию. Внутри групп она, напротив, встречается редко54.
Известно несколько случаев убийств взрослых особей внутри сообществ шимпанзе. В обзоре Майкла Уилсона 2014 года приводится пять подтвержденных убийств взрослых особей в пределах группы и еще тринадцать неподтвержденных случаев. Все эти убийства были коалиционными. Одно из них, задокументированное от начала до конца, имело признаки предумышленности. Однако, поскольку шимпанзе не умеют говорить, этот случай все же нельзя считать коалиционной проактивной агрессией в том смысле, в котором мы применяем это понятие к человеку: когда убийцы составляют план в отсутствие жертвы55.
Приматологи Стефано Кабуру, Сана Иноуэ и Николас Ньютон-Фишер подробно описали этот случай.
Пиму был двадцатитрехлетним альфа-самцом в группе М в Национальном парке Махале в Танзании. Обратный отсчет для него начался, когда он совершил неожиданную глупость: ни с того ни с сего укусил за руку самца, который искал у него в шерсти. Самца звали Примус, ему было двадцать лет, и он уже давно претендовал на позицию альфы. Из-за этого ничем не спровоцированного укуса между ними вспыхнула драка, которую удалось заснять на видео. В течение по меньшей мере тридцати пяти секунд Пиму и Примус катались по земле, изо всех сил кусая и молотя друг друга. В конце концов Примус вырвался и побежал к группе самцов, которая находилась метрах в тридцати от них. Он кричал, словно прося поддержки, после чего залез на дерево и пропал из виду. Приматологи не видели его еще почти неделю.
Четверо из тех самцов, к которым до этого подбежал Примус, теперь приблизились к Пиму, за ними почти сразу подошли еще двое. У Пиму из большой раны на голове и еще одной на руке уже текла кровь. Началась потасовка. Первые четыре самца нападали на Пиму, а двое других довольно вяло пытались его защищать. Периоды драки как таковой продолжались не больше десяти – пятнадцати секунд за раз, а паузы между ними могли длиться