мало. Есть много способов сказать «фу, ну и жара», на самом деле не говоря «фу, ну и жара», и при наличии обычной сезонной чуши выбор невелик настолько, будто его высушило жарой. Йейтс лениво просматривает последние пресс-релизы, но там ничего стоящего; очередной раунд съемок «Индевора» на «новость» точно не тянет, а что же до почетного звания Мартина Скорсезе, он уже выжал из этого все возможное, а его предложение провести «Глас народа» на стоянке такси у вокзала было категорически отвергнуто («Эд, хватит ссылок на «Таксиста» – так с огромным удовольствием написал редактор в «Месседжпэде» Йейтса).
Он откидывается на спинку кресла и неспешно крутится из стороны в сторону. Звонит его мобильник, но он не бросается к нему. Если вспомнить, какой сегодня неудачный день, то наверняка звонит мама.
– Дик, старина, как ты?
На свете есть только одни человек, который называет его так. И каждый раз это приводит его в бешенство, но то, что это за человек, вынуждает его прикусывать язык.
– У тебя для меня что-то есть?
– Конфиденциально, ясно? Я серьезно. Потому что, если всплывет, что ты узнал это от меня, меня возьмут за задницу.
Йейтс садится прямо и приводит «усики» в полную готовность.
– Угу, угу, – как можно небрежнее говорит он. – Когда я тебя подводил?
На другом конце вздох.
– Ладно. Просто должен был сказать об этом.
Йейтс подтягивает к себе блокнот.
– Так что у тебя?
– Эмма Смит. Мы кое-кому предъявили обвинение.
– Тому сорокашестилетнему типу, что вы арестовали?
– Верно. Мы не будем выступать с заявлением, но завтра рано утром он предстанет перед судьей, так что постарайся быть на месте, ясно? И прихвати с собой фотографа.
Йейтс быстро записывает:
– Ты считаешь, что он точно тот самый?
На другом конце слышится самодовольство, которое ни с чем не спутаешь.
– О, это точно наш человек. Но главное не в этом. А в том, кто он такой. Честное слово, старина, это самая настоящая бомба для первой страницы.
Йейтс крепче сжимает трубку:
– Ты хоть намекнешь или и дальше будешь дразнить меня?
– Если намекну, ты все равно не сможешь выдать новость раньше времени, понятно? Тебе придется дождаться расписания судебных заседаний. Безопасность на этом заседании будет надежнее, чем у папы римского.
– Угу, угу…
Глухой смешок.
– Скажу так: что может быть хуже, чем крушение жизни и карьеры некоего Адама Джона Фаули?
Йейтс хмурится. Он знает это имя. Каждый журналист в городе знает это имя.
– Подожди, ты серьезно…
– Абсолютно, старина. Именно это я и говорю тебе. Что за ублюдок изнасиловал и убил Эмму Смит? Детектив-инспектор Адам Фаули.
* * *
– Я хотел «Чириэс»[77], – говорит Бен, стоя у открытого шкафа. Он только что вернулся с велосипедной прогулки, весь потный, пыльный, и ищет, чем бы побыстрее восполнить углеводы. – Но они закончились.
Нелл Хенеган у мойки поворачивает к нему голову.
– Уверена, что нет, дорогой. Я только два дня назад купила новую пачку.
Бен стоит на своем.
– Закончились, – говорит он тоном мученика, – потому что тетя Алекс постоянно их ест. А они – для меня.
Нелл улыбается:
– Разве я не говорила тебе, что у беременных дам иногда бывают странные предпочтения. Я сама не могла оторваться от маринованного лука, когда носила тебя, а после видеть его не могла. Так уж получилось, что сейчас тете Алекс нравятся «Чириэс», понимаешь? Проблем нет – в доме их полно.
– Нет, – упорствует Бен, – их нет.
Нелл начинает раздражаться:
– Ты, наверное, плохо искал.
Как и его отец, как и ее отец. Это характерно для всех мужчин.
Бен не двигается, поэтому Нелл откладывает овощечистку и с громким вздохом идет в кладовку. Через три минуты она с недовольством вынуждена признать свое поражение.
– Может, съешь что-нибудь другое? Я сделаю тебе тост, у нас есть «Нутелла»…
Теперь хмурится и Бен:
– А как же завтра? Что насчет завтрака?
Нелл смотрит на часы. Можно сбегать в магазин – у нее хватит времени, чтобы вернуться и приготовить еду, а потом забрать Ники с дзюдо. Да и Джерри будет дома через двадцать минут.
– Ладно, – говорит она, – я схожу в «Теско». А ты пригляди за тетей Алекс, пока меня не будет.
Он пожимает плечами:
– Не могу. У нее дверь закрыта.
– Не воспринимай все так буквально, дорогой. Ты же знаешь, что я имею в виду. Перед уходом я ее предупрежу. А пока, чтобы ты не умер с голоду, тостер вон там.
Она треплет его по волосам, в ответ на свои старания получает раздраженное пожатие плеч, отворачивается и идет наверх.
Из комнаты не доносится ни звука, и Нелл останавливается у двери. Потому что слова Бена только усилили ее собственное беспокойство. Алекс весь день ведет себя странно – по сути, она ведет себя странно со вчерашнего вечера. Почти ничего не ест, не выпускает из рук планшет, что действует на нервы Джерри, так как мальчикам он запрещает садиться с гаджетами за стол. А к завтраку она вообще не вышла. Нелл дважды поднималась наверх с чашкой чая, но Алекс через дверь кричала, что у нее все в порядке и она скоро спустится. Нелл знает, что сестра очень деликатный человек – она боится занимать слишком много места в доме и мешаться под ногами, – однако сейчас это уже приняло нелепые формы.
– Алекс? – говорит она, настойчиво стуча в дверь. – Я бегу в магазин. Тебе надо что-нибудь?
Тишина.
У Нелл учащается сердцебиение – уединение уединением, но ее сестра беременна, очень беременна…
Секунду она колеблется, затем берется за ручку и открывает дверь.
* * *
В пабе полно народу. Пусть сегодня понедельник, но на улице жарко, день праздничный, и в заведении царит оживление, несмотря на то что первые крупные капли дождя, упавшие на раскаленный асфальт, загнали людей в полумрак помещения, где яркие разноцветные напитки с соломинками и зонтиками выглядят смешными и очаровательно не к месту.
Хотя идет дождь, дверь приоткрыта, чтобы впускать характерное для Банбери-роуд подобие свежего воздуха; на пороге появляется блондинка. И она не ищет укрытие от дождя – она намеревается зайти и оглядывает толпу. Так как в помещении темно, проходит несколько мгновений, прежде чем ее глаза привыкают к полумраку после дневного света. Женщину легко узнать.
Она проходит внутрь и пробирается сквозь толпу к столику в задней части. Там уже сидят двое, молодой мужчина и девушка; они разговаривают вполголоса, тесно прижавшись друг к другу. На молодом человеке белая футболка, на его левом предплечье угловатая татуировка в