это?
Морган мгновение сомневается, потом кивает:
– Да, понимаю.
* * *
В соседнем кабинете Гислингхэм поворачивается к представителю прокурорской службы.
– Как вы думаете, нам следует еще раз опросить Тобина? Проверить, сможем ли мы заставить его признаться в том, что мать научила его, что сказать?
Юрист вздыхает.
– Сомневаюсь, что стоит тратить силы – теперь присяжные все равно не поверят этому ребенку. – Она принимается убирать в сумку свои блокноты. – Да и вещественные доказательства имеются повсюду в квартире. Все это дело – сплошное болото.
Гоу поднимает голову, изгибает брови. Очевидно, что он согласен.
– Пусть она немного попотеет, – говорит юрист, – а потом мы ее отпустим.
Гис хмурится:
– Он получает предупреждение и судимость, а она остается безнаказанной?
– Он признался в том, что сделал. Она все отрицала, и мы ничего не можем доказать. Все улики косвенные.
– Мы могли бы обратиться к ее студентам под предлогом расследования обвинения в сексуальном нападении и попросить всех, у кого есть какая-то информация, связаться с нами.
Юрист кивает:
– Я не вижу в этом никаких проблем, делайте. Возможно, это хотя бы прикроет вашу спину от нападок прессы. Но пока кто-нибудь не выступит с заявлением и его дело не дойдет до суда, боюсь, все будет бесполезно.
– Значит, она выйдет сухой из воды?
Юрист устремляет на него тяжелый взгляд:
– Вы считаете, что, когда твое имя вываляли в грязи и разрушили твою карьеру, это «выйти сухой из воды»?
Гис задумывается:
– Ну, если вы так ставите вопрос…
* * *
Дэйв Кинг нажимает на планшете «паузу» и поворачивается к Рут Галлахер.
– Достаточно, да? – говорит он. – Достаточно, чтобы прищучить его?
Она хмурится:
– Прокрути еще раз.
Рут уже трижды просматривала запись с камер видеонаблюдения, и ей редко доводилось видеть столь неопровержимые доказательства. Но останавливает ее не это. А выражение лица того, кто показывает ей запись. В последние несколько дней Кинг демонстрирует целеустремленность, граничащую с фанатизмом, и именно это вызывает у нее замешательство. Полицейский не должен испытывать такого ликования по поводу краха одного из своих – что бы тот ни совершил.
Кинг снова включает запись. Она видит, как ему трудно скрывать свое нетерпение. На шее у него учащенно пульсирует жилка.
Камера, расположенная в одной из квартир на углу Уильям-Люси-уэй, смотрит прямо на Уолтон-Уэлл-роуд. Мост вне пределов видимости слева, но можно увидеть все и всех, направляющихся к мосту. В том числе и машину, которая проезжает на большой скорости в час ноль девять ночи во вторник, десятого июля, за пятнадцать минут до того, как бригада железнодорожников замечает тело, падающее на пути.
– Дальше на этом участке дороги тупик, – говорит Кинг, словно Галлахер еще не знает об этом. – Из-за припаркованных машин там слишком узко для разворота. Ему надо было проехать до автостоянки у Порт-Мидоу, чтобы развернуться. – Он прищуривается. – Жаль, что козел, который установил камеру, не развернул ее так, чтобы мы могли увидеть регистрационный номер…
Теперь на экране улица пустынна. Ни прохожих, ни машин. Никаких признаков жизни нет до часа тридцати одного, когда появляется та же машина и быстро едет в обратном направлении, к городу. Галлахер сглатывает. Она знает, что только что сделал этот человек. И что у него было в машине.
Кинг ставит на паузу. Невозможно увидеть, кто за рулем, но модель видна четко.
Это темно-синий «Форд Мондео».
* * *
Все еще душно, но небо затянуло тучами. Воздух загустел от приближающейся грозы, и, несмотря на высокие потолки и широкие окна, атмосфера в гостиной на Сент-Люк-стрит мрачная, давящая. Марина сидит на диване, у нее на коленях плачущий сын, и она прижимает его к себе. Вместе они напоминают какую-то жуткую версию Мадонны с младенцем.
– Это нечестно! – рыдает он. – Они сказали, что я врал, но я не врал!
– Я знаю, что ты не врал, дорогой, – шепчет Марина, укачивая его. – Я знаю, что ты не врал.
– Я видел его, мама! Я видел его! Я видел его!
– Я знаю, солнышко, знаю.
Его рыдания превращаются в тяжелые всхлипы. Он поднимает голову и смотрит на нее.
– Тогда почему?..
Она гладит его по голове, ее глаза полны слез.
– Так иногда бывает, дорогой, – это несправедливо, это сильно ранит тебя, но люди действительно не всегда верят тебе. Даже если ты говоришь правду.
* * *
– Значит, ты хочешь предъявить ему обвинение? – говорит Харрисон. Он без куртки, рукава его рубашки закатаны. Можно сказать, что ему жарко не только из-за погоды.
– Да, сэр, – говорит Галлахер. – Нам нужно сначала представить ему на допросе новую улику, но прокурорская служба уверена, что дело против детектива-инспектора Фаули приняло очень серьезный оборот.
– Как я понимаю, за это надо благодарить детектива-сержанта Кинга.
Она слегка хмурится. Даже если это и так, Кинг не имел права разговаривать с Харрисоном за ее спиной.
– Между прочим, сэр, запись нашел детектив-констебль Асанти. Он знает район вокруг моста и предположил, что у кого-нибудь из местных жителей может быть установлена охранная система. И оказался прав.
Харрисон поднимает на нее взгляд:
– Серьезно? Асанти? Оторвал задницу и проявил инициативу, да?.. Если честно, нам бы не помешало такое его усердие в других делах.
– Да, сэр. Хотя я подозреваю, что он не особо радуется. Он явно рассчитывал, что на записи мы найдем машину Хью Клиланда.
– А… ловко.
– Но я поговорю с ним – передам ваши замечания.
– Да, поговори. – Он откидывается на спинку, хмурится. – А пока…
– А пока сегодня днем Адаму Фаули будут предъявлены обвинения – пресс-служба попросила не делать этого раньше, так как они предпочли бы, чтобы он предстал перед магистратом только завтра утром. Им нужно побольше времени, чтобы подготовиться к обороне.
– Да, представляю, в каком они восторге от такой перспективы…
Галлахер морщится:
– Они не смогут сказать, что не знали о такой вероятности.
Харрисон устремляет на нее понимающий взгляд:
– Поверь мне, Рут, к такому взрыву дерьма подготовиться невозможно.
Над ними грохочет гром. Подобный символизм откликается болью в душе.
– Как будто нам мало того, что один из наших детективов-инспекторов причастен к изнасилованию и убийству, а тут еще эти проблемы…
– Очень не ко времени. Но если вас устраивает то, как я предложила с этим справляться…
– Да-да, – быстро говорит он. – Делай, что считаешь нужным, главное – чтобы в моих «Входящих» ничего не было. И чтобы ничего не было на первой странице проклятого «Оксфорд мейл».
* * *
Гислингхэм откашливается:
– Значит, вы понимаете, что, принимая предупреждение, вы признаётесь в попытке помешать ведению следствия?
Морган кивает.
– И