говорит он, протягивая карточку, которую до этого выставлял перед «глазком». – «Мольба детей Сирии». Вы могли бы…
– Но ведь я вас знаю, да? – говорит она, перебивая его. – Вы бегаете в Шотовере, утром по субботам?
Он вздрагивает, потом явно узнает ее:
– Пару недель назад вы помогли мне, когда один малыш упал на дорожке и принялся кричать во все горло. Бедняжка, один Господь знает, куда делась его мамаша…
Она улыбается:
– Помню… вы проявили исключительную доброту.
Он смеется.
– У меня большая практика. Только не со своими детьми, – быстро добавляет она. – Мне пришлось заботиться о детях моего брата. Ну, вы понимаете, когда тот был в отъезде.
Он становится серьезным, потом опять улыбается:
– Ну вот как такое может быть? Совпадение, а?
Она протягивает руку за конвертом для пожертвований:
– Если подождете минутку, я схожу за кошельком.
* * *
Когда звонит телефон, Гислингхэм стоит у кофе-автомата, пытаясь выбрать наименее мерзкий вариант. Такова необходимость: сегодня не тот день, когда можно выйти на улицу. Он смотрит на экран телефона, хмурится. Номер он не узнает.
– Детектив-сержант Гислингхэм? Алло!
Сначала он не может разобрать, что она говорит, – слова наталкиваются друг на друга, она задыхается, в голосе паника, – но, когда ему удается немного успокоить ее, первое, что он слышит, это имя.
Адам.
* * *
9 июля 2018 года, 9.45 вечера
ЯРОСТЬ
Ярость, и страх, и раздражение на ее идиотизм, на ее полную и беспросветную тупость.
Разве можно быть такой наивной, черт побери?
Зря она пила то вино.
Зря она открыла дверь.
Он знал, что она впустит его только после того, как узнает, как увидит его лицо.
Он заставил ее думать, что он безвреден, – он заставил ее думать, что он такой же, как она, – любит бег по утрам, – заботится о детях.
Конверт с эмблемой ЮНИСЕФ, Шотовер, история с мальчишкой – все это… все это подстроено.
Все эти недели он бегал там не просто так – он бегал там, потому что там бегала она.
Как же долго он все это планировал?
Она опять сопротивляется, пытается выпихнуть кляп, освободить запястья, лодыжки. То, чем он связал ее, мягкое на ощупь, но внутри проволока, которая не поддается.
Она слышит, как он ходит по ванной, потом по спальне. Стук «плечиков», скрип выдвигаемых ящиков. Роется в ее вещах руками в жутких латексных перчатках. Смеется с самим собой, он же бывал здесь раньше.
Читает ее дневник – смеется над собственной сообразительностью, – видит, как она жалка, как глупа, как напугана.
Она не представляет, кто он такой, но он с самого начала опережал ее на три шага.
А сейчас…
Сейчас уже поздно.
* * *
– Мэм, могу я с вами переговорить?
Рут Галлахер поднимает голову. На пороге ее кабинета стоит Гислингхэм. Вид у него взбудораженный.
Она машет ему:
– В чем дело, Гис?
Она жестом указывает ему на стул, но он не садится. У него в руке листок бумаги.
– Мне нужно передать сообщение Фаули. Говорят, вы предъявили ему обвинение?
Она вздыхает:
– Да, прости, я должна была сказать тебе. У нас появилось новое доказательство – запись с камер с Уолтон-Уэлл.
Он хмурится:
– Мне казалось, на мосту нет камер?
– Точно, нет. Но есть в домах на Уильям-Люси-уэй. Это Асанти додумался…
У сержанта отвисает челюсть.
– Асанти? Вы получили улики для предъявления обвинения Фаули от Асанти?
Рут слегка озадачена:
– Да. Неловко получилось… думаю, он надеялся совсем на другое…
Но Гис движется дальше:
– Забудьте об этом… я о другом. Мне только что позвонила Нелл Хенеган – она свояченица Фаули. У его жены начались роды.
Галлахер явно встревожена:
– Но ведь еще рано?
Он морщится:
– Да, раньше срока.
Она тянется к своему телефону.
– Изолятор временного содержания Ньюбери, пожалуйста. Здравствуйте, это сержант-надзиратель? Говорит детектив-инспектор Галлахер, отдел тяжких преступлений. Организуйте, пожалуйста, патрульную машину для доставки детектива-инспектора Фаули в больницу Рэдклиффа в Оксфорде. Как можно скорее. Да, родильное отделение. Скажите ему, что у его жены роды, но это вся информация, что у меня есть на настоящий момент.
Она откладывает телефон.
– Спасибо, мэм, – говорит Гислингхэм, но не двигается с места.
– Что-то еще, сержант?
– Алекс… миссис Фаули… вы, вероятно, знаете… она юрист.
Галлахер кивает:
– Да, я это знаю.
На его лице отражается нечто вроде смущения.
– Ну, по словам ее сестры, миссис Фаули что-то нашла. По делу Пэрри.
Галлахер хмурится:
– Что именно?
– В этом-то и проблема. Я не знаю. И Нелл не знает. Алекс не успела сказать ей. Просто оставила сообщение, чтобы заглянули в ее ноутбук. – Он кладет листок бумаги на ее стол. – Нелл сделала фото и отправила мне по «Ватсапу».
Изображение слегла сдвинуто вбок, как будто снимали в спешке. Слова и фразы, одиночные буквы, подчеркивания, кружки, стрелки, вопросительные знаки. Рут смотрит на Гислингхэма.
– Как, черт побери, нам разобраться в этом? Это же просто набор случайных знаков.
Гислингхэм берет стул и садится, подвигает листок так, чтобы видно было обоим.
– Вовсе нет, – говорит он. – Видите вот это, «Эп»? Это наверняка означает «эпизод». Думаю, Алекс слушала подкасты о Пэрри. Которые делает «Вся правда». – Он указывает: – Видите, «ВП»?
– Боже, это то самое, чего бы я больше всего хотела избежать… Особенно если бы была одной из жертв.
Гислингхэм кивает:
– Я тоже. Но если Алекс все же этим занималась, возможно, в этом что-то есть… что-то новое? Она же не присутствовала на всех заседаниях суда – возможно, нашла нечто, чего не знала раньше? Может, то, что даже мы не знали раньше?
Галлахер смотрит на Гислингхэма:
– Наверное, она слушала подкаст, но интересуют ее совсем не придорожные изнасилования. Ее интересует дело Смит.
Алекс Фаули ищет способ снять обвинения с мужа. Галлахер вздыхает: только не это. А она-то думала, что все двинулись дальше… Хотя, если судить по выражению лица Гислингхэма, все минус как минимум один.
– Я не совсем понимаю, чего она хотела этим достичь, – мрачно говорит она. – Уверена, Алекс очень хороший юрист, но она не настолько хорошо знает дело, чтобы делать выводы.
Гис пожимает плечами.
– Не знаю; на мой взгляд, она идет в том же направлении, что