— Для какой цели служил аппарат? Отвечай! Рудаков прикидывается дурачком.
— По музыке соскучились, герр хауптман.
На столе гестаповца радиоприемник. Рудакову приказывают включить его. Что-то трещит в наушниках, слышатся сплошные разряды. Необходимо вскрыть заднюю крышку. Несколько минут радист копается внутри ящика. Наконец все в порядке, раздается бравурный немецкий марш. Но Маннергейма не так легко обмануть. Он отпускает Рудакова и на прощание говорит:
— Завтра ты услышишь другую музыку…
На следующий день в комендатуру приглашают радиоинженера, специалиста-немца. Он внимательно осматривает приемник и презрительно бросает:
— Этот ублюдок может слышать только Германию, и не дальше, чем на двести километров от лагеря. Посмотрите, ведь это сплошная кустарщина.
Маннергейм облегченно вздыхает. Значит, Москву все же интернированные не слышали. Уже легче.
…В уголке камеры сидит Рудаков и спокойно докладывает членам бюро:
— Вскрыл заднюю крышку, вытащил деталь диапазона коротких волн. Засунул ее в приемник так, что сам черт не найдет. Теперь с трудом Нюрнберг можно слушать.
А Маннергейм, чтобы замять дело и не доводить случай до высокого начальства (иначе несдобровать ни ему, ни коменданту), решает наказать виновных домашними средствами. С этого дня подозрительную четверку не выпускают в город. Свирепствуют унтера, солдаты, охрана, конвоиры. Но дело уже сделано.
В лагерь привозят советских подданных, интернированных в разных странах: во Франции, Германии, Бельгии, Чехословакии. Вюльцбург наполняется гомоном новых голосов. Заселяют свободные камеры. Самые невероятные и разноречивые вести с воли.
Скоро мы выяснили, что эти люди стали советскими гражданами примерно при таких же обстоятельствах, как и поляки, но во всем остальном они резко отличались от них. Среди французов, как мы окрестили приехавших, было много инженеров, химиков, архитекторов, музыкантов, был крупный математик Л. А. Калужнин, были даже учителя высших школ, которых почтительно называли профессорами. Интернировали и привезли в Вюльцбург из Чехословакии даже В. Ф. Булгакова, последнего секретаря Льва Толстого. Некоторые имели самое отдаленное отношение к Советскому Союзу и к России вообще. Было совершенно непонятно, почему они попали в Вюльцбург как советские граждане. Заключили, например, в замок какого-то косноязычного банкира, слюнявого и хвастливого, матерого врага коммунистического строя, только за то, что он родился в России и в младенческом возрасте был оттуда вывезен. Встречались и другие типы. Петлюровец, два молодых парня, бежавших от коллективизации, белый эмигрант. Но были также люди, искренне симпатизирующие нам, желающие помочь во всех делах. Одним из них был Аронович. Он сражался на баррикадах Мадрида, хорошо знал несколько языков. Впоследствии он помог нам как переводчик в очень ответственный момент. >В общем, публика была самая разношерстная, и партийное бюро должно было еще больше законспирироватъ свою работу, тем более что стало известно — немцы вербуют себе из этой группы информаторов. Банкир и петлюровец стали агентами Вейфеля.
Через несколько дней евреям, которые находились среди прибывших, приказали нацепить оскорбительные желтые звезды с надписью «Jude». Моряки сразу же разгадали попытку Маннергейма разделить лагерь, сыграть на низменном чувстве антисемитизма. Но нам оно было чуждо. Утром после поверки мы демонстративно гуляем вместе с евреями, дружелюбно разговариваем с ними, помогаем подняться в камеры слабым. Злобно следит за происходящим на плацу Маннергейм. Еще одна провокация не удалась. Скоро желтые звезды исчезли с пиджаков и пальто. Гитлеровцы не пытались восстановить это правило.
С питанием в лагере стало несколько лучше. Интернированные, выходящие на работу в город, завели знакомства и с успехом меняли сделанные в лагере игрушки, портсигары, шкатулки на хлеб и картошку. Обратно в лагерь с фабрик и лесопильных заводиков приносили «материал» — обрезки бука, дуба, иногда даже ореха. Унтера на это смотрели сквозь пальцы и дерево не отбирали. Тем более что сами они часто получали презенты и одаривали своих знакомых изящными вещицами. Матери охотно покупали детишкам забавных собачек, деревянные кораблики, попрыгунчиков. Давали за них хлеб, брюкву, сигареты. Все делалось неофициально. Когда в камерах производили очередной обыск, инструменты, если их находили, отбирали. Но мы научились их прятать, а если теряли, то товарищи приносили снизу новые.
Однако несмотря на некоторое облегчение нашей жизни, люди продолжали умирать. Ослабленный голодом организм уже не мог сопротивляться болезням. Малейшая простуда иногда являлась роковой. Ревир полон. По утрам «проветривают» помещения. Часами распахнуты окна. На койках мечутся люди в жару. Это на руку гитлеровцам. Скорее перемрут. Врач-лейтенант еженедельно приезжает к нам на «оппеле» и продолжает «лечить» своими методами. У Круликовского болит зуб? Сейчас поможем. Доктор берет щипцы и вырывает больной зуб, а заодно и здоровый. Интернированному не нужно много зубов, жевать ему почти нечего.
Степанов очень болен. У него нарыв в горле. Доктор его «оперирует». Делает укол в горло. Степанов через несколько минут умирает прямо на стуле. Хорошо. Можно списать еще одного человека и разломить бирку. Умирает машинист Сеня Ушаровский. Он задыхается ночью в ревире. Некому помочь. Никто не дежурит в лазарете. Нет, лучше не болеть. Стопка клетчатых мешков лежит в углу на тумбочке. Все знают, для чего они приготовлены. Когда умирает моряк, немцы всегда ставят один и тот же диагноз: «Умер от болезни, привезенной из Советского Союза», — так записывается и в карточку.
Иван Иванович Хельм, лагерный переводчик, предприимчивый человек. Как-то он увидел у Вейфеля отличный ореховый портсигар с инкрустацией. Он повертел его в руках, прищелкнул языком и спросил:
— Отличная работа. Кто сделал?
Унтер нехотя показал на окна тюрьмы.
— Там многие этим занимаются. Запрещаем, но уж так смотрим… — Он растопырил пальцы и поднял руку к глазам.
— Понятно, понятно, — буркнул Хельм и пошел в барак комендатуры.
На следующий день. он. сделал, предложение Олегу Сныткину. Моряк славился как лучший резчик.
— Я организую мастерскую в помещении при комендатуре. Вы получите инструмент, материал, краски и будете делать портсигары, шкатулки, фигурки. Я знаю, что вы прекрасно режете по дереву. Продукция поступает мне. Вас никто не будет брать на другие работы. Поговорите с товарищами. Потом скажете мне.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});