Любили мы и другую песню — «Давай закурим». Она начиналась словами:
Почему, мой друг, ты так нахмурен,Светится печаль в глазах твоих?Доставай кисет, давай закуримПапиросу дружбы на двоих…
Жора Филиппов писал не только песни. По поручению партийного бюро он составлял злые антифашистские раешники, призывающие советских людей, военнопленных и репатриированных, к борьбе. Вот кусочек текста такого раешника, обращенного к солдату РОА:
«Кто давно изменил чести знамени красного и не хочет искать себе выхода ясного, кто сменил интересы народа и Родины на кулек недозрелой фашистской смородины, кто немецкою пулей в брата прицелился, кто священную клятву нарушить осмелился, если в немца он штык свой вонзать собирается, так скажите, чего ж он сейчас дожидается?»
Раешники подписывались псевдонимом «Ермил». Ермила знали за стенами замка, с нетерпением ждали от него вестей. С бумагой в лагере было плохо, и писалось все на рекламных листках. Их крали и приносили работающие на фабрике металлоизделий. Желтый листок, на одной стороне кот в сапогах с кастрюлькой в лапах, другая сторона чистая. На ней и писали. Специальные доверенные переписчики размножали эти листовки, а Маркин, работавший грузчиком на лагерной автомашине, с большим риском развозил их по окрестным лагерям военнопленных и репатриированных в Швабах, Нюрнберг и Вайсенбург. Содержание листовок согласовывалось с Устиновым, которому бюро поручило связь с внешним миром.
Вообще что-нибудь вынести или принести в замок было делом чрезвычайно трудным. Унтера при выходе из ворот или возвращении в лагерь устраивали обыск. Но моряки оказались хитрее. Они применяли самые совершенные методы контрабанды. Куда только не прятали запрещенное! Вплоть до банок с двойным дном, в которых носили баланду. Так проникли к нам ножички, пилочки, напильники, украденные в мастерских. Этим же путем уходили из лагеря пачки патриотических листовок. На воле, в городишке Вайсенбург, появляются друзья немцы, с которыми коммунисты устанавливают связь. Как-то матрос Вакульчук принес из Вайсенбурга такие новости:
— Сегодня водили на фабрику к Ансельму. У него русские военнопленные работают. Пока наш фриц ходил к хозяину пить свой шнапс, мы покалякали. Говорят, что приехали к ним эти — ну как их там? — из армии Власова. Не то РУА, не то РОА. Всех военнопленных вербуют в эту армию. Форму немецкую дают, паек немецкого солдата, а кто не хочет, того в лагеря смерти…
— Ну и как, идут?
— Некоторые идут. Все равно, говорят, Германия победит Советский Союз. Красной Армии нет, чего уж тут…
— А ты что?
— Я-то? Сказал, что они дураки, если верят гитлеровцам. Все липа. И Красная Армия есть, и победы фрицевские уже кончились.
— Это ты правильно. А они что?
— Где доказательства, спрашивают. Сомневаются, одним словом.
— Вы часто к Ансельму ходите? — спрашивает матроса Шилин.
— Теперь туда каждый день будут водить.
— Так вот, передай военнопленным, что будут доказательства. Пусть подождут идти в армию предателей. Понял? Пошлем с тобой бумажку… Сумеешь пронести и отдать?
— Конечно, — кивает головой Вакульчук. — Не такое выносили.
На следующий день на тонкой бумаге военнопленным посылается обзор военных действий за последнюю неделю, собранный по крохам из разных источников, и призыв верить в нашу победу. Завязывается переписка.
Но не хватает фактов правдивой информации, которую можно было бы передать этим людям. Конспиративно во время прогулки собирается бюро. Решают, что необходим свой радиоприемник. И снова многие интернированные получают задания.
Начинается подбор деталей. Моряки, работающие в городе, срезают провода, вынимают лампы из приемников, тащат материалы для изготовления конденсаторов, одним словом несут все, что может пригодиться. Коле Тульскому и Леве Березкину где-то на чердаке, — они убирали там мусор, — удается в груде хлама отыскать старый радиоприемник. Они разбирают его на части и приносят в лагерь. Теперь можно начинать работу. Сборка поручается одному из лучших радистов, Евгению Рудакову. Он работает в строжайшей тайне даже от своих. И вот недели через две засветились лампы приемника. Шулепников подошел ко мне и шепотом сообщил:
— Сегодня будем слушать Москву. Я вам все расскажу…
— А мне послушать можно?
— Что вы! Поручено только нескольким…
Да, не все счастливцы могут слушать голос Родины. Это дело бюро поручает Маракасову, Шулепникову, Бегетову, Ратьковскому и Рудакову. Один из них слушает, другие стоят на страже у дверей в коридоре. Вечером приходит Шулепников. Возбужденный, глаза сияют. Я понял, что сеанс прошел успешно. Он отзывает меня в сторону:
— Ой, если бы вы знали… Слышали голос Левитана! Понимаете, Левитана. Как заговорил — в горле запершило. Боялся — не расплакаться бы… На фронтах не так уж плохо, как тут сообщают. Тяжелое, конечно, положение… Вот примерно как обстоят дела…
Теперь ежедневно мы слушаем сводки Совинформбюро. Их записывают, размножают, читают в камерах, отправляют военнопленным и насильно угнанным русским.
Из-за колючей проволоки, из-за двадцатиметровых стен, невзирая на обыски и запреты, доходит голос Москвы до измученных людей, теряющих веру в жизнь, он вливает в них новые силы и волю к борьбе.
Три месяца просуществовал приемник. Этот маленький уродливый аппарат, как кислородная подушка, помогал дышать и жить сотням наших людей. Только из-за неосторожности одного из моряков приемник во время очередного обыска камер был обнаружен Вейфелем. Какой скандал! В лагерь, обнесенный несколькими рядами колючей проволоки, с глубоким рвом, с целой псарней охранных собак и гарнизоном в сто человек, интернированные сумели пронести радиоприемник. Гестаповец Маннергейм разгневан. Опять неприятность, да еще какая! На допросе он тычет пистолетом в лицо радисту Жене Рудакову: ведь только радист мог собрать приемник…
— Для какой цели служил аппарат? Отвечай! Рудаков прикидывается дурачком.
— По музыке соскучились, герр хауптман.
На столе гестаповца радиоприемник. Рудакову приказывают включить его. Что-то трещит в наушниках, слышатся сплошные разряды. Необходимо вскрыть заднюю крышку. Несколько минут радист копается внутри ящика. Наконец все в порядке, раздается бравурный немецкий марш. Но Маннергейма не так легко обмануть. Он отпускает Рудакова и на прощание говорит:
— Завтра ты услышишь другую музыку…
На следующий день в комендатуру приглашают радиоинженера, специалиста-немца. Он внимательно осматривает приемник и презрительно бросает:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});